Мой любимый негодяй - Эви Данмор

вещей, которые нельзя было даже называть: «ни одной женщине не следует носить нижнее белье общим весом более семи фунтов». И еще: хотела бы Люси поддержать кампанию в пользу женщин-велосипедисток? На оба вопроса она ответила «да» и готова была запустить петицию в поддержку велосипедисток, однако так и не смогла найти времени. А все проклятый Тристан Баллентайн, который чинит помехи делу феминизма на всех фронтах!

За спиной Люси взорвался колокольчик, и дверь в магазин снова открылась.

– Боже праведный, – послышался женский голос, безоговорочно выдававший аристократку, – неужели мы попали в Швейцарию?

Люси застыла на месте.

Нет.

Не может быть.

Миссис Уинстон поверх нее взглянула на новую посетительницу. Ее губы раздвинулись в приветствии.

Люси ничего не слышала – голову наполнило тяжелое молчание. В последний раз она слышала этот голос десять лет назад.

На пороге стоял ангел. Блестящие светло-каштановые локоны, большие голубые глаза, губы, которые поэты сравнили бы с бутоном розы. Люси еще никогда не встречалась с таким совершенным образцом женственности. А рядом с юной леди, подняв в испуге тонкие брови, стояла… мать Люси.

Значит, это не игра воображения. Перед Люси – леди Уиклифф в шелковом платье с воротником-стойкой, отделанным кружевами.

Раньше Люси пыталась представить, что будет, если она снова ее увидит. И внутри все опускалось от одной только этой мысли. А теперь она ничего не почувствовала. Лишь сердце с ледяным спокойствием отсчитывало удары.

Графиня сильно похудела и выглядела растерянной. Возможно, не сразу пришла в себя – сначала колокольчик, потом дочь…

Женщин сопровождал лакей; он стоял, прислонившись к стене, нагруженный пакетами всевозможных размеров.

– Люсинда. – Мать по-прежнему смотрела на нее в упор. Настоящая леди не таращит глаза.

– Мама.

Не отводя взгляда от Люси, графиня взяла ангела за плечо:

– Ты помнишь свою кузину Сесиль?

Нет. В этот момент Люси ничего не помнила.

Леди Сесиль наклонила голову:

– Кузина Люси.

Едва Люси услышала этот мелодичный голос, как память пробудилась. Это та самая шестилетняя девочка, которая все время плакала! Дочь двоюродного брата графа Уиклиффа. Родители Сесиль погибли при крушении поезда, и она воспитывалась в Уиклифф-холле. Теперь девушке двадцать один; она превратилась в красавицу, и, несомненно, ее с восторгом принимают в свете.

– Позвольте предложить вам прохладительные напитки? – спросила миссис Уинстон с показной радостью.

– Сесиль пробует себя в живописи. Занимается акварелью, – сообщила мать. – Недавно ее приняли в Оксфордскую школу рисования профессора Раскина, на летний курс.

– Чудесно, – проговорила Люси.

Воздух в магазине внезапно стал густым, как лондонский туман. Неужели мама только что объявила, что они с Сесиль проведут в Оксфорде все лето?

– Ты часто бываешь в этой части города? – спросила графиня.

– Оксфорд – маленький городок.

А значит, их пути непременно будут пересекаться. И трудно сказать, кого этот факт огорчил сильнее.

Графиня наконец убрала руку с плеча Сесиль; ее щеки раскраснелись от досады.

– Сесиль, нам лучше вернуться. Зайдем сюда как-нибудь в другой раз.

– Да, тетя, – послушно кивнула Сесиль.

– Я скоро ухожу, – поспешила заверить ее Люси. Нет необходимости лишать миссис Уинстон выгодных клиенток, учитывая, насколько придирчива была женщина в вопросе карманов.

Мать высокомерно фыркнула.

Люси снова повернулась к портнихе:

– У вас есть алый шелк?

Миссис Уинстон пристально посмотрела на нее поверх очков.

– Есть. В подсобке. Желаете взглянуть? – неохотно предложила она, явно переживая, что новые клиентки могут уйти.

– Я полагаю, необязательно. Алый есть алый. Мне нужно бальное платье из него к следующей неделе. Отделка на ваше усмотрение, но обязательно без оборок.

– К следующей неделе? – округлила глаза миссис Уинстон.

– Плачу двойную цену.

– Ну что ж, полагаю, мы успеем. – Карандаш миссис Уинстон забегал по бумаге.

– Отлично, – кивнула Люси и добавила несколько громче: – И пожалуйста, сделайте талию на несколько дюймов тоньше. Для этого платья я затяну корсет как следует.

Люси не помнила, как дошла до «Рэндольфа», и даже несколько удивилась, обнаружив себя стоящей в дверях рабочего кабинета Аннабель.

Подруга сидела за столом в окружении раскрытых книг и что-то переводила – судя по тому, что ее губы беззвучно шевелились. Копну тяжелых волос она кое-как зачесала наверх и заколола.

– Люси! – Она смущенно бросила взгляд на каминные часы и поднялась из-за стола. – Прости. Не ожидала тебя так рано. Я вся в чернилах.

– Я только что заказала алое бальное платье.

Аннабель хихикнула, вытирая пальцы:

– Ого! Хэтти тебя наконец уломала? Не переживай, в конце концов мы все станем ее жертвами.

– Не Хэтти. Моя мать.

Аннабель опустила глаза:

– Неужели?

– Да. И она, похоже, не изменилась.

– Как это произошло?

Наверное, она выглядит совсем разбитой. Вот подруга и забеспокоилась.

– Прошу прощения. Я слишком рано…

– Глупости какие! Идем.

Аннабель провела Люси в гостиную и усадила на зеленый диванчик.

– Она только что заходила в магазин одежды на Хай-стрит. Вместе с моей кузиной Сесиль. Как я поняла, они перебрались в Оксфорд на лето, чтобы Сесиль могла прослушать курс в школе профессора Раскина и улучшить свою и без того отличную технику рисования акварелей.

Рисование акварелей – одно из немногих занятий, которое женщинам любезно дозволяли изучать основательно. Многие юные леди даже специально предпринимали поездку по Европе, чтобы довести до совершенства технику живописи. В свое время мать в отчаянии порицала Люси, что та не умеет держать кисть в руках – тут и поездка в Европу не помогла бы.

Аннабель, которая как раз хотела позвонить насчет чая, замерла:

– О боже! Так они проведут в Оксфорде все лето?

– Очевидно. И полагаю, они остановятся здесь, в «Рэндольфе» – как-никак лучший в городе отель.

Сегодняшняя неловкая ситуация может повториться. Мало того, что Тристан завладел половиной бизнеса, так теперь еще и это…

– Я повела себя мелочно. Заказала красное платье, да еще и упомянула, как именно собираюсь носить «неназываемые» вещи. Причем преднамеренно громко, чтобы они услышали.

– Представляю, как ты была шокирована. – Аннабель заторопилась оправдать недостойное поведение Люси, как положено настоящей подруге.

Шокирована? Люси отказывалась признаться, что ее охватила настоящая паника.

– Это еще не худший вариант; мать могла бы вообще сделать вид, что меня не знает. – Люси сдвинула брови: – Кажется, они с Сесиль близки.

– А ты состояла в хороших отношениях с кузиной?

Люси покачала головой:

– Она была еще ребенком, когда я ушла из дома.

К тому времени, когда Люси ушла из дома, одиннадцатилетняя Сеси завела себе два голоса и два выражения лица: для мужчин и для женщин. Причем было не вполне понятно, какой из них настоящий; Люси и сама порой путалась.

– Сесиль – милая девушка. И ей нравился лорд Баллентайн. Она каждое лето ходила за ним будто привязанная.

И Тристан ей потакал