Сто лет Папаши Упрямца - Фань Ипин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папаша Упрямец взял свой единственный веер и начал отгонять от Цинь Сяоин комаров. Он обмахивал ее, обмахивал, пока она не отобрала у него веер, не сжала крепко рукоятку и сама изо всех сил не принялась обмахивать Папашу Упрямца. Рукотворный ветер шелестел в комнате, обдуваемый им Папаша Упрямец раздувался все сильнее, как огненный шар.
Он сказал: Когда потом будешь выходить замуж, ни в коем случае не выбирай такого бедного и старого мужа, как я, иначе получится, что я зря отпустил тебя.
Цинь Сяоин ответила: Вам в будущем нужно найти настоящую жену.
Буду искать или нет – это не твое дело.
Вы – мой старший брат, я всегда буду считать вас братом.
В деревне только слепой поверит, что ты считаешь меня братом, а я тебя – сестрой.
Но вечером все сельчане – слепые, кроме нас с вами.
Обещай, что будешь жить лучше, чем я.
То добро, которое вы мне делали, мой долг перед вами – я все верну сполна, отблагодарю вас.
Сколько ты мне должна, доложи.
Цинь Сяоин достала пять блокнотов, пролистала один из них и зачитала: девяносто девять миллионов… девятьсот девяносто девять миллиардов!
Не, не может быть так много, разве может быть так много?!
Да, вот так много, вот так много. Все добро, которое вы мне сделали, то, что вы были моим ненастоящим мужем, что сохранили мою чистоту и невинность, – я все это посчитала и потом верну вам сторицей, отблагодарю вас.
Папаша Упрямец протянул к ней руку: Дай мне блокнот.
Зачем?
Я взгляну.
Вы же все равно иероглифы не знаете и цифры тоже.
Я спрячу, а потом с этими блокнотами приду к тебе за деньгами.
Правда?
Зачем мне тебя обманывать? Ты же видишь, какой я бедный, домишко у меня ветхий, а когда ты разбогатеешь, тут-то я и приду к тебе за деньгами, а потом и дом этот снесу и построю новый.
Даете слово?
Честное слово.
Цинь Сяоин все блокноты отдала Папаше Упрямцу. Эти пять белоснежных блокнотов оказались в руках Папаши Упрямца, как пять белых птиц – в клетке.
Наступил рассвет, Цинь Сяоин покинула деревню, оставив на память сельчанам лишь свою улыбку.
Папаша Упрямец проводил ее и вернулся к себе, вынес блокноты на двор и поджег. Горящие листы бумаги кружились на ветру, как птицы, выпущенные из клетки.
Глава 6
Черный угорь
Черный угорь отдыхал в пещере, свернувшись в большой цилиндр.
Он открыл глаза и выглянул в ожидании Папаши Упрямца. Вокруг стояла тишина, вода в реке казалась прозрачной, почти родниковой. Когда приходил Папаша Упрямец, его можно было почуять и увидеть издалека.
Он давно сюда не приходил, наверняка заболел. Но он же не умер? Ему уже восемьдесят, не исключено, что сказал, – мол, уйдет, – и ушел. Но он хороший человек, к тому же полон накопленных тайных добродетелей, и не должен был умереть. Просто он заболел.
Тайная добродетель Папаши Упрямца – это то, что он отпустил на свободу черного угря.
Когда-то Папаша Упрямец поймал его. Это случилось двадцать лет тому назад, когда Папаша был все еще бодрым и энергичным, а угорь тоже пребывал в самом расцвете сил. Если сравнить с человеком, то возраст угря равнялся примерно сорока человеческим годам. Когда сорокалетний угорь и шестидесятилетний человек столкнулись и вступили в схватку, это было жесткое зрелище.
Сцена, разыгравшаяся двадцать лет назад, все еще стояла перед глазами.
Однажды летним вечером в этой самой пещере оказался мужчина, который нырял под воду. На голове у него была маска, в руках – специальное ружье для ловли рыбы с катушкой лески. У него были большие руки и длинные ноги, на ногах ласты, на груди виднелись мышцы, на вид – очень крепкий мужчина. Это и был Папаша Упрямец.
Угорь почувствовал, что намерения у пришедшего недобрые, и насторожился. Всем своим детям, которые находились в тот момент в пещере, приказал отойти назад, а сам выдвинулся вперед. Его длинное большое тело закрывало вход пещеры, как ограда. Внезапно что-то ослепило его – это Папаша Упрямец включил фонарик. Он обнаружил пещеру и в ней угря, который не смел пошевелиться и так и застыл там, по-прежнему как ограда, вот только в тот момент он был на краю гибели.
Прилетела стрела, и ее наконечник вонзился в тело угря. Угорь сразу понял, что она попала ему в хвост. Наконечник вошел в плоть целиком, снаружи оставалась только леска. Она была прозрачная и толстая, один конец застрял в угре, другой – в ружье для рыбной охоты, которое держал Папаша Упрямец.
Угрю пришлось сдвинуться с места. Из-за боли он дернулся и потащил Папашу Упрямца, он боролся из последних сил, сопротивлялся, но в итоге был вынужден выползти из пещеры и уже снаружи продолжить сопротивление.
Река была безбрежная, и у угря имелось обширное пространство для борьбы, тут он мог передвигаться намного свободнее. Они с Папашей Упрямцем тянули леску туда-сюда, словно играли в перетягивание каната. Угорь то оказывался в невыгодном положении, то одерживал верх. Под водой его способность перемещаться была, очевидно, намного лучше, чем у человека, ведь и птица легче летает по воздуху, нежели самолет, сделанный человеческими руками. Однако вот никак не удавалось высвободить хвост от наконечника стрелы, и сбежать он не мог. Он тащил Папашу Упрямца, а Папаша тащил его. Это продолжалось долго и играло ему на руку. Папаша Упрямец тоже осознал, что время не на его стороне, прибавил скорости и усилий. Да только вот под водой ему неудобно было прилагать усилия и трудно ускоряться. Он ослабил катушку и выпустил леску, чтобы выплыть на поверхность и уж там продолжить борьбу. Угорь как будто угадал его намерения и не стал убегать, а наоборот – бросился вперед и стал кружить вокруг Папаши Упрямца. Кругом клокотали волны, катушка крутилась, все это напоминало картину, на которой рисунок наносят брызгами туши.
Когда Папаша Упрямец осознал, что леска прочно обвивает его, было уже поздно. Толстая леска опутала его руки и ноги и сжималась все крепче. Он практически не в состоянии был пошевелиться и не мог больше задерживать дыхание. Ему требовался воздух. Он сделал вдох, вода залила ему нос, он почувствовал, что задыхается.
Опутав леской Папашу Упрямца, угорь потащил его вниз. Он был внизу, а Папаша – наверху, как если бы перевернули вверх ногами человека, запускающего змея. Но только это была не веселая картинка, а смертельная игра, схватка не на жизнь, а