Тридцатая застава - Ф. Вишнивецкий

Но вот началась война. Смятение охватило поручика: немецкие танки, орудия, самолеты обрушились не только на свободу страны — они уничтожают тысячи людей, разрушают города и села, рвут в клочья тело Польши. Что же теперь будет с ее душой?

Мечется поручик с оперативной группой по своему участку. В Ольховом попали под бомбежку и не успели предотвратить бегство многих бунтовщиков. Куда они могли бежать? Ясно — на восточную границу. Спешно выехали в Лугины, в имение Кравецкого.

Появление советских пограничников на польском кордоне не было для стражи неожиданностью. Противоречивые приказы, панические слухи о событиях на западе страны, массовое бегство населения на восток — все это захлестнуло нового начальника кордона, и он без единого выстрела сложил перед Кольцовым оружие. А что иное можно было предпринять в этой несусветной путанице?

— Теперь к Кравецкому! — торопил Голота. — Он должен ответить за кровь Миколы и его родителей…

— Отставить, Симон Сергеевич! — охладил его пыл Кольцов.

Однако бой пришлось принять. Прибывшая с Морочило группа жандармов встретила пограничников беспорядочной стрельбой, но вскоре рассеялась, не причинив никакого вреда. Голота с обнаженным клинком все порывался в дом помещика: слишком много обид накопилось у старого конника.

— Спокойно, Симон Сергеевич. Мы пришли сюда не как мстители, а для освобождения кровных братьев. Так что вложи свей клинок в ножны.

— А собаку Дахно тоже прикажете считать кровным братом? Ну нет! Он не уйдет от справедливой кары! Скорее в Ольховое!

— Мы там сами справимся с Дахно, а вы остаетесь здесь. И не забывайте, что вы представляете Советскую власть. Действовать надо по нашим, советским законам. Слышали, что говорил Шумилов?

Подавив в сердце старые обиды, Голота занялся лугинскими делами, а Кольцов со своими людьми поспешил в Ольховое.

Группа Байды была уже там. Она на рассвете приехала в Ольховое, замаскировала машины на окраине и по оврагу незаметно пробралась к фишеровскому саду.

— Все штабные офицеры в доме, на первом этаже, — объяснил Попович, — а солдаты расположены в лесу, в палатках. И если мы…

— А Болеслав где? Куда они его спрятали? — вскрикнула Ванда. Ей казалось, что ничего не может быть важнее, чем освобождение ее брата.

— Вчера всех арестованных отвели сюда, а где они сейчас — неизвестно…

— Я найду! — вызвался Недоля. — Только помогите.

Политрук задумался. Дивизия вот-вот должна подойти к Ольховому. Недосказанная мысль Поповича понятна: если блокировать штаб, полк без офицеров не решится на какие-либо враждебные действия. Но и арестованных надо освободить…

— Денисенко и Селиверстов! Берите двух бойцов и попытайтесь с Недолей разыскать и освободить арестованных. Только без шума.

Проникнув через изгородь в сад, пограничники обошли дом с тыльной стороны, а Недоля повел группу Денисенко к хозяйственному двору.

— У пана здесь большой каменный подвал с железной дверью, настоящая тюрьма. Если арестованных не увезли, то они там.

Бесшумно двигаясь между деревьями, они уже подходили к широкой дороге, которая вела к хозяйственным строениям, как оттуда появилась группа людей. В наступающем рассвете можно было различить по бокам группы вооруженных жандармов.

— Они! — шепнул Недоля. — Не иначе, как стрелять их собираются.

Оставалось несколько шагов до переднего конвоира. Одновременно из-за деревьев выдвинулись четыре винтовки, и Денисенко крикнул:

— Стой! Бросай оружие?

Недоля что-то по-польски сказал узникам, и они попадали на землю, звени ручными кандалами. Стреляя вслепую на ходу, конвоиры убежали в глубину сада.

Словно во сне смотрят освобожденные на зеленые фуражки с красными звездами — как они могли здесь появиться?

Первой опомнилась Агафья Семенина, хватает за руки пограничников.

— А діток моiх не бачили? Де вони?

Остальные сгрудились вокруг Недоли, который торопливо что-то объяснял Щепановскому.

А с востока уже слышен отдаленный шум моторов. Он быстро нарастает, надвигается на Ольховое.

С восходом солнца на запад прошли советские части.

Незадолго до немецкого нападения на Польшу Карл Шмитц получил новые указания разведуправления и соответствующие документы. В одном из них значилось, что майор Шмитц направляется в распоряжение начальника германской военной миссии при румынской армии в качестве советника. Другая бумажка с польским государственным гербом, надлежащими подписями свидетельствовала, что пан Шмигельский является сотрудником польского министерства торговли. Дальняя задача оставалась прежней, и разведчик не терял связи со своими агентами в Польше.

Используя связи абвера с разведками двух соседних стран, Шмитц без особого труда переходил румынско-польскую границу, свободно разъезжал по стране с небольшим чемоданчиком, и все, что попадало в поле зрения разведчика, становилось известным в соответствующих военных штабах вермахта. Этого задания он не доверял никому, даже своему подручному из дефензивы поручику Морочило. И когда вскоре фашисты вторглись в пределы Польши, их авиация удивительно точно наносила бомбовые удары по военным объектам и скоплениям войск своего недавнего союзника.

— Не теряйте связей со своими хлопцами, их надо держать под рукой, — предупредил майор Шмитц Якима Дахно, когда через несколько дней после качала военных действий в Польше он в последний раз посетил Ольховое. — И поберегите поместье своего хозяина…

Последние события, связанные с бунтом в полку, налетом авиации, арестом жолнеров, немного обескуражили управляющего, но не вызвали большой тревоги в его душе: давно уже Яким Дахно связан одной веревочкой с немецкой разведкой. Но вот то, что произошло в это осеннее утро во дворе помещика, было для него совершенной неожиданностью.

Стрельба в саду при столкновении группы Денисенко с жандармами всполошила расположенных в доме офицеров полка. Пограничники к этому времени успели блокировать все выходы.

Открыв дверь парадного хода, Байда через Поповича, хорошо владевшего польским языком, сообщил столпившимся в холле офицерам:

— Через Ольховое прошли части Красной Армии, чтобы не допустить оккупации немцами районов, населенных нашими братьями-украинцами. Во избежание ненужных осложнений предлагаю сложить оружие.

В ответ послышалась брань, хлопнул одиночный выстрел, не причинив никому вреда.

Попович, на ходу переводя слова Банды, продолжал:

— Сопротивление бесполезно и неразумно. Подразделения полка уже разоружаются. Для переговоров приглашаю командира полка.

После непродолжительного молчания к выходу подошел пожилой офицер. Небрежно козырнул, не глядя на Байду, дрожащими пальцами достал из кобуры пистолет и бросил к ногам Поповича. Потом шагнул влево, освобождая место для следующего. Но никто не подходил.

— Пан полковник! Объясните своим подчиненным ситуацию… — начал политрук, но полковник прервал его, четко выговаривая русские слова:

— С этой минуты у меня нет подчиненных… — Его измятое, бледное лицо вдруг покрылось густым румянцем.

— Тогда посоветуйте им, как старший соотечественник.

Полковник заговорил с офицерами и те начали бросать оружие.

Пока происходили эти события в доме Фишера, Денисенко привел освобожденных. А вскоре прибыла на машинах и группа Кольцова. Захватив полковника, Щепановского и Поповича, все поспешили в полковой лагерь.

Туда, видимо, уже докатились слухи о событиях этого утра. Жолнеры ходили небольшими группами по плацу и громко спорили о чем-то.

Первым обратился к солдатам полковник:

— Паны жолнеры! Обращаюсь к вам не как ваш командир, а как старший друг, как отец говорю… — его голос задрожал. — Советую вам во имя будущего…

В настороженной тишине, как удар хлыста, прозвучал выкрик:

— Предатель!

Полковник отшатнулся… Забурлила толпа жолнеров, скопом двинулась на пограничников.

— Остановитесь, братья! — крикнул поручик Щепановский, шагнув навстречу солдатам. — В то время, как фашисты терзают нашу родину, русские братья освободили нас, осужденных вчера на смерть! Они помогут нам освободить от врагов и наш народ…

Говорил Болеслав горячо, он почти смешался с солдатской массой. Сначала его слушали с недоверием, но постепенно страсти улеглись, среди солдат и младших командиров нашлось немало единомышленников молодого офицера. Они окружили его плотной стеной, оградив от крикунов. Лагерь заколебался, крикуны отходили в задние ряды.

Уловив момент затишья, Кольцов пробрался к Щепановскому и стал рядом, подняв над головой зеленую Фуражку.

— Дорогие друзья! Все мы, советские люди, понимаем ваше тяжелое положение и сочувствуем польскому народу. А пришли сюда с единственной целью — защитить кровных братьев от нависшей над вами угрозы порабощения… У нас с вами нет причин для вражды. По-дружески советуем вам сложить оружие, как это сделали ваши старшие командиры…