В ожидании счастья - Виктория Холт

Помедлив некоторое время, он сказал:

— Естественно, ты поедешь туда… в свое время.

— Как скоро, папа? Как скоро?

Я подошла к нему и, обняв за шею, рассмеялась.

— Тебя это развлекло?

— При условии, что здесь не присутствует мадам Этикет и не видит, что я делаю.

Он тоже рассмеялся. Ему понравилось имя, которое я дала мадам де Ноай, поскольку он сам был большой любитель давать прозвища.

— Хорошо и для меня, — сказал он, задерживая мои руки на своей шее.

— Папа, я хочу поехать в Париж. Вы должны мне дать разрешение, которого требует Этикет.

— Ах, Этикет и мадам ля дофин — обеим трудно противостоять, но мадам противостоять труднее.

Это оказалось очень просто. Все, что мне потребовалось сделать, это ласково попросить его, и со всеми волнениями было покончено! Теперь я им всем покажу! Король дал мне свое разрешение!

— Предстоит такая большая подготовка, — сказала я. — Это несколько продлит работу над вашим жилетом.

— Тогда я не получу его и через десять лет.

Склонив голову, я улыбнулась:

— Обещаю вам, что буду трудиться еще усерднее и каждый цветок будет отделан с любовью.

— Я уверен, что цветы окажутся прекраснее шелка.

Потом я тепло обняла его, думая переубедить матушку с такой же легкостью, как и короля Франции.

Итак — в Париж. Придя к мужу с видом победительницы, я рассказала ему, что убедила короля. Он слегка удивился, но остался доволен, как это бывало всегда, когда удовлетворялись мои прихоти.

Я рассказала также Артуа:

— В Париж! Как я безумно хочу танцевать на балу в оперном театре. Ты знаешь, если бы король отказал мне, то я хотела просить тебя подобрать компанию и поехать со мной — тайно.

Глаза Артуа блеснули. По натуре он был склонен к риску, однако в нем, как и в тетушках, жила любовь к интригам. Артуа был симпатичен мне, он любил волнения ради них самих, и ему доставляло удовольствие, что в этом я похожа на него.

— Хорошо, — сказал он, — вы сейчас меня просите об этом?

— Но я собираюсь… с соблюдением всех церемоний, как этого требует мадам Этикет.

Он щелкнул пальцами при упоминании о мадам Этикет.

— Давайте обманем эту старую перечницу.

— А каким образом?

— Наденем домино и маски и уедем из Версаля. В масках нас трудно будет узнать, и мы свободно пойдем на бал-маскарад.

Я смотрела на него с удивлением, а он схватил меня и закружил в танце по комнате. Мне понравился этот план. Как интересно! Одурачить мадам Этикет! Тайно поехать в Париж без соблюдения тех формальностей, которых она требовала. Почему Артуа не придумал этого раньше?

Он поцеловал мои руки слишком пылко для деверя, его дерзкие глаза ласкали меня. Я решила, что мне следует убедить мужа поехать с нами.

Людовик был в замешательстве. Зачем ехать в Париж инкогнито, когда в скором времени я смогу поехать туда открыто?

— Потому что так гораздо интереснее.

Он нахмурил брови, пытаясь понять, почему мне такая поездка кажется более интересной. Милый Луи. Он не мог понять, почему это приключение нравилось мне, как и мне было трудно себе представить, почему ему нравится ходить обмазанным штукатуркой или разбирать на части замок охотничьего ружья.

Я взглянула на него с мольбой:

— Я хочу поехать и знаю, что ты хочешь, чтобы мне было весело.

Он согласился. Между нами существовало чуткое и безмолвное понимание. Он чувствовал себя виноватым за свою несостоятельность в спальне, несмотря на будоражащие его желания, и дал свое согласие потому, что был готов угождать мне во всем, в чем только мог. Он считал предложенный ему план сумасбродным, но, поскольку я собиралась поступать безрассудно, то будет благоразумнее, если он будет сопровождать меня.

Итак, дорогой и добрый Луи согласился присоединиться к нам. Поздно вечером, нарядившись в домино и надев маски, мы тронулись в Париж.

Это был один из самых волнующих вечером, которые мне довелось провести. Возбуждение, царившее в Париже, полностью захватило меня. Я поняла, что напрасно потеряла целых три года, впервые увидев той ночью большой восхитительный город, который находился от нас всего в часе с небольшим езды. Артуа — я сидела между ним и мужем — показывал мне Дом Инвалидов, Бастилию, ратушу, Тюильри и готические башни собора Нотр-Дам. Я видела людей на улицах, поскольку Париж, по-видимому, никогда не спит. Видела мосты и реку, отражающую огни, но наибольшее впечатление на меня, как и следовало ожидать, произвел оперный театр.

Мне никогда не забыть охватившего меня волнения — толпы людей, музыка, танцы. Как я была счастлива! В кружении танцев я забывала все, а партнеры полностью отдавались своей страсти. Несколько человек пытались пригласить меня, но муж не разрешил, и я поразилась его спокойному достоинству, которое проявлялось в нем даже под маской. Поэтому я танцевала с ним и Артуа и некоторыми другими кавалерами из нашей небольшой группы искателей приключений, которые по приказу Людовика меня окружали плотным кольцом.

Оперный театр — он так ясно стоит сейчас в моей памяти: огромные канделябры, свет от тысяч свечей, запах помады для волос и легкая дымка от пудры с париков в воздухе. Для меня все это звучит романтично из-за одного человека, которого мне предстояло встретить там в не столь отдаленном будущем. Я всегда чувствовала, что оперный театр Парижа занимает особое место в самых милых моему сердцу воспоминаниях.

В ту ночь, благодаря огромному счастью, которого мы не заслужили, с нами ничего неприятного не случилось. На рассвете мы вернулись в Версаль. На следующее утро мы все присутствовали на мессе с ясными глазами и невинным выражением лица, говорившими о том, что мы не способны пойти на такое безрассудное приключение. Артуа и я поздравляли себя с тем, что мы натянули нос мадам Этикет.

Наступил день официального появления в Париже. Вспоминая ночной город со всеми его фантастическими контрастами, величественными зданиями и своеобразной атмосферой веселья, я всей душой стремилась туда.

Париж! Город, вначале полюбивший меня, потом уставший от меня и наконец с ненавистью отвергнувший меня. Он представлялся огромным кораблем, кормой которого был собор Нотр-Дам, а носом — Старый мост.

В тот день стояла чудесная погода. На голубом небе сияло солнце. Вдоль всей дороги от Версаля до Парижа стояли люди, ждавшие нашего проезда. При моем появлении они встречали нас радостными криками. Мой муж, сидевший рядом, откинулся назад, поэтому каждый мог меня хорошо видеть.

— Они приветствуют нас, — сказала я дофину. — Мы им нравимся.

— Нет, — возразил он. — Они приветствуют тебя.

Меня охватила радость, поскольку мне ничто так не нравилось, как восхищение мною. Я ответила на него — сидела выпрямившись, с улыбкой на лице, слегка наклонив голову, а они кричали, что я прелестна, как на картине.

— Да здравствует наша дофина! — кричали они.

Граф Прованский и Мария Жозефина выглядели унылыми и не могли скрыть своей зависти, а я ослепительно улыбалась, вызывая все новые возгласы радости.

По мере приближения к городу я едва могла усидеть на месте — так велико было мое возбуждение. Масса лиц смотрела на меня, в мою карету летели цветы, повсюду развевались флаги и раздавались дружественные приветствия.

У городских ворот маршал де Бриссак, губернатор Парижа, ждал меня с серебряным блюдом, на котором лежали ключи от города. Под одобрительный гул толпы он вручил их мне. Затем от Дома Инвалидов ударили пушки, за которыми последовали выстрелы от ратуши и Бастилии.

О, это было восхитительное зрелище! Все эти люди собрались, чтобы приветствовать меня в своем городе.

До меня доносились отдельные замечания:

— О, разве она не прелестна! Какая милая крошка! И грациозная, и прекрасная!

Милые люди! Как я любила их! От переполнявших меня чувств я посылала им воздушные поцелуи. В ответ раздавались восторженные крики.

Все маркитантки, одетые в самые лучшие платья из черного шелка, вышли на улицу, чтобы приветствовать меня. Они кричали, что рады видеть меня в своем городе. Меня поразил собственнический настрой всех этих людей. Этот город принадлежал им, а не королю. Если у короля нет любви к Парижу — ладно, Париж может обойтись без него. Париж принадлежал торговцам, маркитанткам, лавочникам, подмастерьям.

Таково было общее впечатление, полученное мною в тот день. Это был их город, и они приветствовали меня в нем, поскольку я была молодая и симпатичная и показала им, что хочу, чтобы они меня любили. Я влюбилась в Париж и поэтому Париж полюбил меня.

Какой это был кортеж! Нас сопровождали личные телохранители короля, а за нашим экипажем следовали еще три кареты с сопровождающими.

После вручения мне ключей мы въехали в город и направились к собору Нотр-Дам, где присутствовали на мессе. Затем проследовали в направлении академии Людовика Великого, где в аббатстве Святой Женевьевы нас ждал аббат со своей паствой.