Однажды в нашем городе - Ронда Грей

— Я готова к большему.

— Так вот, позволь сказать тебе, что я не готов благодарно глотать куски, которые ты великодушно будешь мне протягивать. Если ты все же решишь привести в действие свой план по передаче девочки на удочерение, знай, я готов пуститься во все тяжкие.

— Ну а если нет, то что?

— Ничего. Я не настолько циничен, чтобы лишать девочку матери, но и становиться «отцом на полставки» тоже не желаю. Значит, остается только один выход.

— Какой?

— Чтобы у Эви было двое родителей.

Элен удивленно подняла брови.

— Каким образом?

— Существует только один способ, — сказал он будничным голосом. — Ты выйдешь за меня замуж.

Она смотрела на него во все глаза.

— Ты, наверное, шутишь.

Николас наклонился к столу, подлил себе еще вина и уселся на диван рядом с Элен, спокойно глядя на нее, как будто и не произносил слов, подействовавших на женщину, словно разорвавшаяся бомба.

— Нет, Элен. На этот раз ты ошиблась. — Он улыбнулся. — Я говорю серьезно, чертовски серьезно.

— Но, Николас… В наше время мужчины не женятся ради ребенка.

— Я знаю. Но иногда такое случается. Наш случай — тому подтверждение. Представь, каково будет нашим близким. Когда твоя мать узнает, что у тебя родился ребенок, ее непременно заинтересует, кто же отец девочки. Тогда тебе снова захочется солгать, и…

— Я… — попыталась возразить Элен, но он покачал головой, не давая ей вставить слово.

— Я не намерен скрывать свое отцовство, — непреклонно заявил Ник, — как не намерен становиться отцом на выходной. Я хочу участвовать в ее воспитании. Хочу, чтобы она чувствовала уверенность в жизни, как в духовном плане, так и в финансовом. Все это я могу ей дать.

Элен печально покачала головой.

— Ты забыл о нашей взаимной неприязни, о недоверии друг к другу. Ты считаешь, что при подобных отношениях возможна стабильность?

Глаза его вспыхнули.

— Это зависит от условий, на которых будет заключен наш брачный договор.

Что же за человек этот Николас Палмерс!

— Ты хочешь сказать, что мы должны выработать какой-то устав, как при создании компании?

— А почему бы и нет? Семья такая же ячейка общества, как и любая другая, и основополагающие принципы только укрепят ее.

— И какие же краеугольные камни ты предлагаешь заложить в основу нашей семьи?

— У тебя будет полная свобода, прислуга, самые лучшие няни для Эви. Ты можешь приступить к работе, как только захочешь.

— Звучит невероятно благородно, Николас. А что же получишь ты?

— От тебя потребуется играть роль примерной жены. В определенных пределах, разумеется. Ты будешь появляться со мной на приемах, званых обедах. Иногда мы будем ездить в гости на уикэнды. Возможны и другие поездки, но, разумеется, только те, которые будут вписываться в твое рабочее расписание. Все, что нужно мне, это быть полноправным отцом Эвелин, и брак — самый удобный для меня способ добиться этого.

Существовал один аспект проблемы, о котором он не сказал ни слова. Элен едва сдерживала дрожь в голосе, когда спросила:

— А это?..

— Это?

Николас неожиданно рассмеялся. Он, конечно, понял, что она подразумевала, но удивленно вскинул ресницы.

— Ты не могла бы быть поконкретнее?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! — сказала Элен с горечью, внезапно вспыхнув.

— Знаю? — прошептал он, подвигаясь ближе и касаясь указательным пальцем ее темных крутых бровей.

Он повторил их очертания так, будто рисовал.

— Да… — дрожащим голосом сказала она, опасаясь его действий, но не предпринимая никаких попыток остановить Ника.

Тело ее запело от его прикосновений. Как он умел ласкать… Всего лишь легкое касание пальца заставляло ее вздрагивать, будто он задевал самые чувствительные точки нервных окончаний.

— У тебя, — бормотал Ник, — такие красивые брови: волевые и изящно очерченные. Как на картинах старых мастеров. И такие же красивые губы. Они как будто кричат: «Целуй же меня»… Элен, ведь они кричат об этом?

Искушение было велико — лицо Ника так близко, обольстительный рот рядом с ее губами… Затуманенными страстью глазами Элен видела, как он жаждет ее. Должно быть, и он читал в ее глазах желание, потому что, склонив голову, нежно коснулся губами ее рта.

Не в силах противиться этому сладкому соблазну, Элен закрыла глаза. Огонь желания проник в кровь, и охваченная страстью, она потекла по сосудам, возвращая телу давно забытые волшебные ощущения. То, что началось как смиренная покорность желанию, переросло в нечто неизмеримо более сильное: в голод, жажду, требование. Она обхватила шею Ника руками и стала целовать так жарко, так страстно, так глубоко, что по всему ее телу пробежала дрожь.

Такой быстрый, такой яростный отклик на его поцелуи, ее неприкрытый эротический голод, еще недавно дремавший, но разбуженный его ласками, подтолкнули Николаса к той опасной черте, за которой нет места рассуждениям. Холодный, расчетливый мужчина, каким он был всего лишь минуту назад, исчез, испарился, будто его и не было никогда.

Он ласкал губами изгиб ее шеи, отбрасывая черные пряди с плеч, словно желая вобрать в себя больше ее плоти. Но этого было мало. Расстегнув ее блузку и обнажив такие полные, такие манящие груди, он едва смог справиться с бюстгальтером, чтобы увидеть их целиком, свободными от каких бы то ни было покровов. Элен видела, как потемнели его глаза. Склонившись над ней, он взял в рот ее набухший сосок. Она застонала от наслаждения, но Ник не понял и отпрянул.

— Я сделал тебе больно?

Она покачала головой. Разве может быть больно, когда его губы, его руки дарят такое наслаждение?!

— О нет…

— Тебе это нравится? — пробормотал он. — Сделать это снова?

— Да.

— Вот так? — прошептал он, склоняясь над напряженным соском вновь.

— Да, вот так… — Губы сами шептали слова. — О да, — выдохнула она в экстазе.

Нет, устоять невозможно. Она, наверное, пожалеет об этом, но это будет потом, а пока Элен находилась целиком во власти своего тела, подчиняясь его сладостным командам. Сердце учащенно билось, подгоняемое любовью и желанием.

Да, она любит Николаса Палмерса! Она полюбила его с того самого момента, когда он впервые обнял ее, и, несмотря ни на что, любовь не убывала. Она познала объятия этого мужчины, родила от него ребенка, и сейчас ею владело желание, такое ясное, такое простое — желание отдаться отцу своей малышки и вновь сделать его счастливым.

Он продолжал целовать ее груди, лаская трепещущие соски горячим языком, и вновь головокружительные всплески наслаждения толчками пронизывали ее тело, превращая кровь в густой мед.