Терпень-трава - Владислав Вишневский

– В Австралии есть! – кричит Мишель. – Где кенгуру!

– А кенгуру – это кто? – немедленно перебивает Гоня. Малец – полметра с кепкой. – Конь такой, да?

Его урезонивают:

– Не перебивай Гоня старших.

– Это не конь, это большой зверь, только прыгает, как заяц. Стр-рашный такой! Лапой как даст!.. И в сумку тебя, к своим детям.

– Верка, – жалуясь, хнычет Гонька, – а чего этот Толян опять меня пугает…

– А ты не пугайся, – отвечает она. – И тоже, как кенгуру – р-раз, ему лапой.

– Ага, ему дашь лапой… – Гоня с опаской смеётся.

– Ещё в Америке есть, – перебивая ребячью возню, кричит Мишель. – В Германии, Польше… Много предложений.

– А в России? – спрашиваю.

– А в России нету, – разочарованно гаснет Мишка, и поясняет – Связи нету.

– Как это нету? – требую. – Ищи!

– Я ищу.

– Как найдёшь, так и зови. – И снова принимаюсь читать нескончаемые бумаги.

С крыльца слышен деловой ребячий шум: «Сюда сейчас жми, на вот эту вот кнопку…» «А это что такое, Миш?» «Я говорю, сюда жми. Сюда! Здесь, наверное, наши поросята спрятались, здесь». «А это что такое, Миша, появилось? Это нам кто-то пишет, или это мы? Ты или кто?» «Сейчас посмотрим… не толкайте, – бурчит Мишель, – собьюсь». – Вроде шлепок подзатыльника слышится, за этим короткий вопль: «Ай!.. – и преувеличенно обиженный тон. – Я-то при чём? Это Генка меня толкает, не я».

В таком всё духе. Усмехаюсь – и учёба им и развлечение. Надо бы им учителя из города выписать, думаю, только хорошего бы. Нет, не учителя, а учительницу… Именно учительницу. Молодую… Лет тридцать, тридцать пять… Чтоб улыбка, фигура, и всё прочее… Эх!.. Стоп! Возраст и формы в педагогике не главное. Главное педагогический талант, и желание работать на периферии. А вот с этим большая проблема.

– Есть! – вновь кричит Мишка. – Есть письмо!

– И что там? – отрываюсь от чтения бухгалтерских бумажек. – Читай!

– Нас спрашивают: сколько нам надо поросят, какой именно породы, и по какой цене мы хотим их купить, если оптом? Ещё: с доставкой или без, и какой откат?

Детвора, слышу, заметила для себя ошибку, несуразность. Усмехаются городской Мишкиной непонятливости, ага, надо говорить не откат, а окот. Окот – это всем понятно, рождение, значит. Корова – отелилась, собака – ощенилась, кошка – окотилась. А откат?! Брёвна, что ли откатывать или бочки… Ха-ха-ха! Ошибка, Миша. Смеются.

– Кто, – говорю, – спрашивает?

– Какой-то Василий Иванович, из Москвы, – брокер.

– Ааа, посредник, значит, – огорчаюсь. – Нет, Мишель, нам посредники не нужны, нам прямой продавец нужен.

– Хрюшкина хозяйка, что ли, да, дядь Жень? – слышу Гонькин голос с крыльца.

– Нам одной мало, нам много хрюшек надо…

– Нет, нам биржа нужна. – Поясняет Мишка.

– А биржа, это что, Миш?

– Биржа, это электронный магазин. Рынок, в общем.

– А, магазин! – с пониманием тянет ребячий голос.

– Прямо в свинарнике, что ли? – интересуется Гонька.

– Нет, биржа – это отдельно, – спокойно толкует Мишка. – Электронная она. С удалённым доступом.

– У-у-у! С отдалённым…

– А это как? Поросят от мамки что ли туда увозят… Как интернат?

– Нет, – отмахивается Мишка, и вновь отрывает меня от бумаг, кричит. – Дядь Женя, Евгений Палыч, а у нас такой базы, кажется, и нет. – Поясняет. – В стране. – Подумав, уточняет. – Прямые продавцы есть, но они все за границей… почему-то.

– За границей! Нет, нам такие не нужны – дорого будет, – только для ребят, в слух размышляю. – Таможня там… декларации, то сё. В три раза дороже станет, если не в десять.

– О, а я придумал. А если подождать? – там, на крыльце, спрашивает звонкий мальчишечий голос. – Пока наши сами не народят….

– Это ж сколько ждать надо!

– А быстрее нельзя?

– А быстро только кошки е… – хихикает чей-то тонкий голосок.

Снова громкий шлепок, и угроза.

– Ещё раз так скажешь… жопу крапивой надерём, и мультики с нами никогда смотреть больше не будешь. Понял?

– Ой, а сам-то, сам-то…

– Всё, замри, – требует тот же, Толянин суровый голос, и обращается уже к Мишке. – Миш, а давай ещё поищем… А потом, мультики. Ладно?

– Про Масяню? – задумчивым голосом спрашивает Мишка, находясь видимо ещё в «паутине».

– Не-а, – категорически не соглашается тот же энергичный голос. – Придурочная она какая-то. Кривляется всё время, как ненормальная. И голос такой же ненормальный… Не интересно. Про Бременских музыкантов лучше. Вот. Или про деревню «Простоквашино».

– Ага, точно, Миш! Про Бременских музыкантов лучше, про друзей! – Толяна поддержали.

– Ну, ладно, – охотно соглашается Мишель. – Ещё один запрос только сделаем, а вдруг…

Разговоры утихают… Уткнулись видимо в экран, в клавиатуру.

И вновь доносятся восхищённые приглушенные возгласы: «Ух, ты…» «О!..» «А как ты это сделал?..» «А сейчас что будет, Миш?» «А можно, я потом так же попробую, а?» «И я… И я… И я!..»

Работают мальчишки, учатся.

Работаю и я.

«Ага, вот! – нахожу среди вороха бумаг договор на временную передачу техники… Перебираю листы, выхватываю глазами подзаголовки и главные факторы в тексте. – Так-так!.. «Возврат»… указан… «Сроки»… есть… «Возмещение натуральным продуктом»… в тоннах. Отлично!.. Форс-мажорные природные катаклизмы… пропускаем… «Штрафные санкции»… есть. Отлично! Печати есть… ОАО «Атлант-Нива 99». Ух, ты – «Атлант»! Не больше, ни меньше. Ещё и «Нива». Вместо того, чтобы небесный свод, как положено, поддерживать, благое дело делать, он бедных колхозников окучивает. Ну-ну. Познакомиться, значит, с атлантом нужно, переговорить… Ишь, нашли себе ниву, кидалы чёртовы. Ладно, одёргиваю себя, без эмоций пока… Идём дальше. Подписи… читаются. И адрес: Нижний Новгород. Ну, Нижний, так Нижний. Нам «татарам», как говорится, за своим-то добром, хоть в Европу, хоть в Австралию… Не говоря о ближайших территориях. Шутка! Никакой я не татарин, я – русский. Хотя, так в нашей жизни всё мешано-перемешано, что только по «фэйсу» иной раз и угадаешь: русский перед тобой, калмык или кавказец. И то, бабка надвое сказала: «Ошибёсси!» Вся страна – родня, потому что (была!), теперь партнёры (это в лучшем случае!). Чаще, либо братки, либо, что точнее – подельники. Криминал захлестнул, говорят. Мафия. Коррупция! Всё съедает эта связка: и веру, и надежду, и будущее. Хоть в снайперы подавайся. В Робин Гуды, или Емельяны Пугачёвы. Ха-ха! Ещё одна шутка. Хотя…»

Мои размышления прервал шум быстро подъезжающей к крыльцу легковой машины. Я насторожился. Раздался резкий скрип тормозов… и на секунду возникла оглушительная тишина от выключенного на высоком надрыве больного двигателя, громкий хлопок жестяной дверцы поставил точку. Да, кто-то пожаловал. Кто? Мальчишеский ироничный комментарий с крыльца поведал: «О, гляди, ботаник на своём козле прискакал». «Не-ка, это и не ботаник, а Мичурин наш. Дядя Вася». «Дядь Вась, а на машине чуть-чуть прокатите потом, а?» «Некогда пацаны сейчас, – послышался торопливый ответ, и вопрос. – А председатель здесь, нет?» «Здесь-здесь, – в ребячьих голосах тревоги не было, звенели гостеприимно. – Вон тама он, в своём кабинете сидит». «Угу!» – угукнул Мичурин, и затопал по ступеням. Ааа, это агроном приехал, почти успокаиваясь, подумал я. Но Мишеля всё время нужно в поле зрения держать, всё время. Бумаги я отложил в сторону. Шаги слышались уже у входа.

На пороге возник мужик. Не мужик скорее, а мужичок. Роста не большого, но с крупным лицом, длинными руками. Лет сорока, или под пятьдесят. До черна загорелый. Волос на голове в пыли, как и лицо, руки, вся одежда. Тут понятно. По нашим сельским дорогам если на скорости проехать, да хоть и на малой, так пыль, если ветерка какого нет, часов пять потом радостно в воздухе пылезавесой витает. Похоже и сейчас так… На мужичке рубашка с короткими рукавами, серые брюки и легкие сандалии на ногах, без носков. Нос картошкой, явно тяжеловат, глаза не простые, с лукавинкой, сейчас насторожённо прячутся за кустистыми бровями. Уши большие, толстые, в них торчат пучки тоже серых волос. Встал на пороге.

– Здорово были, председатель, – бодро здоровается он, оглядывая меня. – Можно войти?

– Добрый день, – отвечаю и показываю на стул. – Конечно, можно. Присаживайтесь.

– Спасибо, – бурчит агроном, и оставляя за собой пыльные следы, шумно топает к столу. Присел, повертев головой, заметил. – Я так и представлял.

– Что именно?

Вопрос он проигнорировал.

– Я Байрамов Василий Фокич, слыхали, наверное, бывший агроном здесь… Мой дом в центре стоит. Крыша ещё жестью покрыта.

Я кивнул головой, знаю, мол, видел.

– Я что пришёл-то, – начал он. – Я как узнал, что вы председателем стали, так сразу машину решил и вернуть. Срочно. Газ-69А. Двухдверная, с тентом. Вот. Там у крыльца она. Старая, правда. Но, государственная, как-никак. Когда растаскивать хозяйство стали, при перестройке, на ваучеры, я машину и прибрал… Чтоб не исчезла совсем. Государственная ведь. Да… Вот и ключи вам, и техпаспорт. – Агроном аккуратно положил на край стола документы. – Всё в целости и исправности. Только масло жрёт, сучка, да бензина не напасёшься. Движок бы ей ещё заменить, да коробку, и мосты бы. А так… Хорошая машина, в наших условиях. По полям, да на рыбалку с охотой.