Цивилизация страуса - Виталий Фролов

Гусев понимал, что этому факту наверняка есть какое-то рациональное и, скорее всего, очень простое объяснение, и причина лежит на поверхности, и ответ не может быть так уж сложен, но задавать вопросы он не решился. В этом мире задавать вопросы надо было очень аккуратно, ведь за каждым неосторожным словом мог последовать вызов на дуэль, а Гусев не горел желанием стрелять в других людей. Снова.

Вечером он поужинал в какой-то кафешке, заказал кофе и проверил свой почтовый ящик.

Обещанные Максом файлы уже бултыхались в аттачменте, и Гусев, прихлебывая горячий напиток, принялся изучать обстоятельства собственной смерти.

Весьма загадочные, надо сказать, обстоятельства.

Гусева застрелили субботним вечером в его собственной квартире. Приблизительно в десять часов. В то же время с его телефона было совершено два анонимных телефонных звонка, голос звонившего, как водится, был изменен. Первый звонок поступил в дежурное отделение клиники «Вторая жизнь», второй — тоже в дежурное отделение, но уже полиции. Интервал между звонками был меньше минуты.

Дверь в его квартиру осталась открытой.

Криомедики приехали первыми и полицию им пришлось ждать. Однако, поскольку причина смерти Гусева была очевидна, они начали обговоренные в клиентском договоре мероприятия, которые хоть и не могли спасти пациенту жизнь, но делали его смерть не окончательной. Полиция, надо полагать, не пришла из-за этого в неописуемый восторг, однако, возбухать не стала. Видимо, ребята из «Второй жизни» дали на лапу кому-то из милицейских чинов.

По этой же причине не стали проводить вскрытие. Полицейский эксперт присутствовал при процедуре окончательной заморозки, и после того, как Гусева упаковали в холодильник, получил на руки полный отчет о характере гусевского ранения.

Сквозное, предполагаемый калибр — около девяти миллиметров, пулю в квартире Гусева так и не нашли. Полиция заключила, что стрелял профессионал и принялась искать причину убийства в области гусевской профессиональной деятельности, что было делом гиблым и абсолютно бесперспективным.

Таких, как Гусев, киллерам не заказывали. Для этого он был слишком мелок, слишком легко заменяем, слишком ничтожен для того, чтобы его смерть оказала хоть какое-то влияние он огромный корпоративный механизм, винтиком которого он служил. Он не был олигархом, не был владельцем компании, не был топ-менеджером, его звено было чуть выше среднего, и ни конкурентам, ни честолюбивым коллегам не было никакой выгоды от его смерти.

Кроме того типа, который занял его место начальника отдела и получил неплохую прибавку к своей и так неплохой зарплате. Гусев прикинул, стал бы он ради такого убивать. Нет, он бы не стал, но ведь это ни о чем не говорит. Все люди разные. Кто-то и за штуку баксов в месяц убьет.

Имя преемника в документах не значилось. Гусев подумал, что неплохо было бы его выяснить.

Впрочем, исходя из прочитанного, расследование стоило начинать с другой стороны.

Гусев не был большим поклонником интернета, но по роду службы в старой сети ориентировался неплохо. Политическая и культурная жизнь протекали где-то между «Живым Журналом» и «Фейсбуком», молодежь предпочитала «в контакте», в «одноклассниках» сидел народ. Сейчас же ничего этого не было. «Живой журнал» окончательно умер, «фейсбук», если и продолжал существовать, фатально вышел из моды, судьба остальных сайтов осталась для Гусева и вовсе неизвестной.

Социальная сеть ныне была одна, и зарегистрировано в ней было все население страны, причем в случае Гусева, согласия у этого населения никто не спрашивал. Этот подход Гусеву не особенно нравился, но были у него и свои плюсы. Поиск людей значительно упростился.

Если, конечно, люди не меняли фамилию или не уезжали из страны.

Настя не сменила и не уехала. Она все еще жила в Москве, и Гусев решил, что вечер еще недостаточно поздний, а потому можно нанести ей визит.

Она узнала его сразу.

— Ты, — коротко, на выдохе.

— Я, — не стал отрицать Гусев.

— Зачем ты пришел?

— Просто повидаться, — соврал он. — Проходил мимо, думаю, дай-ка зайду. Не так уж много знакомых у меня осталось.

— Я не хочу тебя видеть.

— Бывает, — она попыталась закрыть дверь, но он вовремя вставил ногу в проем. — Я недолго.

— Это твое второе имя, да?

— Скорее, кредо.

Насте было за шестьдесят. Ухоженная старушка, которая следила за собой, потому что больше следить ей было не за кем. Благодаря прозрачности нового мира, Гусев знал о ее жизни почти все. Ни мужа, ни детей, ни внуков.

Она посвятила свою жизнь карьере, но всякая карьера заканчивается пенсией. В случае Насти, это была хорошая пенсия, сдобренная доходами от удачных капиталовложений.

Не самый плохой, в общем-то, вариант.

— Я вызову полицию.

— Зачем?

— Чтобы они выставили тебя отсюда.

— Но я пока и не вошел, — заметил Гусев.

— Убери ногу.

— Что, даже чаю не предложишь?

— Убирайся к черту.

— Разве время не лечит раны?

— Ты кинул меня.

— За это ты меня и застрелила?

— Что?

От удивления она ослабила нажим на дверь. Гусев воспользовался заминкой и перетек в прихожую.

— Тебе там последние мозги отморозили, да?

— Нет. По крайней мере, мне так не кажется.

— Тогда что за чушь ты несешь?

— Я тут узнал, что меня застрелили, — сообщил он. — Прямо в сердце. В моей собственной квартире. В той самой, от которой у тебя были ключи. И почти сразу же в клинику, заметь, в ту самую клинику, на договоре с которой настояла именно ты, поступил анонимный звонок, сообщающий о моей смерти. Неплохо сработано, кстати. С одной стороны, я мертв, и ты отомщена, с другой стороны, я все же не совсем мертв, по крайней мере, теоретически, и совесть твоя осталась относительно чистой.

— Бред, — сказала она.

— Дверь открыли ключом. Ключи были только у тебя.

— Значит, не только.

— У тебя была возможность, — сказал Гусев. — У тебя был мотив. Странно, что тебя еще тогда не арестовали.

— Ты несколько переоцениваешь свое значение в моей жизни, Антоша, — сказала она ядовито-ласковым голосом. — Да, ты меня бросил, и я расстроилась, но это еще не конец света. И, кстати, меня тогда допрашивали.

— И что ты им сказала?

— То же самое, что и тебе. Это не я.

— А кто?

— Откуда мне знать? Ты ведь хам, Гусев. О твоей смерти наверняка мечтала целая куча народа.

— Мечтать о чьей-то смерти, это одно, — сказал Гусев. — А дарить кому-то смерть — это совсем другое.

— Вот именно. Я и слезинки не проронила, когда узнала. Но сама я этого не делала.