Публичное одиночество - Никита Михалков

Надо сказать, что картина открыла Лене огромные перспективы, она стала много сниматься и во Франции, и в Италии. Как я понял, эта роль принесла ей успех.

Довольны ли Вы как режиссер тем, что она сделала?

Во всяком случае, мы друг с другом сделали все, что могли. На большее я лично сам не мог бы рассчитывать.

Лена – очень профессиональная актриса, которая выработала в себе мощнейший иммунитет против плохой режиссуры.

Это вообще беда наших актеров: при ужасной режиссуре они все равно должны быть на уровне. То есть они как бы занимаются саморежиссированием и окружением себя определенным защитным полем, которое не дает грубому режиссеру, плохому режиссеру, неталантливому нарушить ту инфраструктуру, которая существует в актере.

Моя проблема в том, что это поле у Лены очень сильное, и поэтому нам было трудно вначале: мне добиваться ее доверия, а ей обмануть меня, что она искренна. (III, 2)

САФРОНОВ НИКАС (2004)

Он агрессивен, подвластен влиянию, знает конъюнктуру, умеет обмануть, очень мастеровит, свободен в технике письма, знает себе цену, не имеет никаких проблем с формой, обладает большой фантазией, независим, лишен комплексов, живописен, театрален… (I, 111)

СВОБОДА (1990)

Русскому человеку не свобода нужна, а отсутствие неволи.

Это разные вещи.

Русский человек понимает свободу как бунт, как вседозволенность. Отчего идет все негативное, отрицательное? Оттого, что человек связан. Его отпусти, и он создаст себе трудности сам и потом их героически станет преодолевать. Он живет только из сопротивления.

Для русского это принципиально важно. И никакая демократия ему не нужна… (I, 31)

(1990)

Многие считают, что свобода и демократия – понятия тождественные.

Но это вовсе не так.

Свобода – понятие, по-моему, прежде всего нравственное… То, что многие понимают у нас под словом «свобода», есть не что иное, как элементарное уважение к человеческой личности. Считать западный мир безоговорочно свободным может только тот, кто не испытал на себе этого уважения. Если тебя не могут без причины взять и посадить в тюрьму, или если ты можешь поселиться в любой обыкновенной гостинице любого города в своей стране, или если сидишь в ресторане и не боишься, что тебя обхамят, – это еще не свобода. Это просто признание элементарного правового общества, где уважают человеческую личность.

В нашем же понимании свобода часто как бы отождествляется со вседозволенностью. Ну а умноженная на безверие, нищету и страх, вседозволенность эта трансформируется во всеобщее бедствие, остановить которое ничем, кроме силы, нельзя.

Вот почему в России часто за каждой «оттепелью» начиналась новая жестокая реакция… (I, 32)

(1990)

Истинная свобода – это гармония человека с собственной исторической памятью, гармония с собственной душой… (I, 33)

(1992)

Люди накинулись на запретные ранее темы, стали похожи на детей, которых запустили в шоколадную лавку и разрешили есть что хотят, пообещав, что ничего им за это не будет.

И они обожрались.

Они с наслаждением кинулись ругать то, что нельзя было ругать раньше. Они предполагали, что, коснувшись запретных тем, смогут наконец сказать то, что хотели, и обрести истинную свободу.

Это неправда. Им нечего сказать. Кроме того, что они говорят о запретном. Не бывает несвободы. Свобода внутри человека. Для меня никогда не существовало несвободы.

И не потому, что я – Михалков. (I, 45)

(1995)

У д’Артаньяна, по-моему, был девиз: «Меньше свободы – больше независимости».

Мы не понимаем, что такое свобода. Я говорю от своего лица: «Я не понимаю, что это такое».

Вы знаете, что такое демократия во Франции? Это – можно то, что можно, а нельзя то, что нельзя. И только попробуйте перепутать это. А несвобода – это когда сегодня нельзя то, что было можно вчера. Тогда выходят с транспарантами и заявляют, что нарушен закон демократии.

А для России свобода – это когда можно все. Это называется «вольница»: Стенька Разин, Емельян Пугачев.

Мы же отсюда, мы же не из Лувра на землю нашу свалились. Мы продолжение этой вольницы, этих степных просторов, помноженных на широту души и созерцательность ума русского человека… (XII, 3)

(1999)

Интервьюер: Вы занимаете высокое место в социальной иерархии, скажите, путь наверх увеличивает степень свободы человека или ограничивает?

Чудовищно ограничивает.

Хотя – что понимать под свободой. Может быть, для человека, который всю жизнь был Акакием Акакиевичем, а потом вырвался и попал в Государственную думу, его ограниченные возможности расширяются с приходом к власти.

Для творческого человека – это все зеркально наоборот. (II, 31)

(2006)

Интервьюер: Важной установкой русского сознания является образ Родины как земли, территории. А вот, скажем, для американцев территория намного менее актуальна. Там на первом месте – свобода. В каких отношениях со свободой русский человек?

В очень плохих, потому что для него свобода – это воля, хотя на самом деле это разные вещи.

Парадоксально, но когда у русского человека три галстука, он начинает теряться. Мне не кажется, что это хорошо, но это так. Может быть, это наша беда, но не вина.

Вы правильно сказали про землю. Для русского человека, для национального характера география имеет очень большое значение. Бескрайность рождает ощущение свободного открытого дыхания. Бескрайность… Но именно поэтому, к сожалению, русский человек часто свободу принимает за хаос, за вседозволенность…

Реальным духовным и нравственным ограничителем для русского человека в этом смысле была церковь… При всей иерархичности церкви, реальная внутренняя свобода и равноправие всегда были в храме… (II, 55)

«СВОЙ»

(2010)

«Свой среди чужих» – это в определенном смысле бренд. Одноименная картина стала культовым произведением, для меня же – первый полнометражный фильм. «Свой среди чужих», «чужой среди своих» – эти словосочетания оказались знаками, под которыми проходила вся моя жизнь: всегда существовать вопреки течению. И не потому, что я оппозиционер или диссидент, я просто не люблю и никогда не любил петь в хоре…

«Свой» – журнал для тех, кто «поет не в хоре», кто имеет свою личную точку зрения и готов ее отстаивать. Это журнал для тех, кто интересуется предметом, рассматривая его во всем объеме. Мы готовы препарировать те или иные события или личности, делая это для действительно любознательных людей.