Простые истории - Олег Патров

После завтрака время тянулось медленно. Рукам нечем было себя занять, и она, обшарив ванную, нашла тряпку и вытерла пыль, привела в порядок цветы, отдохнула. На это ушло два часа. До одиннадцати оставалось еще столько же. Она достала сумку, пересчитала деньги. Про себя решив, что выйдет в десять, чтобы занять очередь, прикидывала в уме, что еще купить: яиц мало и молока, хлеба, можно фарша на ужин.

Так прошло три недели.

Утром баба Дуня уже не подскакивала с постели. Просыпалась, когда все собирались за утренним столом, долго лежала с закрытыми глазами, стараясь не показывать виду, что не спит. Когда за последним работником захлопывалась дверь, вставала, шла в ванную, завтракала, протирала полы. Ежедневные походы в магазин стали для нее своего рода отдушиной, и, хотя Иван вечерами в сердцах ворчал, что скоро их засыплет хлебом по макушку, она не обращала внимания и продолжала покупать хлеб каждый день, молоко – раз в два дня. К концу первой недели она знала уже всех продавщиц в округе, могла сказать, сколько у кого детей, кто в какую смену работает.

В общем, жизнь шла своим чередом. Хотя по-прежнему самыми тяжелыми для нее часами оставалось время после обеда, когда ужин готовить было еще рано, а утренние дела подходили к концу. Баба Дуня и сама не заметила, как стала больше спать днем. Бывает, походит, походит, приляжет, спит – не спит, а так. Вставала, когда кто-то из родных приходил на обед и чтобы приготовить ужин. Последнее вызывало у нее много мучений.

Не желая обидеть чем-то Татьяну, она старалась не лезть лишний раз со своими советами. С первых дней у них молчаливо произошло разделение кухни: Татьяна готовила обед, баба Дуня ужин. Но что приготовить, никто из родных не говорил. Если бы не Галя, каждый раз останавливающая ее кулинарные изыски, баба Дуня каждый день готовила бы им пир на весь мир. Но постепенно и это прошло. Наступило лето.

~

В мае баба Дуня перебралась жить на дачу. Жила она одна. Сын приезжал к ней по вторникам и четвергам, а на субботу-воскресенье в загородный дом перебиралась вся семья. Хотя это было громко сказано: загородный дом. Скорее, маленький летний домик с двумя комнатами – одна наверху и одна внизу – и печью, отделявшей гостиную от кухни. Но все же для бабы Дуни это было свое, знакомое, родное.

Днем в доме привычно пахло зеленой травой и цветами, ночью – деревом. Только сейчас баба Дуня поняла, что все это время по-настоящему не высыпалась: каменные стены давили на грудь, и она скорее погружалась в какое-то забытье, чем сон.

Еще одним преимуществом была кухня. С понедельника по пятницу она была здесь полноправной хозяйкой и могла делать, что хочет. Как результат, уже к концу июля она заметно оправилась, загорела, погасшие было глаза снова засветились жизнью, и, если бы не дрова, она осталась бы здесь жить на зиму. Но увы-увы…

Следующего лета баба Дуня ждала с нетерпением. Считала дни, периодически впадая в какое-то подобие тяжелого сна, просыпалась, обвязывала голову платком, смоченным в холодной воде, ходила кругами. Готовила она теперь только, когда просили или когда они с Галей ради семейного мини-праздника составляли меню; по-прежнему посещая магазины, покупала теперь только хлеб и молоко, предоставив остальное сыну. Каждый месяц она отдавала ему большую часть пенсии и тщательно следила за тем, чтобы внучка, покупая бабушке лекарство, не тратила свои деньги. Больше всего на свете она не терпела нахлебников. С горечью вспоминала, как непросто далось ей решение о переезде, наизусть помнила то письмо-капитуляцию, когда расписалась в собственном бессилии. Сначала-то она гордилась, виду не показывала, сыну писала:

«Здравствуйте, мои дорогие, получила от вас весточку и даю ответ на свой результат о переезде к вам. Я пока, Ваня, воздержусь, сразу не надо такие дела решать, надо сначала обдумать, это ведь не шуточки. Сколько я здесь прожила, мне это жалко и не знаю, сколько проживу здоровая. Пока ничего, но у меня ведь почти рядом сестра. Она меня часто навещает, я уже стала понемногу привыкать одна. Так что я сейчас одна такую задачу решить не могу. Надеюсь, летом приедете и вместе все обсудим, а пока буду жить одна. Обо мне не беспокойся. У меня все есть самое главное, дрова. Но вот такие мои соображения. Бывайте здоровы, живите дружнее. Крепко вас обнимаю и целую,

ваша мать, бабушка».

Три года держалась, перебивалась редкими встречами с сестрой да братом. Радовалась, когда тот переехал к ней насовсем, рассорившись с детьми из-за дома, хотя и говорила ему: «Терпи, будет плохо – приедешь, а сейчас живи, пока терпимо». Сидела на завалинке, все по волосам его гладила, насмотреться не могла. Сын-то к ней уже давно не приезжал: работа, дела, – она понимала. Писал, правда, тоже редко. Да что с мужиков возьмешь. Одна надежда на внучку была. Та писала, как по графику, раз в месяц, обо всем докладывала. Тем и держалась. Письмами да людским голосом. А потом, как осталась совсем одна, сдалась. Чуть не умерла тогда, одна в доме. Кто бы хоронил?

«Здравствуйте, мои дорогие Галя, Ваня, Татьяна. Вот пишу вам свою новость. Умер брат Саша, приехал с операции и что-то поел в дороге. Еле домой дошел, у него открылся понос. Увезли в больницу, там потерял память, лежал под капельницей, так в себя и не приходил, и умер. Весь Новый год я проплакала и у меня плохо стало с правой рукой, еле пишу. Хотела поговорить, но денег жалко. Знаешь, зима, все надо. Я так сама заболела. Умер в восемь утра одиннадцатого января, похоронили тринадцатого. Тут уж не жалела денег, все отдавала, лишь бы земле придали. Вот мои новости. Под новый год сейчас к нам пришел циклон, сыпет снег, метель. Все хорошо было. Теперь я, Ваня, ни за что от вас не отстану, поеду. Что я пережила один бог знает. Вот тепло будет, буду писать объявление, продам что получше, а все остальное тут пусть остается. Но я надеюсь, приедете, все решим. Пишите, как провели Новый год. Я буду ждать. Пишите все. Мне так одиноко. Не знаю куда бы убежала. А тут так плохо пишу, рука совсем не слушается, поймёте.

Ваня, у меня к тебе еще один вопрос: вы некуда не поедете в отпуск, сразу ко мне или нет? Мне надо срок, понял? Конечно, об этом