Соловей - Кристин Ханна

– Мадам Мориак! – вскочил Бек. – Какой приятный сюрприз. Чем могу быть полезен?

– Я по поводу учителей, которых вы уволили.

– Не я, мадам.

Покосившись на приоткрытую дверь, Вианна подошла ближе и продолжила, понизив голос:

– Вы говорили, что этот список – чистая формальность.

– Простите. Правда. Но мне так сказали.

– Эти люди нужны в школе.

– Вы здесь, а это… может быть опасно. – Он подошел к ней вплотную. – Вам не надо хотеть привлекать к себе внимание, мадам Мориак. Не здесь. Есть человек… – Он бросил взгляд на дверь и мгновенно умолк. – Ступайте, мадам.

– Жаль, что вы попросили меня об этой услуге.

– Мне тоже, мадам. – Бек смотрел сочувственно. – А теперь идите. Пожалуйста. Вам не следует здесь быть.

Вианна отвернулась от капитана Бека – и от горы съестного, и от портрета фюрера – и вышла из кабинета. Она спускалась по лестнице, а солдаты провожали ее взглядами, перемигивались, хихикали и наверняка подшучивали над очередной француженкой, окрутившей лихого немецкого парня. Только ступив на улицу, Вианна осознала весь ужас своей ошибки.

Несколько женщин, оказавшихся в этот момент на площади, заметили, как она выходит из логова нацистов.

И среди них была Изабель.

Вианна поспешила к сестре, мимо Элен Рюэль, жены булочника, которая несла хлеб в комендатуру.

– Вышли в свет, мадам Мориак? – язвительно осведомилась Элен.

Изабель уже мчалась навстречу, и Вианна, запыхавшись, остановилась, поджидая.

– Что ты там делала? – возмущенно крикнула Изабель.

– Сегодня уволили учителей. Нет, не всех, а только евреев, франкмасонов и коммунистов. – Она вновь вспомнила, как это было: тишина в классах, в коридоре, замешательство среди оставшихся. Никто не понимал, что делать дальше, как противостоять произволу оккупантов.

– Только? – переспросила Изабель.

– Я не это имела в виду. Хотела сказать, что они уволили не всех. – И Вианна замолчала, устыдившись того, сколь жалко звучал ее голос.

– Но зачем ты пошла в комендатуру?

– Я… думала, что капитан Бек сможет помочь нам. Помочь Рашель.

– Ты просила Бека об одолжении?

– А что оставалось делать…

– Француженки не просят наци о помощи, Вианна. Господи, ну это-то ты должна понимать.

– Я понимаю, – потерянно произнесла Вианна. – Но…

– Но что?

Вианна не в силах была дольше хранить это в секрете:

– Это я составила список имен.

Изабель окаменела. Будто даже перестала дышать. Взгляд ее ударил больнее, чем пощечина.

– Как ты могла?! Ты что, и Рашель записала?

– Я н-н-не знала. Откуда мне было знать? Он сказал, это простая формальность. – Вианна схватила Изабель за руку: – Прости меня. Я правда не знала.

– Тебе не у меня надо просить прощения, Вианна.

Глубочайшее, пронзительное чувство стыда накрыло Вианну. Как она могла быть настолько глупа? И, во имя всего святого, как же ей теперь исправить ошибку? Она взглянула на часы. Уроки вот-вот закончатся.

– Пойдем в школу, – сказала она. – Заберем Софи и Сару, отведем домой. Мне надо кое-что сделать.

– Что бы ты ни затеяла, надеюсь, ты хорошо подумала.

– Пошли, – устало выдохнула Вианна.

На окраине городка стояла маленькая норманнская церковь, часовня Святой Жанны. А за ней, под защитой средневековых стен, располагался монастырь Сестер Святого Иосифа. Монахини содержали сиротский приют и школу.

Вианна ступила на каменные плиты, и шаги эхом разнеслись по церкви. Она тяжело вздохнула, и облачко пара вырвалось изо рта. Вианна сняла перчатки только на секунду, окунуть пальцы в чашу с замерзшей водой. Перекрестилась, подошла к пустой скамье, преклонила колени и, опустив голову, попробовала молиться.

Ей необходима подсказка – и прощение, – но впервые в жизни она не находила слов для молитвы. Неужели можно простить такой глупый, неосмотрительный поступок?

Господь видит ее вину и ее страх, он осудит ее. Вианна печально села на скамью.

– Вианна Мориак?

Мать-настоятельница Мари-Тереза опустилась рядом. Она ждала, что Вианна заговорит первой. Прежде всегда бывало так. С того самого первого раза, когда беременная шестнадцатилетняя Вианна пришла к матушке за советом. Именно матушка утешила Вианну, когда отец назвал ту потаскухой; матушка организовала бракосочетание и убедила отца позволить Вианне с Антуаном жить в Ле Жарден; матушка заверила Вианну, что ребенок – это всегда чудо и что их юная любовь выдержит все испытания.

– Вы, наверное, знаете, что в моем доме поселился немец, – заговорила наконец Вианна.

– Как и во всех больших домах и во всех отелях в округе.

– Он спросил меня, кто из учителей в школе еврей, коммунист или франкмасон.

– Ах, вот как. И ты ему ответила.

– Я дура, да? Изабель так считает, она права?

– Ты не дура, Вианна. И твоя сестра слишком поторопилась осудить тебя. Впрочем, она всегда была поспешна в суждениях.

– Я все спрашиваю себя, а узнали бы они без моей помощи?

– Они уволили евреев отовсюду. Ты разве не знаешь? Мсье Пенуар больше не почтмейстер, и судью Бреза заменили. Мне из Парижа сообщили, что директриса коллежа Севинье вынужденно подала в отставку, как и все евреи-певцы в Опере. Может, немцам нужна была твоя помощь, а может, и нет. Но они наверняка выяснили бы все, что хотели, и без тебя. – Матушка говорила ласково, но строго. – Однако дело вовсе не в этом.

– А в чем же?

– Думаю, когда идет война, мы должны смотреть на многое гораздо глубже. Вопрос не в них, но в нас.

Глаза защипало от слез.

– Я больше не знаю, что мне делать. Всегда обо всем заботился Антуан. Вермахт и гестапо – это для меня чересчур.

– Не стоит думать о них. Думай о том, кто ты такая, чем ты можешь пожертвовать, а что погубит и сломит тебя.

– Да это все меня уничтожает. Мне надо стать такой, как Изабель. Для нее эта война – либо черное, либо белое. Она абсолютно уверена в себе и ничего не боится.

– Изабель тоже столкнется с кризисом веры, как и все мы. Я пережила Великую войну и знаю, что испытания только начинаются. Ты должна быть сильной.

– Благодаря вере в Бога.

– Да, разумеется, но не только благодаря вере. Боюсь, одной веры и молитвы будет недостаточно. Путь праведности зачастую полон опасности. Готовься, Вианна, это лишь первый экзамен. Пусть он послужит уроком. – Матушка обняла Вианну, и та уткнулась лицом в колючее шерстяное облачение.

Отсранившись, она почувствовала себя гораздо лучше.

Настоятельница поднялась и, взяв Вианну за руку, подвела ее к кафедре.

– Может, выкроишь время на неделе, навестишь ребятишек, позанимаешься с ними? Они любят, когда ты учишь их рисовать. Нынче все живут впроголодь, люди ропщут. Благодарение Господу, у сестер прекрасный сад, а козье молоко и сыр – просто манна небесная…

– Конечно, – согласилась Вианна.

– Ты не одинока, и не ты во всем виновата, – успокоила матушка. – Не бойся просить о помощи, когда нуждаешься в ней, помогай сама, кому можешь. Думаю, именно так мы исполняем волю Божью – перед собой и друг другом – в такие темные времена, как нынешние.

Не ты во всем виновата.

Всю обратную дорогу Вианна размышляла над этими словами.

Она всегда находила утешение в вере. Когда мама впервые начала кашлять и потом, когда кашель сотрясал все ее тело, а на платке оставались кровавые пятна, Вианна всегда молила Господа. Просила помощи, наставления. Способа обмануть смерть, которая уже на пороге. Ей было четырнадцать, и она пообещала Богу все, что угодно, если только он сохранит жизнь маме. Молитвы ее остались без ответа, и тогда она вновь просила его даровать силы, чтобы справиться с последствиями горя – одиночеством, отцовской неприязнью, его угрюмым молчанием или приступами пьяной ярости, с постоянным нытьем и приставаниями Изабель.

Ей хотелось верить, что она не одинока и что в самом деле не виновата в происходящем, но более всего – что ее жизнь действительно развивается по плану Господа, даже если он и не известен людям.

Но никогда прежде эта надежда не была такой жалкой, как сейчас.

Она одинока, и в этом никто не виноват, кроме нацистов.

Она совершила ужасную, чудовищную ошибку. И ничего не исправить. Она не в силах изменить случившееся, но порядочный человек принимает на себя ответственность – и вину – и просит прощения. Кем бы она ни была, каковы бы ни были ее слабости, недостатки и промахи, она намерена остаться порядочной женщиной.

И она знает, что должна сделать.

Знать-то она знала, но, подойдя к дому Рашель, все не могла заставить себя двинуться дальше. Ноги налились свинцом, не говоря уж о сердце.

Глубоко вдохнув, Вианна постучала. Шорох, шаги – ив дверях появилась Рашель со спящим малышом на одном плече и парой рабочих штанов – на другом.

– Вианна, – улыбнулась она. – Заходи.