Цивилизация страуса - Виталий Фролов

— И что ты им сказала?

— То же самое, что и тебе. Это не я.

— А кто?

— Откуда мне знать? Ты ведь хам, Гусев. О твоей смерти наверняка мечтала целая куча народа.

— Мечтать о чьей-то смерти, это одно, — сказал Гусев. — А дарить кому-то смерть — это совсем другое.

— Вот именно. Я и слезинки не проронила, когда узнала. Но сама я этого не делала.

— Так прямо и ни слезинки?

— Гусев, чего тебе надо?

— Правду.

— Ты ее уже получил. Что будешь делать дальше?

— Значит, это не ты?

— Не я.

— С другой стороны, если бы это была ты, вряд ли ты бы мне в этом призналась, так?

— Почему бы нет? — спросила Настя. — Тридцать семь лет прошло, срок давности вышел, ты жив, вот он, передо мной стоишь. Чем бы я рисковала?

— К примеру, я мог бы отомстить.

— Как?

— У меня есть пистолет.

— Теперь у всех есть пистолет, — сказала она. — Только у тебя духу не хватит в меня выстрелить.

— Ладно, — сказал Гусев. — Что-то мы вообще не о том. Как ты жила-то все эти годы, Настя?

— Нормально жила, Гусев. Не знаю, на что ты там рассчитывал, но душу я тебе изливать не собираюсь. Так что шел бы ты отсюда, а?

— Да, — сказал Гусев. — Я, наверное, и правда пойду.

Он был уже в подъезде и успел спуститься на половину пролета, когда Настя его окликнула.

— Гусев!

Он обернулся.

— Если бы все женщины убивали бросивших их мужиков, в мире бы осталось чертовски мало мужиков, не так ли?

— Наверное.

— Подумай об этом, Гусев.

— Обязательно.

— И постарайся сделать так, чтобы я больше тебя не видела.

Честно говоря, Гусев и сам не понимал, на что он рассчитывал и чего от этой встречи ждал. Что она разрыдается, упадет ему на грудь и они будут пить чай на кухне, вспоминая старые добрые времена? Или что она признается в убийстве, и тогда он… А что бы он тогда сделал?

Гусев понятия не имел.

У его дела давно вышел срок давности, так что полиция, даже имея на руках ее чистосердечное признание, вряд ли бы стала что-то предпринимать. Свершить возмездие самолично? Гусев не испытывал ни малейшего желания, во всяком случае, если речь шла о Насте. Как бы там ни было, как бы потом все не повернулось, было время, когда им хорошо было вместе, и… Черт побери, она была единственным человеком, оставшимся из его прошлой жизни.

Пусть она и не хотела его видеть, да и он, в общем-то, тоже. Но была между ними какая-то нить, что-то, что их связывало. Общие воспоминания о том вялотекущем романе, или принадлежность к одному поколению, или… Гусев окончательно запутался.

Он вышел из метро и пошел к своей общаге.

В то, что Настя могла его убить, он и сам не особо верил. Это был не ее стиль. Вынести мозг живому — это да, это всегда пожалуйста, но всадить пулю в сердце, и не в состоянии аффекта, не в тот день, когда он ее бросил, а на следующий… Да и где бы она взяла пистолет?

Ситуация была абсурдная. У Гусева не было врагов, способных на его убийство, и он это прекрасно понимал. Кому он нужен вообще?

Подсидеть на работе, подставить перед начальством, кинуть на деньги — на это люди его круга были вполне способны. Но убийство было для них слишком крутым шагом. Слишком радикальным.

За что вообще убивают людей?

Понятно, что подавляющее большинство убийств в те времена происходило на бытовой почве, и девяносто процентов из них — по пьянке. Но модус операнди не тот.

Собутыльники, внезапно воспылавшие к тебе ненавистью, могут воткнуть в тебя хлебный нож, проломить голову гантелей или тупо забить ногами. Но стрелять тебе в сердце, а потом сразу же звонить в больницу и милицию они не станут. Зачем им это надо?

И, опять же, ни у кого из знакомых, с кем Гусев мог бы выпивать, не имели доступа к огнестрельному оружию. Тогда — это вам не сейчас, когда каждый второй со стволом не расстается.

Однако, факт оставался фактом. Гусева решительно некому было убивать, но кто-то же его все-таки убил. И Гусев решил обязательно докопаться до истины. В тот вечер, идя от метро по освещенной московской улице и наслаждаясь теплым вечером, Гусев открыл совершенно новое для себя ощущение.

В его жизни появилась цель.

Глава девятая

— Не могу сказать, что я удивлен, — заявил Макс. — Я ожидал твоего повторного визита, просто я не думал, что ты придешь так быстро.

— Ты смотрел те файлы, которые мне переслал?

— Только чтобы убедиться, что это те самые файлы. Разве я ошибся?

— Нет, — сказал Гусев. — Это те самые файлы. Но теперь мне нужно больше.

— Больше чего?

— Информации.

Макс зевнул, прикрыв лицо рукой, а потом почесал подбородок.

— А ты уверен, что тебе это на самом деле нужно?

— Меня убили, — сказал Гусев.

— Отчасти это верно, — согласился Макс.

— Отчасти?

— Ну, ты же вот он, передо мной сидишь.

— У меня украли мою жизнь.

— Дав тебе новую взамен.

— Я сам должен был это решать, — сказал Гусев. — Но у меня отняли право выбора.

— Это было тридцать семь лет назад, — сказал Макс. — К чему ворошить прошлое? Если даже ты узнаешь, кто тебя застрелил, что это для тебя изменит?

— Я буду знать.

— Ты ж понимаешь, что тот тип, кем бы он ни был, вполне мог и не дожить до наших времен?

— Понимаю.

— И даже если он до них дожил, что ты будешь с ним делать? Полицаям сдашь?

— Срок давности давно вышел.

— Это я и пытаюсь тебе втолковать, — сказал Макс. — Знание о том, кто тебя застрелил, не изменит в твоей жизни ровным счетом ничего. Здоровье не станет лучше, денег не станет больше, Солнце не начнет ярче светить. Зачем ты смотришь в прошлое? Не пора ли задуматься о будущем?

— Я хочу узнать, — сказал Гусев. — И я готов платить. Тебе этого мало?

— Ты просто занимаешься не тем.

— Это мое дело.

— Твое, — согласился Макс. — Ты подумал над моим предложением?

— Я в процессе, — соврал Гусев.

— Ладно, думай дальше. И что я должен добыть для тебя на этот раз?

— Мое дело из полицейских архивов, — сказал Гусев. — Протоколы, все такое. Это реально?

— Я даже не уверен, что это закрытая информация, — сказал Макс. — Мои люди постараются все раздобыть. Но подумай вот о чем. Полиция, конечно, в ваши времена совсем мышей не ловила, но они расследовали это дело по горячим следам, и ничего не нашли. При том, что это их работа, и у них есть целый штат профессионалов и ресурсы, которые тебе и не снились. Почему ж ты думаешь, что сейчас, спустя тридцать семь лет, ты достигнешь успеха в том, в чем они тогда облажались?

— Потому что это моя жизнь, — сказал Гусев. — Кому с ней разбираться, как не мне?