Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда тихим шелестом по рядам пронеслась отданная в полголоса команда: «вперед» тайларское воинство в мгновение ожило. Скофа, который шел в первом ряду, перехватил щит, почувствовал как тот скрежетнул по краям щитов его собратьев. И от этого звука его полное ярости сердце ощутило спокойную уверенность. Их ряды были крепки и варварам никогда не разорвать ту единую железную дугу, в которую они вот-вот сольются, ощетинившись сотнями копий.
В этом и был секрет их силы – пока каждый варвар сражался сам по себе, ради собственной чести и славы, они бились как единое целое. Как один непобедимый солдат, сплетенный из сотен и тысяч человек. И побеждали они также – сокрушая врага единым порывом.
– О Мифилай, покровитель всех воинов, укрой меня и друзей моих нерушимым щитом и продли нить дней моих,– понеслись по рядам слова молитвы всех воинов. И лишь справа от Скофы, там, где шел Фолла, слышались совсем другие слова – воин тоже молился, но молился иначе, своему странному, единому богу.
До самой кромки леса они шли осторожно, словно бесплотные тени, стараясь ничем себя не выдавать. И заливавший глаза дождь вместе с бушующим ветром отлично им помогали, укрывая их за бесконечным потоком воды. Дойдя до широкого берега, они увидели, как несколько сотен человек строились в нечто среднее между толпой и колонной. Варвары явно только закончили с высадкой и на черной глади воды покачивались многочисленные плоты и лодки.
Похоже, замысел тайларов удался и харвены так и не заподозрили, насколько близко их враг.
И тут за спиной Скофы раздались первые гулкие удары барабанов, а следом за ними из глубин леса поднялся рев сотен глоток и оглушающий стук мечей и копий о щиты. Растерянные дикари замерли, испуганно вглядываясь в оживший лес, а потом суетливо забегали, поскальзываясь и сбивая друг друга, в отчаянной попытке построиться в боевые порядки. Но прежде чем они успели собраться, в их ряды вгрызлась железная пасть тагмы, сея хаос и смерть.
Фаланга копейщиков первой приняла бой, сразу же потеснила дикарей. Скофа бил копьем, снова и снова чувствуя как холодная сталь пронзает чью то плоть, сменная бронзовые пластины и варенную кожу. О его щит не переставая ударялись мечи и палицы, но добраться до него им не удавалось. Он шел вперед вместе со всей линей. И каждый их шаг нес смерть.
Они давили и сминали дикарей, упрямо гоня их к реке. Сапоги солдат топтали бездыханные или еще извивающиеся и стонущие тела, пока ряды тайларов обходились почти без потерь. Если варварам и удавалось добраться до кого-либо, то раненных или погибших тут же передавали назад, а их места занимали свежие воины, сохраняя единство линии.
Железный строй прижатых щитов стал единым целым. Воины наступали, дыша и двигаясь в такт. Их копья, словно жала разбуженного роя, вгрызались во врагов, забирая все новые и новые жизни и приближая столь вожделенную победу.
Но постепенно дикари оправились от шока внезапной атаки. Немного отступив, они построились в стену щитов и даже пытались контратаковать, но все их попытки были тщетны – они разбивались о нерушимый строй тайларов, словно волны о скалы. Но отступая и переводя дух, они вновь спешили броситься в безумную и обреченную атаку.
Им больше некуда было отступать, и варвары дрались с упорством обреченных. С той особой яростью, которая открывается людям в последние минуты, когда сражаются уже не за жизнь, а лишь за право умереть достойно. Умереть так, чтобы не посрамить предков, богов, или просто еще живых товарищей рядом. И в каждый удар, в каждую атаку, они вкладывали утроенную ярость. И постепенно тайларский натиск начал вязнуть в этом упрямстве обреченных. Они все еще двигалась вперед, все еще теснили варваров к реке, но теперь каждый новый шаг давался им все труднее.
Да и ненастье, подарившее тайларам преимущество, начало обращаться против них: хотя дождь и ослабел, земля под ногами солдат превратилась в хлюпающее болото. Они вязли в грязевых потоках при каждом новом шаге, и сохранять ровный строй становилось все тяжелее. Казалось, что сама эта земля тоже оправилась от удивления и теперь воевала на равных со своими обреченными сынами.
Пот катился со лба Скофы, смешиваясь с потоками воды и заливаясь под доспехи. Разгоряченный боем он больше не чувствовал холода, но его руки начинало сводить судорогой от усталости и напряжения, а кровь в висках стучала так, что ему казалось будто это боевые барабаны зовут его в новую атаку.
Неожиданно его копье, пробив тело очередного дикаря, выгнулось и с громким треском сломалось на две половины, оставив в его руке лишь кусок древка. Выругавшись, он бросил его в ближайшего врага и отступил назад, уступив свое место Эдо: десятки всегда строились в три ряда по три человека, чтобы можно было подменить раненого, убитого или же просто уставшего воина. Почти сразу после него Мицана и Фоллу заменили близнецы Этоя, а их тройка отступила еще раз назад, поменявшись местами с Басаром, Лиафом и Кираном. Теперь, если только десятка не понесет потери, им предстояло следовать за кипящим впереди сражением. И хвала милостивым богам, чтобы так оно и оставалось.
Пока растянувшаяся по берегу вторая линия теснили дикарей, латники третьей линии, разбившись на два отряда, наступали с флангов, сжимая обреченных варваров. И тут оглушительно запели боевые трубы. Скофа оглянулся и увидел, как из расступившихся рядов солдат первой вышел линии клин из сотни воинов в белых панцирях и белых плащах с красной каймой. А между ними шел и сам Великий стратиг Лико Тайвиш. Полководец сжимал в руках короткий меч и большой круглый щит, на котором был изображен черный бык и две раскрытые ладони.
Когда он проходил мимо, Скофе показалось, что стратиг ему подмигнул. Хотя, скорее всего, это воображение вновь решило поиграть с ним в игры – разве мог он узнать его в шлеме, среди сотен точно таких же солдат? Разумеется, нет. Он тихо обругал себя, напомнив, что всего лишь блис и простой воин. Он не имел права кичиться их мимолетным знакомством, а уж тем более «спасением» полководца. И чтобы не говорил там Эдо, а богам точно не было никакого дела до его
