Невольница: его добыча (СИ) - Семенова Лика

— Сегодня будь осторожна.

Я повернула голову, заглядывая в его сосредоточенное лицо:

— Что вы имеете в виду?

— Он был во дворце, на церемонии представления двору шестого сына командора Бракса. Адриан ненавидит эти церемонии по вполне понятным причинам.

— Потому что у него нет сына?

Ларисс кивнул одними глазами.

— А у вас есть, как я слышала.

Он проигнорировал.

— Он пьян. Сделай все, что он хочет, чтобы не повторилось то, что он сделал на флагмане. Просто будь осторожной. И следи за языком. Лучше вообще молчи.

Вопреки его стараниям, эти слова меня скорее успокоили, чем насторожили. Будет проще остаться собой. А боль… всего лишь боль. Я почти хотела ее.

Де Во кинулся ко мне, едва я перешагнула порог. Без слов. Впился в губы, удерживая за затылок, опалял горячим терпким от выпитого дыханием. Моя недавняя решимость лопнула, как мыльный пузырь, едва он меня коснулся. Его язык подчинял, жалил, и я уже сама отвечала на жадный поцелуй, чувствуя, приятную тяжесть между ног. По телу разливались электрические токи — сильнее, чем прежде. Похоже, рука управляющего все же дрогнула. Хотелось отстраниться, оттолкнуть, но я не могла, обвивала руками и притягивала к себе. Полукровка знал, что говорил. Они оба знали. Они знали меня лучше, чем я сама. Если сегодня он велит выпрашивать его член — я сломаюсь. Буду валяться в ногах, лишь бы он брал меня снова и снова. Это не любовь — это похоть. Низкий животный инстинкт. Все померкло. Я чувствовала только его прикосновения, плавилась, содрогалась.

Он стянул платье, швырнул меня на четвереньки прямо на пол, и я почувствовала его пальцы. Я была бесстыдно мокрой, податливой, горящей. Пальцы скользнули в меня, задвигались, разжигая пожар. Он вошел одним мощным толчком, сорвав с моих губ протяжный стон. Яростно задвигался, держа за волосы, будто пытался утвердить свою власть или убить. Но даже теперь я плавилась от желания, едва почувствовала вожделенные толчки, подавалась навстречу, распалялась и уже не сдерживала стонов. Долго. Бесконечно долго. Мучительно сладко. Когда наслаждение накрыло меня с головой, я выгнулась и закричала, а он лишь сильнее натянул волосы. Его свободная рука елозила по моей спине, сжимала ягодицы, спускалась по бедру, стискивала до боли. Он будто пытался удостовериться, что я принадлежу ему, что я здесь, что я настоящая.

Он принудил меня выпрямиться, потянув за волосы, моя голова легла на его широкое плечо. Его рука скользнула по моему животу, нырнула в пах. Умелые пальцы нащупали самое чувствительное место и задвигались в такт толчкам, вырывая меня из реальности. Я подняла руки и обхватила его за шею, зарываясь в волосы, терлась щекой о его подбородок, чуть шершавый от отросшей щетины. Чувствовала спиной его напряженные каменные мышцы. Меня вновь затрясло от накрывшего наслаждения. Я тяжело дышала, открывала рот, будто не хватало воздуха, содрогалась от мучительно-сладких спазмов, но де Во крепко притянул меня к себе. Его дыхание обжигало шею. Он вновь поставил меня на четвереньки, ухватил за талию и задвигался в таком бешеном темпе, что меня вновь скрутило накатившей волной, доводящей до безумия. Руки не держали, я упала на локти с яростными криками. Я не узнавала собственный голос. Это была не я. Я чувствовала себя последней шлюхой, как он и хотел. Подлая победа. Говорят, война приемлет любые средства. Если считать это войной — они лишь использовали преимущество.

Он все еще не кончил. Вышел из меня и погладил рисунок на моей спине, неожиданно царапнул ногтем, будто хотел содрать вместе с кожей, и тут же прижался губами. Я выгнулась и вскрикнула, но де Во лишь сильнее дернул за волосы, заставляя встать на колени. Он вновь прижался ко мне, провел жесткими пальцами по шее, усилил хватку, прислушиваясь, как замерло мое дыхание. Шумно дышал мне в ухо терпким запахом алисентового вина. Теперь стало страшно.

— Почему все так?

Я молчала. Странный вопрос — потому что он сам так захотел.

Он положил мою голову на свое плечо:

— Ты боишься меня?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я снова молчала. Нет, это не страх. Какое-то обреченное снисхождение в вынужденных обстоятельствах.

— Я думал, это все исправит, — прозвучало горько и одновременно с вызовом. — Но стало только хуже.

Я не понимала его слова, но меня и не слишком заботил их смысл. Ларисс прав. Он был безумен от вина и одному ему известной внутренней муки. Мне плевать на его муки.

— Ты слышишь, мне не становится легче. Может, — он вновь взялся за шею и сжал пальцы настолько сильно, что у меня перехватило дыхание, — Совет прав? Может, стоит исполнить приговор и забыть обо всем?

Я замерла, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Он резко развернул меня, опрокинул на кровать и навалился сверху. Он дышал мне в лицо. Я видела мутные, безумные глаза с расширенными зрачками.

— Ты ничего не понимаешь, — он покачал головой. — Твое унижение никогда не сравнится с тем, что испытал я. Ты всего лишь женщина.

Я не шевелилась, почти не дышала и не моргала, чтобы ненароком не распалить его еще больше. Он только что страстно целовал меня, теперь же готов ударить.

— Что я должна понимать?

Он пристально смотрел больными глазами:

— Меру своей вины.

Де Во скользнул рукой вниз, проник в меня пальцами и сжал ладонь, стараясь доставить боль, а не наслаждение:

—  Я поменяюсь обратно, — глаза вспыхнули истинным безумием. — Я сказал Совету, что ты беременна. Чтобы спасти тебя. И ты родишь мне сына. Чистокровного сына, которого я представлю двору.

Я не верила своим ушам. Я ожидала всего, чего угодно, но не такого кошмара. Хотелось тряхнуть головой, проморгаться, проснуться.

Он вновь вошел в меня и навалился всей тяжестью, задвигался:

— Как только я вернусь с Барамута… запру тебя здесь и не слезу, пока эта ложь не обратится правдой, — он покрывал мое лицо жалящими поцелуями. — За это время ты научишься любить меня… Ты полюбишь меня… Тебе придется полюбить меня — я не оставлю тебе выбора. Как хозяина, если не хочешь любить, как мужчину. Как отца своего ребенка.

Яростные толчки уже вновь, вопреки здравому смыслу, приближали меня к разрядке, но теперь я не обнимала его. Комкала простыни, закусывала губы, а он, нависая, наблюдал за этой мукой. Я не выдержала, напряглась и застонала, зажимая рот ладонью, чтобы он не услышал моего стона.

Он кончил почти вместе со мной и накрыл неподъемным телом. Тяжело дышал, водил пальцами по моему лицу. Наконец, скатился на кровать и замер. Через некоторое время я поняла, что он уснул.

34

За дверью привычно ждала Ола:

— Господин управляющий велел сразу отвести тебя к нему.

Что ж, может, это и к лучшему.

Когда я вошла, Ларисс запер дверь кабинета и указал мне на белое кресло на тонкой ножке.

— Ну? — он был сосредоточен и явно не настроен на красивые речи.

 Я глубоко вздохнула несколько раз, запахнула вырез платья, будто пряталась:

— Он пьян.

— Бил тебя?

Я покачала головой:

— Нет.

Ларисс опустился напротив — нас разделял стол:

— Что еще?

— Сказал, что я не понимаю меру своей вины. Не буду лукавить — давно догадалась, что я, как минимум,  высокородная полукровка, но не понимаю, что происходит, и как это связано с ним. Вам не кажется, что я имею право знать хоть что-то? Он сошел с ума, решил, что я должна родить ему сына.

Ларисс порылся в ящичке стола, достал сигарету и закурил, будто отгораживаясь стеной дыма. Он слишком во многом походил на брата. Привычками, манерами, чертами. Разве что смешанная кровь освобождала его от кичливости чистотой рода и избавляла от многих неприятных условностей. Мне так казалось. Хотя, может, наоборот, тяготила.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Наконец, он выпустил густую струю дыма и произнес:

— Если он так решил, значит, должна. Я тоже сын рабыни.

Я почти не ожидала другого ответа.

— Расскажите мне хоть немного. Я уже поняла, что Элия мне не мать.

— Твоя мать, Лиара де Во, приходилась нашему отцу какой-то очень дальней сестрой. Почти никем. Твоим отцом был Тит Оллердаллен из высокого дома. Он устроил заговор против Императора, но был схвачен и казнен. Вместе со всем своим домом. Твоя мать могла бы спасти свою жизнь и свое чистое имя, да и всех нас заодно, если бы прилюдно отреклась от мужа и рожденного в этом браке ребенка — от тебя. Но она предпочла умереть женой предателя. И пока бушевали страсти вокруг ее решения, и от воя сотрясались Высокие дома, она успела спрятать тебя. Даже не представляешь, сколько людей погибло из-за тебя. По праву рождения ты могла бы сидеть за одним столом с Императором. Но…