Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис

– И что предлагаешь? Тут остаться? – спросил Илья и с издевкой. – Или пистолет?..

Сотников отмахнулся.

– А иди ты…

– А помнишь, как из Джунглей на Инициации выползал? – прищурился Знайка. – Ты как тогда – думал, что не сможешь? Или пер вперед – день за днем, шаг за шагом? Где тот Карбофос? Сдулся? Был – да весь вышел?!..

Эта оплеуха подействовала похлеще боевого транквилизатора. Сдулся?.. Хрен те в глотку, тварь мелкая. Не дождешься. И никто не дождется! Да, обоймы больше нет. Но Карбофос – остался. И остался этот мелкий злобный черт, который словно специально доводил его сейчас до бешенства. И раз есть хоть часть обоймы – пусть даже малая часть! – приказ должен выполняться. Так всегда было в ПСО – и так оно будет.

– Так что?.. Идем? – подняв глаза на друга, хмуро спросил Серега.

– Идем, – решительно кивнул Илья. Силы его, казалось, прибывали с каждой минутой – и он уже даже и привстал, опираясь на руку и внимательно глядя на товарища. – Не должна обойма зря погибнуть. А если не дойдем до нулевого – значит зря. Понял? Значит надо добраться! Обязательно дойти! Умри – но сделай! Собирай шмурдяк, все что найдешь – и вперед!

– Немного найдется… – горько ухмыльнулся Сотников. Он уже стоял на ногах – стоял твердо, без единого следа ватности в коленях – и осматривался. – Патронов соберем. На двоих этого добра валом. Вода у кадавра должна быть. Литра три. И жрачка. И медицины у обоих. С пацанов еще снимем. И тебя вот надо доштопать…

– Доштопаешь, – кивнул Знайка. Включив фонарь, он посветил на ногу, разглядывая обрубок опытным глазом. – Пока терпит. Всадишь еще бодрящего – и доштопаешь. Обкорнать ещё придется… Нам бы повозку соорудить, припас тащить. Да и мне на повозке удобнее будет.

– Это уж, брат, как получится, – покачал головой Серега. – Если что – волокушу. Жопой кочки пересчитаешь. Так тебе и надо, – мстительно проворчал он. – Ишь ты – еще орал на меня. Падла мелкая… Это я, что ли, срань жидкая?!..

Знайка ухмыльнулся и устало откинулся на спину.

– Отживел. Ну слава богу… Давай, собирайся. А я полежу ещё…

Погибших бойцов Серега трогать пока избегал. После. Перед самым уходом в землю уложит. Сначала – враг. Да и профессиональный интерес проснулся – и снаряга кадавра, механизм незнаком, жизненно важно посмотреть.

Первым делом обшарил машину. Толщину основных элементов установить сходу не удалось – тот же нагрудники или лобовая на головной части труднодоступны, вскрывать надо – но бедренные и плечевые панели разглядеть сумел. Десять миллиметров минимум. Внушительно… Судя по габаритам – модель явно меньше двухтонника, аналогия пятисотого. Пехотный вариант. Но у КШР‑500 броня конечностей пять‑семь миллиметров… А здесь почти в два раза больше! И броня корпуса наверняка тоже. Более защищенная от мелкого калибра, неуязвимая для семерки. Серега вздохнул – пехотой эту штуку не повалишь. Только тяжами. Или снайпер грохнет – Точка же смог.

То же касалось и бортового вооружения. Пятисотый имел пулеметы под семь‑шестьдесят два. Здесь же торчал двенадцатый. Коротковатый правда, не для дальнего боя – но, в Джунглях длинный ствол почти не играет. И если машина для того и предназначена – в паутине работать, – короткий ствол в самый раз.

Вскрыв аптечку бармалея, убедился что она полна. И то хорошо. Было здесь на удивление много – и тоже побольше, чем у пятисотого. И даже пакетов с гемостатиком – в два раза. Снова плюс. Жизнь‑то налаживается, горько усмехнулся он. В создавшейся ситуации медицина – сокровище.

Оставив механизм, перешел к кадавру. Этот экземпляр интересовал не меньше, а то и побольше, чем машина. И прежде всего – броня. В тоннеле, во время боя, он видел и активную экзу – но кадавр, лежащий перед ним, оказался обладателем простого пассивника. Значит, и у мечников этих моунтанских соблюдено: командир группы в активной, бойцы – в пассивниках. Впрочем, броня наверняка штатная у всех – и вот ее‑то и нужно осмотреть. Серега, поставив фонарь рядом, принялся было разоблачать убиенного, стаскивая броньку – да тут же опомнился. Так нельзя. Совсем башка не варит… Нужно убедиться сначала, что надежно упокоен. Снова всплыли Знайкины слова про Инициацию: и тоже ведь тогда тело осматривал, думал – дохлый… Вспомнилось живо, аж шрам на виске зачесался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Взрезав рукав, Серега попытался нащупать пульс – но не преуспел. Впрочем, лучше к шее подобраться: частенько бывает так, что запястье пациента опознание не гарантирует, а за шею ухватишь – ан живехонек еще. Со шлемом, правда, пришлось повозиться – конструкции он был незнакомой, застежек никаких, и все никак не хотел сниматься с головы. Наконец, сообразил что к чему – парная кнопка в районе затылка открывала ремень под нижней челюстью, что и позволяло снять шлем. Дернул его, стаскивая с головы… Сначала, высвеченный фонарем, в глаза бросился штрих‑код за правым ухом. Впрочем, здесь ничего необычного: на кадаврах они частенько, на рядовых бойцах так сплошь и рядом. И совсем не клеймо привлекло его внимание. Что‑то знакомое было в лице. Этот нос с горбинкой, этот разворот головы, этот высокий благородный лоб и короткая стрижка ежиком… Портил, разве что, длинный узкий шрам вокруг черепа – будто черепную крышку сняли, а потом назад поставили. И Серега, для которого этот человек всегда был предметом подражания, не помнил этого шрама. Он повернул голову на свет, все еще надеясь, что ошибается, надеясь, что перепады света и тьмы играют с ним злую шутку…

Запрокинув голову, мертвыми глазами на него смотрел Марк Центурион.

Глава 16. ИТОГИ

Фонарь светил тускло, с трудом выцарапывая ближайшие метры дороги. Дальше – черная, непроглядная, вязкая, словно густые чернила, – стояла тьма. Она окружала со всех сторон, неохотно пятясь от бледного пятнышка света, скользящего по полу и стенам – и стоило лишь сместить, убрать его – затекала обратно. Занимала свое место, которое в паутине давно уже стало ее собственностью.

В этой тьме они были не одни. Сзади, выплясывая и кривляясь – то серые размытые, а то зловещие черные, то утекая по самые подошвы, а то вытягиваясь до невероятных размеров – неотрывно двигались тени. Ровно две, по количеству людей. Раньше их было больше, и они носились по транзитной, внахлест ложась друг на друга, – но четыре дня назад у Знайки сдох фонарь, и количество теней уменьшилось вполовину. Левая – мощная, габаритная, занимающая бóльшую часть транзитной, выпирающая частями брони, снаряги и обвесом на шлеме, с болтающимся за спиной пулеметом – Серега. Правая – мелкая, ковыляющая, опираясь на винтовку Точки, приспособленную костылем – Илья. Впрочем – это были всего лишь тени, были они не опасны и друзья не обращали на них внимания.

Опасностей здесь вообще оказалось не много. Из пассивных угроз только стандартные: холод, голод, жажда, пыль и радиация. Типовой набор в Джунглях. Из активных же хищников, вроде людей или механизмов, за без малого три сотни километров они не встретили ни одного. Никого и ничего здесь не было уже давно. А может, и вовсе никогда – по крайней мере именно такие мысли рождались у Сереги. Пустыня. Бетон – и тюбинг. Километры бетона и недели тюбинга. Никаких признаков жизни. Кроме двух путников, которые давненько уже потеряли счет дням и неделям. И после этих дней и недель они все еще оставались живы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Был, правда, еще ветер. Все это время, начиная с четвертого‑пятого дня. Злой, колючий, он рождался где‑то далеко впереди, набирал скорость в аэродинамической кишке транзитной – и вставал упругой стеной. Холодными своими ладонями он упирался в грудь, хлестал полами шинели, горстями бросал в личину пыль и мелкие песчинки, так что слышно было, как они сухим треском шелестят по куполу шлема, забирался под броню, лишая последних крох тепла. Он выматывал физически и морально, бесил своим злобным тупым упорством… Знайка, руководствуясь какими‑то своими формулами и выкладками, подсчитал, что не будь ветра, дорога заняла бы меньше времени, процентов на двадцать – точно. Но с ублюдочным ветром невозможно было ничего сделать. Ровным счетом.