Глаза Клеопатры - Наталья Миронова

Приехал Бронюс. У него была уже другая девушка с потрясающе красивым именем Нийоле. Внешние данные у Нийоле были скромнее, чем у Гражины, но Нине она понравилась. Она хорошо говорила по-русски, тут же, без всяких просьб, принялась помогать, расставила на столе тарелки, приборы, бутылки с минералкой… И лицо у нее было славное: живое, веселое, сообразительное.

Наконец все было готово, Алдона попрощалась и уехала, гости расселись за столом. Нина тоже села. Все восхищались приготовленными ею закусками. Никита, видимо, успел предупредить всех, пока она еще возилась в кухне, чтобы ей не предлагали водки, и никто к ней не приставал.

Дипломат рассказал историю. В самом начале своей карьеры он работал третьим секретарем посольства США, и весь дипломатический корпус пригласили в бразильское посольство на ежегодно отмечаемый в феврале карнавал.

— Все были в карнавальных костюмах, — говорил он. — Американский госсекретарь приехал в костюме черта, было много других костюмов, остроумных и красивых… Только мы, из советского посольства, пришли, как на деловую встречу: в пиджаках, в галстуках…

— В костюмах КГБ, — вставила Нина.

Это была рискованная шутка, вполне в духе его бабушки. Никита скосил глаза на дипломата, но Сергей Дмитриевич рассмеялся, и все за столом рассмеялись.

Потом Никита рассказал, как, окончив институт, работал в «почтовом ящике». Это было уже на закате советской власти. Однажды он выдурил у завхоза полосу кумача, выбил на ней белилами по трафарету лозунг «Советские микросхемы — самые крупные в мире!» и накануне октябрьских праздников прикрепил его с друзьями над сценой в актовом зале.

Никто ничего не заметил. Начальство вообще «не въехало». Ну висит лозунг над сценой и висит. Лозунг вроде бы правильный: наше советское — самое большое. Так и провисел лозунг до конца собрания. Только сидевшие в президиуме никак не могли понять, отчего это народ в зале всю дорогу давится со смеху.

— Вас не наказали? — спросила Нийоле. — Вам так и сошло?

— Так и сошло, — подтвердил Никита. — После собрания мы по-тихому заменили лозунг на старый: решения какого-то там съезда в жизнь.

Первая порция шашлыков была съедена, и Нина вызвалась попереворачивать те, что жарились. Ей было интересно.

Вдруг послышался рев мощного мотора, и к калитке подкатил черный «Хаммер», занявший сразу всю сторону по периметру участка у входа.

Из «Хаммера» вышли четверо: импозантная дама скорее под пятьдесят, чем за сорок, рослая девица лет восемнадцати и двое кавалеров.

— Кто ее позвал? — шепнул Никита дипломату, пока компания была еще далеко.

— Ада, кто же еще? — прошептал в ответ Сергей Дмитриевич. — Ну что прикажете с ней делать? На нее даже сердиться нельзя.

— Нельзя, — вздохнул Никита.

Вновь прибывшую даму звали Зоей Евгеньевной. Она была женой влиятельного человека, которого Никита не любил и иронически называл «благодетелем». С этим человеком его когда-то познакомил отец. Зоя Евгеньевна сама занималась бизнесом, вовсю используя служебное положение мужа, хотя они вращались как бы на параллельных орбитах, и слыла меценаткой, покровительницей искусств. Она руководила каким-то фондом юных дарований, через который, как подозревал Никита, ее муж отмывал деньги. Общение с ней всегда тяготило Никиту.

Зоя Евгеньевна немного напоминала ему гоголевскую городничиху: то ли она сочла его завидным женихом и решила просватать за него свою дочку Таточку, то ли сама была не прочь сдать ему свою крепость без боя. Никита подозревал, что она готова на совмещенный вариант, вот только сам он не чувствовал себя Хлестаковым и всеми силами старался увильнуть от столь щедрого предложения.

У Зои Евгеньевны тоже был дом на Балтике, но в престижном месте, на Куршской косе, где строило себе виллы калининградское начальство. Разумеется, она была знакома с добрейшей Адой Марковной, когда-то работавшей театральным администратором.

Видимо, Ада знала, что Зоя Евгеньевна приехала к себе на дачу, и позвонила ей. Вот она и прикатила. Отмахала сотню с лишним километров.

Пока вся компания двигалась к столу, Никита прикинул расклад. Оба кавалера были ему незнакомы. Один, очевидно, предназначался матери, другой — дочери, но поскольку по возрасту оба были ближе к Таточке, они как-то жались к ней, а Зоя Евгеньевна шествовала рядом сама по себе.

Для своих лет выглядела она неплохо: короткая модная стрижка, безупречная укладка, довольно подтянутая, не слишком располневшая фигура. Но лицо у нее было неприятное, с резко запавшей переносицей, из-за чего нос выдавался под углом ко лбу. И глаза ее, небольшие, глубоко посаженные, смотрели недобро, хотя она буквально таяла от улыбок, подходя к столу.

Еще больше поражала Никиту ее дочка Таточка. Никто не знал, как ее зовут на самом деле. Все звали ее просто Таточкой. Спору нет, в свои восемнадцать она была красива — рослая, спортивная, с более правильными и гармоничными, чем у матери, чертами лица. В остальном ее внешность можно было охарактеризовать одним словом: блондинка. Внутренность, впрочем, тоже. Таточка была настолько отключена от действительности, что как будто пребывала в анабиозе. Казалось, все ее духовные и умственные силы уходили на обрабатывание челюстями жевательной резинки, и любая более сложная задача стала бы для нее чрезмерной.

Зоя Евгеньевна поздоровалась со всеми сидящими за столом, представила похожих друг на друга, одинаково спортивных кавалеров. Никита побежал в дом за стульями. Нина продолжала молча переворачивать шашлыки. Оглядевшись, Зоя Евгеньевна вдруг двинулась к ней.

— А вы, милочка, кто, собственно, такая будете?

В эту самую минуту Никита вышел из дома со второй парой стульев. Взглянув на Нину, он увидел, что на лице у нее лежит черная тень. Впадинки на щеках углубились, все черты заострились, глаза превратились в бездонные черные провалы. Он бросил стулья, мгновенно подхваченные услужливыми бессловесными кавалерами, и направился к ней.

— Разве вы меня не помните, Зоя Евгеньевна? — удивилась овладевшая собой Нина. — Я вас прекрасно помню.

В голове у Никиты зазвучали ее слова, сказанные в первый вечер: «Одна моя клиентка. Зажравшаяся богатая дрянь». Он с ужасом взглянул на Кузю, бегавшего вокруг стола. Но Зоя Евгеньевна не среагировала на Кузю. Уж скорее это Кузя среагировал на Зою Евгеньевну: он затявкал на нее. Никите мгновенно вспомнилась бабушка и ее собачка Муха.

— Не припоминаю, — обронила между тем Зоя Евгеньевна. — А здесь-то что вы делаете? Это закрытый кооператив. Только для своих.

— Это Нина Нестерова, — торопливо вставил подбежавший Никита. — Она моя гостья. Все, хватит уже, готово, — повернулся он к Нине. — Можно закладывать новую порцию.