Возвращение к себе - Вера Огнева

Гарет несколько раз ударил в щит, который отозвался гулким буханьем. Гонга из него не получи-лось.

- Что расшумелись? - выглянула Тиса из черного дверного проема. - Ничего с мальчишкой не случится. Сокол ваш в лес полетел. Приведет, небось.

Вскоре Дени действительно вывалился на поляну весь перемазанный зеленью и паути-ной.

Через левую щеку тянулась алая царапина. Следом за ним на простор вырвался Дар.

Сделав круг, сокол спланировал ближе к Роберту.

В походе птица перешла на автономное питание: улетала, прилетала, когда хотела, но к вечеру неизменно возвращалась и, кося глазом, устраивалась поблизости.

Гарет замахнулся, отвесить Дени подзатыльник:

- Где тебя носило? Здесь север, а не твой вонючий Прованс. Там всего леса - две оливы у забора!

- Я по следу шел. Господин Роберт, когда в чащу побежали, я подумал… живот схва-тило. А его нет и нет. Я подумал, случилось…

- Нам почему не сказал? - Гарет опустил руку, так и не исполнив наказания.

- Вы бы ругаться стали, что не мое дело. А мне страшно было. Показалось… голоса из леса зовут.

- Говоришь, испугался? - спросил Роберт.

- Ага.

- И все равно пошел?

- Так Вы ж не вернулись. Я за Вас больше испугался.

Неприкаянность… выброшенное на помойку существо, нашедшее, кому служить…

- Ладно, разведчик, иди, отмойся, - велел Роберт. - Поешь. Но на будущее, предупре-ждай, когда уходишь. Это называется дисциплина.

Выпрямив спину и высоко держа кудлатую голову, Дени медленно и торжественно прошествовал к ручью, не желая замечать улыбок на лицах взрослых.

Вечер прошел тихо. Не ложились, кроме Хагена, допоздна. Ну, с тем, понятно: он те-перь по вечерам кое-как добирался до лавки и падал замертво.

- Где ваша карта, та, что вчера показывали? - спросила Тиса, подсаживаясь к столу.

Роберт в который раз отметил, естественное достоинство, с которым держалась черная женщина. Она сидела перед рыцарями, и ни у одного из них не повернулся язык, указать ей место.

Поправив светец, Соль развернул пергамент.

- Покажи еще раз, где наш хутор?

Уголек оставил точку справа от Пустоши. Женщина долго присматривалась к непри-вычным знакам:

- Это что? - палец уперся в нарисованную красным башню.

- Париж. Слышала о таком городе?

- Я там бывала. А - это? - палец остановился на черном кресте.

- Монастырь Сен-Дени.

- А - это? - крестик поменьше в стороне от дорог.

- Еще один монастырь маленький. Мы там… гостили.

- Гостили, говоришь, а потом ноги уносили… - протянула она задумчиво. - Тогда - это, - указала на башню поменьше, - наверное, Льеж.

- Тоже приходилось бывать? - осторожно спросил Роберт.

- Давно, дорогу плохо помню. Но ничего-то на вашей карте нет, - в который раз по-сокрушалась Тиса. - Ладно, смотрите: день пути от меня на восход будет хутор.

Называется Зеленая Балка. Там большой овраг огибает дома и уходит к северу. От оврага - с полдня пройти - видели следы. Дальше на восход - к ночи придете - большое старое село. Дье на-зывается. В нем раньше Барн ярмарки устраивал, пока не обезлюдело в округе. Теперь, какие ярмарки.

- Ты знаешь, где стоит замок Филиппа де Барна? - в один голос спросили Соль и Лерн.

- Сама там не была. Но люди оттуда проходили. С чужих слов: из Дье выходят три дороги. Барнская - средняя. А сколько идти не знаю. Земли Барна, еще вассальные поместья до них… по другим дорогам раньше стояли мелкие вольные замки…

- Что с ними стало?

- Худо там. Обезлюдели места. Во-первых, в поход много народа подалось; во-вторых, поветрие там погуляло, когда лицо снизу опухает. Детям хоть бы что, а взрослых много умерло. Говорят, кроме Барна в тех местах ленных баронов не осталось.

Роберт прикинул, что если некто собрался объединить этот край, да еще присовокупить к нему Критьен, получит владения величиной с приличное южное графство. Только в подданных здесь остались, в основном, волки да олени.

- Ах! Про монастырь-то я забыла! Говорили, вроде бенедиктинцы в нашу глушь за-брались.

Нет. Другие. Называют себя цистерианцами. Устав у них уж больно суров. Безвы-лазно сидят за стенами, отстраиваются. От Барна они - на север и на закат. Точнее сказать не могу.

- Так. Что у нас получается? - Роберт склонился над картой.

- Не из монастыря ли наши 'друзья' наезжают? - предположил Соль.

- Ты спятил? - возмутился за святых отцов Лерн.

- Спятил или нет, но остатками ума проницаю: они гнездятся либо в монастыре, либо в замке Барн, либо в одном из мелких баронств на востоке.

Спорить было трудно. И не стали, разошлись спать. Только Гарет, как вчера, остался перед очагом с каким-то задельем в руках.

Лето тихо шло в осень. На юге еще жарило солнце, а здесь, пробивающиеся сквозь кроны лучи ласкали кожу, как пальцы женщины, печально провожающей зрелость.

Роберт ехал без шлема, надев легкую кольчуг прямо на рубашку. Меч, как всегда - под рукой - приторочен к седлу. Тело то впитывало позднее солнечное тепло, то подергивалось ознобом от вековой сырости, поросших елями низин. Землю сплошь покрывали папоротни-ки, сквозь которые лезли пестрые шляпы грибов.

Хутор, вокруг которого загибался гигантский овраг, прошли вчера открыто. На насто-роженные расспросы поселян, ответили охотно, но взаимности не добились.

Переночевать их не пустили. Даже чистый серебряный звон, - Соль поднес свой кошель к запертым створкам ворот и несколько раз встряхнул, - не заставил хозяев отворить. Пришлось до темноты тащиться вдоль оврага. Остановились только у самого его окончания, в ложбинке, по которой звенел чистый, веселый ручеек.

Натянув шатры, люди кoe-как перекусили у костра. Дежурили по очереди, исключая Дени и Хагена, которому еще три дня оставалось пить сонное зелье.

Роберт сел вполоборота к костру. Смотрел больше в темноту, не давая огню заслонить ночь. Вокруг распласталась тишина, изредка тревожимая ночными обитателями леса. Не пе-реставая чутко слушать их голоса и оглядывать неподвижные кусты на взгорке, он мыслен-но вернулся в тот страшный, памятный год.

Кто бы мог подумать, что в пяти лье от, заполненного рабами и бедной рудой, карьера, за грядой холмов, через которую перекидывалась дорога, раскинулся оазис.

Затейливой ар-хитектуры дом, похожий на маленький дворец, окружали финиковые пальмы. Из-за окован-ных медью тяжелых ворот доносилось ржание коней, бормотание человеческих голосов и визгливые крики драгоценного украшения здешних богатых домов - павлина.

За воротами царила суета. Обитателям оазиса было не до неги. В саду и по широкому, выложенному желтыми плитками, двору сновали люди: уводили расседлывать коней, разво-дили гостей и приезжих стражников по их помещениям. Почти все слуги что-то тащили, на-поминая обитателей растревоженного муравейника.