Очи черные - Уильям Рихтер

– Понимаю, – ответил Этли. Звонок в 911 с сообщением о том, что девушка по собственной воле села в машину на Риверсайд-Драйв, вряд ли имел бы какие-либо последствия. – А эти трое парней… вы их не успели рассмотреть?

– У меня хорошее зрение, – сказала миссис Диборн, – но на таком расстоянии и при этом странном энергосберегающем свете я не очень хорошо рассмотрела, только в общих чертах.

– Хорошо.

– За рулем крупный парень, я почти уверена, что черный, – добавила она. – Про двух других точно сказать не могу. Может, кожа более светлая, немного, но волосы точно черные у обоих. Может, пуэрториканцы или даже китайцы, не знаю.

Этли показал ей несколько фотографий. Среди них были и фотографии наркодилера Рейджа, о котором рассказала Валли. Он был афроамериканцем, но очень светлокожим, с веснушками и ярко-рыжими дредами, из-за которых и появилась его уличная кличка Рейдж, то есть «рыжий». Под описание миссис Диборн он не очень-то подходил, а второй дилер, о котором говорила Валли, Брайт Айз и вовсе был белым светловолосым парнем. Но Этли все равно показал их фотографии миссис Диборн.

– Нет, – сказала она уверенно. – Это не они.

Этли вздохнул, усталый и разочарованный, он целый день потратил на опрос местных жителей и натер себе ноги. Пока миссис Диборн курила одну сигарету за другой, Этли, облокотившись на перила балкона, представлял себе описанную женщиной ситуацию: София Манетти выбегает из парка, ее преследуют двое, она выскакивает на проезжую часть, где почти попадает под машину-седан, которую ведет черный парень. Но она не бежит дальше, потому что… потому что водитель ей знаком? Странное совпадение. Она даже не побежала, когда гнавшиеся за ней парни выскочили на улицу и подошли к машине.

Вдруг это никакая не погоня и не насилие, а дружеская встреча прямо там, на Риверсайд-Драйв, в полночь. Все просто сели в машину, никакой трагедии. Машина развернулась и поехала обратно по шоссе, повернув назад, к парку, туда, где расположены бейсбольные площадки. София села в этот седан по собственной воле, но ее поездка, как и ее жизнь, закончились благодаря кому-то, кого она знала.

Вернувшись в полицейский участок, Этли открыл дело Манетти и просмотрел все, что ему удалось узнать. Это не отняло много времени. Самой важной пока оставалась информация, полученная от Уоллис Стоунман, о Рейдже и Брайт Айзе, наркодилерах Софии, но, если верить показаниям миссис Диборн, эти двое не были причастны к убийству Софии, по крайней мере напрямую. У Этли даже был свидетель похищения Софии, если это можно так назвать, и тем не менее дело все еще оставалось тупиковым. Он снова открыл папку с материалами и внимательно просмотрел все с самого начала в поисках какой-нибудь упущенной детали.

Он тщательно изучил описание места преступления, но ничего важного не обнаружил – ни следов ДНК, ни отпечатков пальцев, ни следов ног или шин, ни других свидетелей, кроме миссис Диборн. Вскрытие тоже не показало ничего особенного, если не считать следов наркотиков в крови девушки, что не было неожиданностью. Этли перешел к делу, заведенному на Софию Манетти как несовершеннолетнего правонарушителя. Он уже просматривал его и не нашел ничего, относящегося к его расследованию. Это была просто печальная история, развивавшаяся по знакомой и трагической схеме: нестабильная атмосфера в семье, жестокое обращение родителей, пристрастие к наркотикам, улица. После этого Этли занялся делом Уоллис Стоунман. Среди документов были записи о проблемах Уоллис в семье, об увлечении жизнью улицы, исключении из школы и так далее. В отличии от Софи, насилия в семье Уоллис не было, но первые пять лет своей жизни девочка провела в приюте в России, и кто знает, что она пережила до того, как поселиться в Америке с Клер и Джейсоном Стоунманами?

Среди документов дела было заключение психолога Уоллис, написанное, когда ей было всего десять лет. После тридцатиминутной беседы психолог социальной службы диагностировал следующую проблему: расстройство социального поведения. Этли нашел значение этого термина в компьютере: расстройство социального поведения предполагает следующее – «отказывается подчиняться взрослым», «преднамеренно досаждает людям», «раздражительна и обидчива». Другими словами, похожа на всех без исключения подростков, которых знал Этли.

– Невероятно, – сказал Этли вслух.

Он нашел еще одно заключение психолога в деле Уоллис, сделанное ранее, когда ей было семь или восемь. В течение нескольких лет она время от времени посещала частного психотерапевта, услуги которого оплачивали ее родители. В отчете этого врача не было никакого психотерапевтического жаргона, из которого состоял весь отчет врача социальной службы. В качестве диагноза была сделана краткая запись: «Валли – милая девочка, умная, развитая, одаренная и решительная. Она растеряна и раздражена, как и следовало ожидать. У Валли впереди нелегкая борьба».

Нелегкая борьба. Странно, подумал Этли, так щедро похвалить девочку, а потом пообещать борьбу. Но больше всего в этом отчете Этли поразил тон – он совершенно не был похож на тон клинического заключения и звучал куда более субъективно, чем обычно бывает в подобных отчетах. И еще одна фраза заинтриговала Этли: «Она растеряна и раздражена, как и следовало ожидать». Почему этого следовало ожидать?

Вряд ли, конечно, психотерапевт может помочь в этом расследовании, но… черт возьми, подумал Этли. Он взял телефон и назначил встречу психотерапевту, доктору Карлин Рейнер.

15

Было уже темно, когда Валли и ее друзья расположились в кафе «Старбакс» плечом к плечу за стойкой у окна, так что им было хорошо видно 88-ю улицу. Они уставились на выход из офисного здания на противоположной стороне улицы.

– Так этот врач… она была в школе Эмерсона тогда же, когда и Бенджамин Хачт? – спросил Джейк.

– И уехала в тот же год, – подтвердила Валли. – Я не знаю, насколько хорошо они друг друга знали. Если Хатч был как-то связан с моей матерью, может быть, Карлин Рейнер тоже была с ней знакома в России. Я не знаю.

– И тебе знакомо ее имя? – спросил Тэвин.

– Откуда-то да, но я не могу вспомнить откуда. Но это не может быть совпадением, правда? Она была в России одновременно с моей матерью – тогда еще, давно, и вдруг оказывается, что она и здесь как-то связана со мной.

Валли посмотрела на часы на мобильном телефоне: 5:42. Она назначила встречу с психотерапевтом на шесть часов – под вымышленным именем, чтобы доктор Рейнер не знала, что это Валли, – но надеялась сначала взглянуть на Карлин Рейнер. Если Валли узнает ее и вспомнит, на этой встрече у нее будет преимущество. Болтливая секретарша доктора Рейнер сообщила, что доктор приедет в свой офис с другой встречи, так что Валли надеялась сначала увидеть ее на улице.

За следующие пятнадцать минут по тротуару на противоположной стороне улицы прошли несколько десятков человек, и по крайней мере половину из них составляли женщины. Валли не узнала ни одну из них, и ни одна не вошла в здание, где находился кабинет доктора Рейнер.

– Это жестоко, – сказал Валли, стараясь сохранить спокойствие, хотя ей и трудно было унять тревогу.

– Чего ты так волнуешься? – спросил Тэвин.

– Когда я читала про эту женщину, мне показалось, что ее история похожа на историю моей настоящей матери, – ответила Валли. – И есть некоторая вероятность, что она и есть моя мать…

– Ого… – сказал Тэвин. И он, и остальные вдруг поняли, как легко можно привести Валли в замешательство.

– Что бы ни случилось, – предположила Элла, – лучше все узнать.

– Узнать бы неплохо, – согласилась Валли, стараясь усмехнуться.

В эту минуту на 88-й улице появилась женщина в синем пальто до колен, с кожаной сумкой на плече. Она прошла под уличным фонарем, и Валли увидела ее лицо. Женщине было за пятьдесят, она была хорошо одета, но не на показ, в волосах ее была заметна седина.

– Это она, – сказала Валли твердо.

– Откуда ты знаешь? – спросил Джейк. – Ты вспомнила, откуда знаешь ее?

– Нет, – ответила Валли. – Но это врач. Я просто знаю.

У входа в здание Валли набрала номер офиса доктора Рейнер из списка, висевшего тут же, у двери. Домофон зажужжал, и дверь открылась. Валли оказалась в небольшом фойе и прошла по узкому коридору, который закончился неожиданно просторным атриумом, расположившимся внутри этого стильного здания начала XX века. На каждом уровне был балкон с полированными деревянными перилами по всему периметру атриума. Валли посмотрела список офисов у лифта, но кабинета доктора Рейнер там не было. В здании было удивительно тихо. Здесь было около сорока или пятидесяти офисов, но большинство из них казались пустыми.

– Третий этаж, офис «Г», – послышался женский голос откуда-то сверху. По-видимому, самой Карлин Рейнер. Валли поднялась на лифте на третий этаж и пошла по балкону налево в дальний конец: офис «Г». Дверь приоткрыта. Валли постучала два раза, негромко.