Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

как-то разжечь пожар мыслей, и его внутренности отчаянно требовали для этого выпить. Хоть что-нибудь. Но похоже вчера кто-то допил все остатки и даже тайные запасы.

Немного походив по этажу и обойдя вокруг стола, в тщетной попытке забыть про свербящее внутри чувство, он вернулся на лежанку и попытался выудить из своей памяти все, что уже слышал об этом Газрумаре и его людях.

Их шайка целиком состояла из косхаев – жителей заморского государства Косхояр, о котором Мицан знал только то, что находилось оно в земле именуемой Фальтасарг, жители которого отличались красной кожей, молились каким-то совсем уж диковинным богам и торговали по всему Внутреннему морю.

Вообще фальтов, как называли всех жителей Фальтасарга, в городе было не много, а приезжая они старались особо тут не задерживаться. Тайлары никогда не любили этих странных людей из-за моря, и за пределами гавани и торговых площадей, красная кожа вполне могла оказаться поводом для убийства. Но время от времени, какой-нибудь купец из Косхояра, Белраима, Масхаяра или ещё какой страны по ту сторону Внутреннего моря, разорялся или погибал, а команда его корабля застревала в Кадифе. И те, кому не удавалось наняться на другой корабль, быстро пополняли армию бездомных и безработных Аравеннской гавани.

Впрочем, гавань редко встречала их теплом: фальтов там их постоянно били и резали. Причем делал это другой иноземный сброд, но уже клавринский. Жившим в Аравенах вулграм, харвенам, валринам и всем прочим северным дикарям, очень не нравилось, когда кто-то посягал на разгрузку судов или переноску купеческих товаров – их традиционной вотчины. А это, не считая проституции и торговли едой, были основные способы заработка в Аравеннах. Так что отчаявшиеся и никому ненужные фальты быстро опускались, спивались и лишались всякого достоинства, занимаясь совсем уж мерзкими и недостойными делами.

Но порою среди брошенных корабельных команд попадались и весьма опасные и рисковые люди. Люди, вроде бывшего наемника Газрумары, который смог найти среди своих земляков достаточно крепких отморозков, чтобы сколотить собственную банду. Первую банду фальтов в Аравеннах.

Раньше гавань держали клаврины, которым в затылок дышали выходцы из далекого южного гористого края, именуемого Айберу. Но где-то с год назад, две крупнейшие шайки северных варваров что-то не поделили между собой, устроив настоящую резню, в которую постепенно втянулись и остальные банды. В чем там был спор, Мицан не знал, да и никогда особо и не стремился выяснить. Может, снова не поделили улицы или право обслуживать купцов на разгрузках. Может дали о себе знать старые племенные раздоры, о которых не забывали даже тут, в Кадифе. А может один варвар отнял у другого свиную печёнку.

Но как бы там ни было, вскоре после войны клавринских банд, в гавани освободилось очень много свободных мест для новой поросли. И одним из таких росточков как раз и стала банда Газрумары. Она быстро росла, набирая застрявшую в тайларской столице молодежь из Косхояра, и обирая мелких купцов, шлюх и носильщиков из числа фальтов, промышляя разбоем, убийствами, похищениями и вымогательством. За короткий срок люди Газрумары стали большой силой в трущобах. Но пока они не покидали пределов гавани, на их дела всем было плевать. Аравенны всегда были для Кадифа другим, чуждым миром. Черным гнилым пятном, полным грызущихся между собой шаек чужаков и варваров. Граждане Тайлара и свободные этрики старались избегать кривых и мрачных закоулков, отходящих от главной дороги, ведущей из порта в остальную часть города, а власти и вовсе делали вид, что этого места просто не существует.

Но неожиданный успех видно вскружил косхаям головы, и они нарушили самый главный запрет для жителей Аравенн: полезли за пределы гавани, в Фелайту. Дней восемь назад их головорезы заявились в торговавшую рыболовецкой снастью лавку двух братьев-арлингов, находившеюся на самом краю Морского базара, который считался своеобразными «воротами», ведущими остальную часть города. Бандиты Газрумары потребовала от них постоянной дани и братья, естественно, отказались. Они находились в Фелайте, тайларском квартале, и тут были иные законы и правила. Но люди Газрумары либо решили, что на этриков, свободных, но лишенных гражданства жителей государства, правила не распространяются, либо и вовсе возомнили, что могут переписать негласные законы города. Получив отказ, они устроили в лавке погром, а братьям переломали ноги.

И этим заморские головорезы невольно бросили вызов человеку, который защищал каждого купца и каждого лавочника в Каменном городе – господину Сэльтавии. А такое он не прощал никогда и никому. Всякого, кто волей или не волей смел перейти ему дорогу, очень скоро настигал злой рок. И Мицан искренне надеялся, что в этот раз именно ему выпадет честь стать орудием возмездия, и получить за это обещанную награду.

Он потянулся на своей лежанке, поиграв слегка затекшими мышцами.

Стать человеком господина Сельтавии было пределом мечтаний для любого мальчика-блиса из северной части Каменного города. Его люди, которых ещё называли клятвенниками, получали все блага и все радости этой жизни. Они не знали голода, бедности или любой иной нужды. Их все уважали и боялись, ведь именно они, а не сановники или городские стражи, именуемые в народе меднолобыми, за свои шлемы из начищенной меди, были в кварталах настоящей властью.

Господин Сэльтавия подмял под себя весь Каменный город ещё до рождения Мицана. Как рассказывали старики, частенько коротавшие вечера в саду недалеко от его дома, когда пала царская династия Ардишей, то охватившая государство Смута вышла как раз из Прибрежных врат столицы. Великий город, раньше послушный крепкой власти Яшмового дворца, неожиданно оказался предоставлен сам себе и его улицы и кварталы погрузились в пучину хаоса. В один миг их наполнили банды, которые все время грызлись, а то и всерьез воевали между собой. За право собирать дань с торговцев и мастерских, за право воровать на той или иной улице, за право сбывать краденое и перевозить товары, и даже – за разные политические силы, охотно привлекавшие их к своей постоянной борьбе.

Весь Кадиф тогда больше походил на Аравенны. Не внешне, конечно, но по своему духу. На его нарядных улицах, между садами и фонтанами, дворцами и храмами, вечно лилась кровь. Закон, забытый и отторгнутый, больше не имел никакой власти, и каждая улица сражалась с соседней. Положить конец этой войне не мог никто. Синклит и благородные были слишком заняты убийством друг друга и усмирением провинций, а сами городские банды были слишком малы, чтобы взять под контроль хотя бы один квартал, и в тоже время слишком велики, чтобы их могли до конца вырезать другие.

Так