Женский ум в проекте жизни - Антонио Менегетти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трактат, считающийся очень сложным для понимания в теологической культуре, называется “De verbo incarnato”[71]. Мало кто из теологов изучает его, потому что верить в теологии важнее, чем понимать. Первый выдвигаемый в трак тате тезис гласит: Христос – истинный бог и истинный человек. Две природы – человеческая и божественная – слились в одной персоне (личности). Одна личность в двух природах[72].
Природа – это универсальное начало, это модус, который типизирует большинство индивидов. Значит, это модус, принадлежащий большинству индивидов.
Индивид – это единство некоей природы, целостной, завершенной в самой себе, однако отличной от таких же других, принадлежащих одному виду.
Личность, помимо своего отличия от всех других и участия в жизни вида, обладает собственным модусом, который может быть только «для себя»[73]. Это – момент трансцендентности индивида по отношению к природе.
Мы имеем человеческую природу. В Христе же их, получается, было две: был Бог, Бог стал человеком, и все это слилось в одну личность.
Из теологии нельзя понять, как произошло это воплощение: Бог посредством Сына становится человеком. То есть акт святого духа проникает в чрево некоей девственницы и феноменизируется рождением человека.
Но зачем все это было нужно? Религия настаивает на том, что природа человека была извращена первородным грехом: человек совершил деяние, ослушавшись воли Господа, за которое теперь несет наказание; только Бог и мог вмешаться, чтобы исправить столь тяжкую ошибку.
С философской точки зрения, исходя из внутрисущностной очевидности, данные утверждения нарушают простоту свободного течения вещей. Абсурдно думать, что Бог этого величайшего универсума мог позволить обусловить себя провинностью одного маленького человека. Тем самым превозносится обращение в ничто (вину или грех), чтобы обусловить то, что нельзя увидеть, высказать, предрешить.
Бог, каким его преподносит религия, не кажется мне ни умным, ни, тем более, великим. Явственны скудость и нарушение логики, привнесенные в действие, присущее высшему разуму.
Бог – имманентный творец. Между тем религия делает все, чтобы мы поверили, будто Бог – это гончар, который, разбив вазу, вынужден склеивать ее по черепкам, так как не умеет создать другую. Дабы объяснить нам и обосновать это воплощение, приносится в жертву точность невыразимого мира, где все просто, что вызывает риск позволить человеку вновь предаться первородному греху: существовать, чтобы грешить.
История человечества насчитывает тысячелетия, по крайней мере в том, что касается культуры, но сегодня мы вновь сталкиваемся с тем, что, несмотря на воплощение Бога, человек все еще остается уравнением со многими неизвестными.
На основании какой такой логики Бог постоянно подвергается осмеянию? В соответствие с религией у Бога нет никакой логики, однако Бог, чья логика не состояла бы в том, чтобы постоянно совершенствовать Бытие, содержит в себе противоречие. Все религии, но в особенности христианская, отталкиваются от греха, от провинности, то есть строятся на раздвоенности, шизофрении. Я же иначе понимаю этот аспект, если ввожу понятие монитора отклонения, змея в Эдеме, исказителя сознания, проникшего внутрь человеческой природы[74].
Очевидно, что такая теология предельно сведена и приспособлена к постулатам и потребностям монитора отклонения. Как один человек может быть проблемой внутри Того, кто просто есть? Человек есть или его нет; так как он есть становление, его уже нет. Зачем огромный универсум разума вещей ограничивать микроскопической мизерностью мельчайшего «атома зла»?
Все это лишено смысла, не соответствует логике поведенческого модуса, присущего акту Бытия, ибо если бы все было так, то Бытия бы не было.
Напротив, такая позиция становится ясной, если рассматривать ее как стратегию ошибки, как необходимость для монитора отклонения отнять у существующего человека онтическое сознание. Монитор отклонения подчиняется экономии той системы, которая не затрагивает бытие и еще менее – Бытие.
Существует единственный верный путь, позволяющий приблизиться к такому великому персонажу, как Христос (но в истории человечества были и другие подобные ему). Выдающийся жизненный опыт одного индивида, принадлежащего к человеческому роду, под влиянием логики монитора отклонения становится источником обмана: «Есть Бог или его нет?».
Прежде всего Иисус Христос просто есть; он внес свою лепту в историю, он жил и любил. Зачем ставить разум и логику выше переживания максимального уровня, руководствуясь логикой «есть Бог или его нет»? Нужно войти внутрь явления, ничего не отрицая и не утверждая, точно так же, как «я сейчас существую». Сначала я, как бы то ни было, существую. Затем, развиваясь, прихожу к видению. Желание обосновать теорию, опровергая ее с самого начала, представляется мне ничего не значащей голословностью.
Мои выводы основаны на сокровенном опыте, открывающемся в знании Христа. Зачем превращать его в Бога и не показать его как опыт, доступный каждому? А ведь именно так истинный Христос мог бы поведать людям об экстраординарной силе человеческой природы. Даже когда он говорил об очень высоких вещах или изрек: «Я есть путь, истина, жизнь», – он подразумевал: «В своем опыте я вижу, что Бытие есть».
Слова, изреченные Христом при разных событиях, могут быть восприняты с различных точек зрения, ибо нет такого исторического факта, смысл которого предполагал бы наличие единого прочтения. Все высказывания Христа, которые мы находим в Евангелии, были утверждены римскими авторитетами. Непреложная данность: когда авторитет ратифицирует документ, он узаконивает себя, а не истинность содержимого текста. На момент составления Евангелия существовало около сотни текстов, но из них были отобраны только те, которые основывались на принципе идеологического единства, которое соотносилось бы с единством власти, в том числе и потому, что массе нужен установленный порядок.
В Евангелии я сразу же распознаю, где слова Христа, а где добавления. Там, где говорит он, ощущается универсальный резонанс вещей, где не он – чувствуется формальный недостаток, привнесенный логикой некоего сообщества, какого-то человека, имевшего иное мнение.
Слова Христа не двусмысленны, если мы взглянем на него в ином ракурсе, в целостности его человеческой природы и в его научной бесхитростности. Должен сказать, что самый научный человек, которого я когда-либо встречал в моей культуре, – это он. Он открыто и просто говорит о другом царстве, которое сегодня мы могли бы назвать инопланетным или всенаучной организацией, распределяющей экономическую власть в планетарном универсуме. С научной точки зрения, было бы наивно считать, что существование есть только на нашей планете.
Христос говорит также и о дьяволе, который борется и желает гибели человечества. То, что сегодня я называю монитором отклонения, является прямым соответствием дьяволу, о котором говорит Христос. Дьявол – это нечто, что стоит поперек, что выполняет функцию отклонения. Я пришел к открытию существования этого явления благодаря клинической практике[75], по мере того как мне удавалось излечить субъекта. Позже я обнаружил, что об этом уже говорил Христос. Он обладал способностью видеть изнутри души людей, жизнь и описывал увиденное, используя язык того времени. Впоследствии монитор отклонения возвел сказанное им до крайности: он лишил его слова непосредственной констатации и заменил программой с тройственным эффектом: вина, страх, агрессия.
В маленьких ежедневных ситуациях из раза в раз дается оптимальный порядок: это и есть единственный путь, на котором случается откровение, раскрывается самостность трансцендентности, это и есть единственная логика дара там, где мы были помещены с самого начала. Тот, кто разместил нас здесь, обязан обеспечить проект, совершенствование, успешную реализацию, однако мы должны добровольно выбирать равное ему, аналогично тому факту, что насколько, к примеру, зерно пшеницы адаптируется к виртуальности и к окружающей среде, настолько оно реализует собственную виртуальность.
Высшее прочтение опыта Христа позволяет увидеть человечество, способное к трансцендентности вплоть до окончательного состояния благодати: человеческая природа достигает непрерывного осуществления онтического сознания[76].
Согласно католической теологии, состояние благодати даровано сверхъестественным или даже священно-природным способом, но в любом случае – это исключительно дар Бога.
Тот факт, что Бог по кусочкам растаскивается на покрытие лицемерия и ханжества всякой инфантильной особи, отвечает цели монитора отклонения, который нашептывает информацию на ушко каждому индивиду по отдельности. Так всеединый Бог релятивизируется под стать конкретному индивиду. Выполняя свою программу роботизации, монитор отклонения должен на уровне атомов проникнуть в индивидов, потому что его политическая власть ограничена земной и общепланетарной реальностью, но все это не имеет смысла с точки зрения всевышнего.