По зову сердца - Николай Алексеев

– Одно могу сказать, правильно, – сказал Железнов, чтобы закончить этот неприятный разговор.

– Но хуже всего то, – продолжал Алексашин, – что он потерял у члена Военсовета и у меня веру в справедливое отношение к своим кадрам. Член Военсовета вернул ему характеристику, основательно предупредил и сказал: «Теперь я вам, уважаемый полковник, не верю. На днях буду у вас, посмотрю полк и командира и тогда решу». Вот так-то, уважаемый товарищ комдив! А теперь о лейтенанте Кочетове. Его я хорошо знаю и с вашим предложением согласен. Кочетова постричь, побрить, помыть, одеть в первосортное, и завтра к девяти ноль-ноль вам и ему прибыть к командующему фронтом.

– И мне? Зачем? – удивился Яков Иванович.

– Затем, что вы и еще офицеры других дивизий и частей, возглавляемые членом Военного Совета фронта, поедете в Кремль.

– В Кремль? К кому же?

– К товарищу Сталину. Но пока что об этом сообщите только полковнику Хватову и больше никому ни слова.

– К Сталину? Зачем?

– Я точно не знаю, – ответил Алексашин. – Но член Военсовета говорил, что товарища Сталина интересуют все вопросы, касающиеся боевой жизни и деятельности людей фронта, их быта, организации частей и соединений, построения обороны, словом, разговор будет о многом. Я полагаю, что всякий ваш разумный ответ и совет будет на пользу.

– Да, – вздохнул Яков Иванович. – Как это все неожиданно. Откровенно говоря, меня даже страшит… Если мне немного не по себе, то можете представить, что будет с Кочетовым. Ведь это молодой паренек, белорус. До войны, как он рассказывал, кроме своей вески и Витебска, больше ничего не видал. И вдруг прямо к Сталину…

– Ничего страшного.

– Легко сказать. Поглядел бы я на вас, – Железнов с хитрецой смотрел на генерала, – каким героем выглядели бы перед ним вы?.. Да, вы сказали никому не говорить… А как же Кочетову?

– Кочетову пока ни слова. Все это скажет командующий фронтом.

– Как же так? Ведь сегодня же надо выдать и подогнать ему новое обмундирование. Кроме этого я ему скажу утром постричься, побриться и прибыть в полном порядке. И он, наверняка, спросит: «В чем дело, товарищ комдив?» или что-то в этом роде.

– А вы скажите: «Кочетов! Садитесь в машину и никаких вопросов. Все будет сказано по приезде в штаб». Он солдат и вас поймет.

Дверь скрипнула, в землянку вошел Никитушкин и предложил чаю.

– Давай! – скомандовал Железнов.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Из Кремля член Военсовета повез всех офицеров прямо на КП фронта. Там их принял командующий генерал-полковник Конев И.С. Он на приеме в Кремле не был, так что его интересовало все, что там говорилось.

Когда все было переговорено, командующий сказал:

– Всем вам – на кого распространяется наша власть – Военный Совет фронта присвоил очередное офицерское звание. Генерал Алексашин, зачитайте приказ!

Яков Иванович видел, как Николай зарделся радостным румянцем, когда Алексашин в разделе «Старшего лейтенанта» прочел: – Кочетову Николаю Осиповичу.

Железнов и Кочетов задержались на КП еще на сутки, так как на другой день командующий беседовал с каждым командиром в отдельности по всем насущным вопросам боевой жизни и быта их полков и дивизий.

Яков Иванович вышел от командующего в третьем часу дня и прошел прямо в домик генерала Алексашина, где его ждал Кочетов уже в форме старшего лейтенанта.

– Поздравляю, – Железнов протянул ему руку. – Теперь тебе, Микола, надо расти до комбата, – и он взглянул на майора Токаря – порученца Алексашина, как бы прося его поддержки. Тот понял и утвердительно поддакнул:

– Так точно, товарищ полковник.

– Но для этого, Кочетов, – продолжал Железнов, – тебе надо обязательно учиться. Поезжай-ка, дорогой, в Подольск на курсы комбатов.

По лицу Николая разлилась хитроватая улыбка.

– Не возражай! – рассердился Яков Иванович. – Такие офицеры, как ты, на вес золота, а без образования ты что?

– А вы, товарищ полковник, не серчайте. Я согласен. Меня, – Николай скосил глаза на Токаря, – товарищ майор уговорил.

– Прекрасно! Тогда поехали.

Не успел еще Железнов снять шинель, как в землянку вошел Хватов.

– С приездом! – протянул он руку. – Вот мы держим рот на замке, а «солдатский вестник» вовсю трубит: «Нашито – Кочетов и командир – у Сталина». Видимо, от солдата ничего не скроешь. Ну, рассказывай, пока нам никто не мешает. – И Хватов сел на табуретку.

– Погоди. Дай дух перевести. – И Железнов, приоткрыв дверь, крикнул: – Никитушкин! – Тот в одно мгновение появился на пороге. – Чайку, да погорячее! Что-то с дороги познабывает. Да и что-нибудь поесть.

– Ну, рассказывай, что там было?

Яков Иванович опустился на табуретку.

– Спрашиваешь, что было? Было, друг мой, многое. – И он, пока Никитушкин возился в другой землянке с ужином, рассказывал: – Одно доложу – неизгладимое впечатление! Я и сейчас нахожусь под тем впечатлением. Шутка ли, я и Микола Кочетов и на приеме. И у кого? У Верховного Главнокомандующего! Да, чуть было не забыл. – Тут Железнов извлек из чемоданчика бутылку коньяка и зеленую коробку «Герцоговина Флор» и протянул ее Хватову. – Кури! Для тебя на КП фронта, в военторге, купил.

– И много вас было? – спросил Фома Сергеевич.

– Сравнительно немного. Один комкор – генерал Коротков, он был старшим нашей группы, и по трое командиров дивизий, полков, батальонов и рот. Сопровождал нас член Военного Совета Николай Александрович Булганин. Я все время стремился держаться среди комдивов последним, но перед дверью в приемную впереди идущие чего-то замешкались, и я оказался рядом с генералом Коротковым. Нас встретил секретарь Иосифа Виссарионовича товарищ Поскребышев. Он поздоровался с нами и тут же ушел в кабинет Сталина. Не прошло и трех минут, как дверь распахнулась, и Поскребышев пригласил нас, уступая дорогу.

Первым вошел член Военного Совета, за ним генерал Коротков, комбриг Алехин и четвертым – я. И так за нами остальные.

Верховный шел к нам навстречу, одетый в форму маршала. В глубине кабинета, у длинного стола, молча стояли, ожидая начала беседы, члены Политбюро и маршал Шапошников. Иосиф Виссарионович протянул руку Булганину. Николай Александрович представил нас всех Верховному. Иосиф Виссарионович поздоровался с каждым за руку.

Получилось здорово. Мы подходили к Верховному по всем правилам строевого устава.

Товарищ Сталин попросил нас садиться и показал влево, в сторону длинного, накрытого зеленым сукном стола, и сам пошагал к своему столу. Там, не садясь, набил трубку табаком, раскурил ее и, подходя к нам, начал подводить краткий итог за прошедшие год и четыре месяца войны о том, что за это время мы приобрели немалый боевой опыт и что Ставке хотелось бы подробно знать, как мы живем, воюем, какие у нас нужды и трудности. Попросил также подробно изложить, чем надо помочь нашим частям и фронту, высказать предложения по устройству армии, о формах ведения боя, о вооружении роты, батальона, полка, дивизии, о хозяйственном снабжении, о питании воинов, словом, обо всем. И спросил, кто начнет.

Но никто не решался. Создалась неприятная пауза. Наконец он остановил свой взгляд на генерале Короткове. Подошел к нему поближе, положил руку на его плечо и предложил, чтобы начинал он.

Надо отдать должное генералу Короткову. Молодец! Он содержательно рассказал, как в ходе войны изменились формы и приемы боя роты, батальона, полка, дивизии, как войска стали по-новому строить свои боевые порядки…

Сталин отметил, что, судя по высказыванию Короткова, наши боевые уставы устарели.

– Так точно, товарищ Сталин, устарели, – смело ответил Коротков. И пояснил: – Например, при боевом порядке, построенном по старому уставу, очень мало огневых средств на переднем крае. А ведь атаку противника в первую очередь отражают подразделения первой траншеи. – И он прекрасно доказал это на примерах и расчетах из боевой жизни дивизий своего корпуса. Откровенно говоря, я позавидовал его смелости, обстоятельности и эрудиции.

Вопросы Верховного к нам, на удивление, до деталей были конкретные. Например. Какой мы предлагаем боевой порядок роты, батальона, полка, дивизии в наступлении и в обороне? Где, по-нашему, должны находиться станковые пулеметы, минометы, противотанковые ружья? Каково наше мнение о глубине боевого построения и еще много других. И, понимаешь ты, Геннадий Петрович с честью выдержал этот экзамен. Его ответы настолько были оригинальны, интересны и аргументированы, что он мог бы смело защищать диссертацию на ученую степень. Верховный и члены Политбюро явно были довольны началом беседы…

Тут в землянку вошел Никитушкин, неся в походном ящике – типа ящика для подручного инструмента – и чай, и завтрак, и посуду, и для обогрева бутылку «Московской». Но, увидев коньяк, «Московскую» оставил в ящике. Расставив на столе завтрак, удалился.