Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

Такое назначение молодого офицера на боевой заграничный корабль 1-го ранга, с новой артиллерией и большим рангоутом, считалось весьма лестным. Но в морских кругах в то же время ходили слухи, что служба на фрегате в Средиземном море была невыносима, и там сменилось уже два старших офицера: Хмелевский и Молас; списан был ревизор П.О. Серебреников и еще несколько лучших лейтенантов. Говорили, что командир нервничал, придирался и требовал от офицеров невозможного. Поэтому, считая себя далеко не подготовленным к занятию такой ответственной и трудной должности, я решил «заболеть». Комиссия врачей признала меня больным, и я надеялся, что ввиду спешности будет назначен другой кандидат на эту должность. Но Главный Морской штаб спустя 10 дней прислал телеграфный запрос: когда лейтенант Ц-кий сможет выехать по назначению? Было очевидно, что спорить с судьбой не приходится, и я должен был «выздороветь». В Штабе мне объявили, что теперь уже оба фрегата ушли из Пирея в Триест, куда и мне следует ехать безотлагательно по железной дороге через Вену.

Прибыл я в Триест вечером 18 октября накануне приезда туда Наследника. Переночевав в гостинице, я на утро, в парадной форме, поехал явиться на фрегат, стоявший на рейде рядом с «Памятью Азова». Командир встретил меня довольно сухо и, по-видимому, не верил в мою болезнь. Он отозвался очень нелестно о бывших двух старших офицерах (это были лучшие офицеры флота) и обо всем судовом составе. В адмиральской каюте я представился жене командира (бывшей на фрегате), она выразила надежду, что я сумею урегулировать обострившиеся до крайности отношения между командиром и офицерами. В кают-компании я встретил сочувствие со стороны офицеров моему трудному положению между двух огней. Они предсказывали, что недели через две и мне придется уехать по примеру моих предшественников. Затем весь день до вечера я употребил на изучение фрегата: в сопровождении трюмных специалистов я ознакомился с водоотливной и пожарной системами и вечером принялся за чтение судовых расписаний, составленных моими предшественниками. Несмотря на безукоризненность этих расписаний, они были предметом постоянных недоразумений между командиром и старшими офицерами.

В этот вечер на фрегате был бал. Офицеры пригласили с берега много знакомых дам и барышень, из живущих здесь итальянских семейств. С «Азова» были приглашены офицеры и между ними Великий Князь Георгий Александрович в чине мичмана. Танцевали на шканцах и потом в кают-компании под фрегатскую музыку. Но ни командир, ни его жена, хотя оба были вечером на фрегате, на бал приглашены не были. Это мне показалось прямо невероятным и грубым, и когда я заявил офицерам, что я желаю их также пригласить в кают-компанию, то встретил бурный протест и заявление, что все оттуда выйдут и гости разъедутся. Бал затянулся до поздней ночи, и при отъезде гостей на берег их на катерах провожали офицеры. Георгий Александрович также провожал барышень-итальянок (за одной из них он сильно ухаживал весь вечер), сидя на катере в одном сюртуке без пальто; так как ночь была холодная, то возможно, что этот вечер был первой причиной обострившейся впоследствии его болезни легких.

На следующий день из Вены в Триест приехал Наследник и около 12 часов прибыл на «Память Азова». Суда салютовали и вскоре снялись с якоря и ушли в Пирей. Отряд из трех судов шел в строю кильватера, концевым была канонерка «Черноморец», присланная сюда нарочно для увеличения числа судов. На головном фрегате «Память Азова» был поднят флаг Наследника; адмиралом был Бассаргин. Число лиц, избранных для неотлучного сопровождения Е.И.В. Наследника Цесаревича Николая Александровича, было весьма ограничено и состояло из главного руководителя, облеченного доверием Государя, свиты Е. В. г-м кн. Вл. Апат. Барятинского, флигель-адъютанта кн. Н.Д. Оболенского (лб. гв. Конного полка), кн. B.C. Кочубея (кавалергардского Е.В. полка) и Е.Н. Волкова, кн. Э.Э. Ухтомского (для составления описания путешествия), акварелиста Н.Н. Гриценко и военно-морского врача В.К. фон-Рамбаха.

В море было тихо, шли со скоростью 12 узлов и на другой день поздно вечером пришли в Патрас; город был иллюминован. В 6 часов утра при совершенной темноте Наследник съехал с «Азова» на берег и по железной дороге уехал в Коринф осмотреть строившийся тогда Коринфский канал, перерезывающий Коринфский перешеек. Канал имел целью соединить Адриатическое море с Афинами (гаванью Пирей), т. е. чтобы пароходам сократить путь и не огибать весь полуостров Морея. После съезда Наследника суда, снявшись с якоря, пошли в Пирей, куда прибыли 25 октября под вечер. В Пирее нас встречали с большим парадом: Король и Королева Ольга прибыли тотчас на «Память Азова». Люди у нас стояли на реях, и мы салютовали, установившись в Пирейской гавани на якорь. После обеда нас посетила Королева Ольга, а затем вскоре Наследник и Греческая Королевская чета уехали в Афины. В. К, Георгий Александрович и принц Георгий Греческий, в качестве несущих морскую службу совершенно наравне с прочими лейтенантами и мичманами, находятся в маленьких каютах кормовой части фрегата.

К столу Наследника на завтрак и обед поочередно приглашаются по три лица из числа офицеров «Азова». Августейший мичман и Королевич Георгий завтракают и обедают в кают-компании, разделяя трапезу брата только в очередь, наравне с другими. Вечера обычно В.К. Николай Александрович проводил в кают-компании. Обостренные отношения командира с офицерами все еще продолжались, и здесь было списано в Россию еще несколько офицеров.

Чтобы дать мне время на составление новых корабельных расписаний, командир освободил меня временно от службы наверху, но командование авралами и учениями лежало на мне, поэтому я не имел возможности углубиться серьезно в составление расписаний и занимался этим лишь ночью, когда все на рейде успокоится и все улягутся спать. Нервы мои были сильно расстроены, я лишился сна и стал серьезно подумывать об отъезде в Россию.

В Пирее отряд простоял 10 дней, пока Наследник объезжал достопримечательности древней Греции. Его сопровождала свита сведущих лиц из местных археологов, в числе коих был наш посланник в Афинах г-н Ону как знаток Ближнего Востока. Он сопровождал Наследника и далее, по Египту и по Индии.

Около 5 ноября поздно вечером отряд вышел из Пирея и направился в Порт-Саид. Ночь была лунная, дул холодный бриз, суда шли в кильватер и, отойдя миль 5 от берега, мы отпустили лоцманов, выводивших нас из Пирея. Вместе с лоцманом на его шлюпку села жена командира, провожавшая его до выхода в открытое море.

Занятый съемкой с якоря корабля, я совершенно забыл о ней и только теперь вспомнил, увидев ее фигуру в мужском дождевике у трапа и трогательно прощающуюся с командиром; затем в темноте обе фигуры — она и грек-лоцман — спустились за борт на шлюпку и исчезли за бортом.

«Наследник со свитой и принцем съехали сейчас же на берег и отправились осматривать Александрию, Мемфис, пирамиды и Каир».

В центре с тростью в руке стоит цесаревич Николай Александрович, слева кронпринц шведский Густав (будущий король) с кронпринцессой, далее принц греческий, справа великий князь Георгий, далее Хадив Тевфик-паша, адмирал Басаргин, графиня Де Лягарди и др.

В Порт-Саид отряд вошел в 10 ч утра и ошвартовался у набережной у самого города. Пристань и все дома были украшены русскими и греческими флагами. На берегу собралось много народа, главным образом, многочисленная здесь колония греков, приветствовавшая Наследника и греческого принца Георга криками «ура» и «элекен» (принц Георг Греческий сел на «Азов» в Пирее в чине лейтенанта русского флота и прошел с нами до Владивостока). Наследник со свитой и принцем съехали сейчас же на берег и отправились осматривать Александрию, Мемфис, пирамиды и Каир, а мы принялись за погрузку угля, продолжавшуюся около 2-х суток. При этой неприятной работе суда утопали в облаках сухой угольной пыли, забиравшейся во все щели, поэтому приходилось закупоривать все люки и иллюминаторы; но и это не спасало внутренние помещения от черной пыли. Внизу становилось душно, а все находящиеся наверху приобретали вид трубочиста. По окончании погрузки угля я мыл фрегат целые сутки.

На 4-й день высокие путешественники вернулись с берега, и отряд отправился каналом в Суэц. На середине канала, в Измаилии, суда ночевали на якоре, а к вечеру следующего дня пришли в Суэц и ошвартовались у набережной этого городка. Наследник с принцем и свитой сейчас же уехал по железной дороге в Каир, чтобы продолжать путешествие по Египту, а суда стояли здесь целую неделю и приводились в порядок. Я занялся составлением расписаний, в чем мне много помог симпатичный и веселый мичман И. Скаловский, знавший хорошо всю фрегатскую команду и обладавший необычайною памятью. Здесь, в Суэце, при постановке на якорь у командира с мичманом П. вышла большая «драма». Вечером в темноте командир, сердясь за что-то на француза-лоцмана, бывшего на мостике, излил свой гнев на ни в чем неповинном баркасе, стоявшем у борта, выругав его непечатными словами. С баркаса из темноты откликнулся мичман П., обидевшись на ругань. Тогда командир вместо извинения крикнул в сердцах, что ругань относится именно к нему, мичману П. По окончании работ П., спустившись в каюту, подал через меня рапорт командиру о болезни и просил о списании его в Россию, так как при таких условиях службы он плавать больше не может и просит об этом оскорблении довести до сведения адмирала Басаргина, бывшего на «Памяти Азова».