Последний бой - Олеся Шеллина

же вы задерживаетесь, — Мария резко развернулась и чуть не заплакала от облегчения, увидев Турка, который, похоже, бежал сюда, потому что украдкой переводил дух. Так же она заметила, как один из охранников встал в строй, значит, командир принял решение позвать того, кто может вмешаться и увести Великую княгиню от англичанина, да и от вице-канцлера, если понадобится. — Все уже собрались, а наставницы и сами ученицы скоро сознание потеряют от естественного волнения. И вам придется не наставление им давать и проверять как воспитанницы устроены, а приводить их всех в чувства. — Вопрос откуда Турок мог узнать про теряющих сознание девушек повис в воздухе, потому что бежал он к княгине явно не из гимназии, основанной и созданной Марией, а откуда-то со стороны клуба Ушакова, расположенного не так и далеко от этого места. Сам Петр смеялся до колик в боку, когда узнал, какое здание Мария выбрала для гимназии, и посоветовал обязательно организовывать девушкам экскурсии в самое злачное место Петербурга, чтобы они понимали, что такое настоящая жизнь. Девушек туда предлагалось водить, естественно, инкогнито, и в плотных масках, чтобы никто не узнал в них воспитанниц добропорядочного заведения.

— Да-да, Андрей Иванович, я уже иду, — и Мария, кивнув Кармайклу, поспешила к входу в гимназию. Посол почувствовал, что краснеет от злости. Он даже не обратил внимания на предостерегающий взгляд, который бросил на него Бестужев, вынужденный идти за княгиней.

— Мы не были друг другу представлены, господин... — посол прищурился, обводя взглядом наглеца, рискнувшего прервать его беседу с Марией.

— Ломов, — подсказал скучающим голосом Турок. — Андрей Иванович. Вам, господин Кармайкл, нет нужды представляться, я знаю, кто вы такой. Также, как и мой тезка и начальник Андрей Иванович Ушаков наслышан про вас. Кстати, Андрей Иванович просил поинтересоваться у вас при встрече, когда вы намереваетесь отдать долг, в три тысячи золотых, которые вы задолжали клубу? Он просил напомнить вам, что это самый дорогой и респектабельный клуб в восточной Европе, и что он является частным заведением, и вовсе не благотворительным. Вы рискуете лишиться членского билета, если будете продолжать в этом духе. Подумайте, что о вас будут думать даже дома?

— Интересно, откуда кто-то узнает про такую малость, как лишение меня клубной карты в клубе Ушакова? — презрительно бросил Кармайкл.

— Так я напишу об этом статью и передам Румянцеву. Вы же знаете, то наш чрезвычайно вызывающий журнал специально по просьбе его величества короля Георга начали выпускать на английском языке, а также на французском и немецком, — Турок говорил так радостно, что его белозубую улыбку хотелось стереть с молодого и красивого лица. — Мужчины всего мира жаждут приобщиться к прекрасному, ну и почитать свежие сплетни не без этого, разумеется. Так что, подумайте, нужно ли вам, чтобы у кого-то зародились мысли о вас, как о человеке, не держащем слово, который к тому же настолько бесчестен, что может позволить себе наплевать на карточный долг. Хоть в журнале сведения об именах не афишируются, для вас я сделаю исключение, а Александр Иванович даже испросит на это высочайшее соизволение. — Турок перестал улыбаться, а в его глазах сверкнула неприкрытая угроза. Посол почувствовал, как по спине пробежал холодок, но тут же сделал непроницаемое лицо. Он понимал, что ему угрожают и не только позором, но и, возможно, чем-то более существенным вовсе не из-за долга. Но он также думал, что ничего Ушаков со своими волкодавами, а то что Турок был именно волкодавом, а не простым клерком, он уже понял, с ним не сделает. Максимум его попросят покинуть эту варварскую страну, с которой он сам не желал иметь ничего общего.

— Можете передать Ушакову, что я верну долг, как можно скорее, — он коротко поклонился и направился к ожидающей его неподалеку карете.

— Не нравится мне его поведение, — задумчиво проговорил Турок, глядя вслед уходящему англичанину. — Словно он куда-то торопится. Как бы ничего не натворил. Надо Андрею Ивановичу доложить, чтобы за посольством пристальней наблюдали. Не приведи Господи, что случится.

* * *

Как же я ненавижу море, — в последние пару недель я мог думать только об этом, и другие мысли меня совершенно не посещали. А ведь, когда-то у меня было другое тело, которое совершенно не страдало ни от какой морской болезни, и я искренне наслаждался морскими вояжами. Даже серфингу пытался обучиться. А уж о том, что каждое лето, да и не только лето, а в то время, когда наступал долгожданный отпуск, я стремился именно на море, чтобы отдохнуть душой и телом, потратив кровно заработанное, благо на Земле много мест, где можно загореть, прежде чем вернуться в заснеженную Сибирь. А теперь я могу прямо сказать, что ненавижу море!

Весь путь в Киль для меня слился в бесконечное страдание, когда уже болели даже ребра, от спазмов, когда организм пытался выжать из себя содержимое желудка, которого там не было и в помине. Мне специально варили бульон, чтобы я не сдох с голодухи. Наученный горьким опытом, я приказал купить много кур, которые квохтали все наше не самое длинное надо сказать путешествие. Но зато, когда сегодня зарубили последнюю курицу, Гюнтер, наконец-то, принес долгожданную новость о том, что мы почти прибыли на место, и через какие-то пару часов войдем в порт.

После этого известия нужно было во что бы то ни стало соскребать себя с койки, как-нибудь приводить в порядок, хотя бы побриться, и наскоро вымыться, да и одеться не помешало бы, потому что сдается мне, что одежда, как и в прошлый раз стала мне большой.

Грохот пушки с пристани заставил поморщиться, что за дурацкая привычка, палить в приближающийся корабль. И ведь знаю, что стреляют холостыми, а все равно определенная тревога присутствует, а вдруг будет не холостой? Вдруг заговорщик какой проберется, или не один заговорщик. Революция, мать вашу. И так удачно можно избавиться от нужной персоны, просто утопив ее прямо рядом с пирсом.

— Смотрите, ваше высочество, «Екатерина» здесь, — ко мне подошел Вяземский, которого я выпросил у Елизаветы. Александр Алексеевич меня полностью устраивал со всех сторон как мой представитель здесь в Гольштинии. Очень скоро нужно будет особо тщательно следить за своими тылами, и Вяземский, который весьма умело вел дела в Киле в прошлый раз, и уже знакомый с местными обычаями, вполне подходил на эту роль. Сам же Александр Алексеевич не был