Взломщики кодов - Дэвид Кан

Добытую информацию Зорге переправлял на фотопленках в СССР с помощью курьеров, а также передавал по радио. Его радистом был Макс Клаузен, приземистый немец с приятными чертами лица и вьющимися волосами, который в годы Первой мировой войны служил радистом в германских войсках связи и впоследствии работал вместе с Зорге в Шанхае. В качестве прикрытия Клаузен вел бойкую торговлю копировальным оборудованием. Он владел частным предприятием, имевшим такой большой коммерческий успех, что иногда Клаузену приходилось уделять делам своего предприятия больше внимания, чем заданиям Зорге. Например, в 1941 г Клаузенотправил всего лишь треть от общего количества сообщений Зорге. Однако найти полноценную замену Клаузену как радисту оказалось делом слишком сложным. Тем более, что тот проявлял чудеса изобретательности при поддержании радиосвязи на большие расстояния с помощью портативного передатчика, сконструированного им самим. Перед началом работы Клаузен собирал свой передатчик, а после окончания каждого сеанса радиосвязи разбирал его на части и укладывал в большой портфель, в котором переносил с места на место.

Однажды вечером Клаузен был на грани провала, когда его и другого агента остановил полицейский, а у них в портфеле был разобранный передатчик.

«У меня сжалось сердце от мысли, что нас выследили,

– вспоминал Клаузен. -

Но полицейский почему-то лишь заметил: «У вас фары не горят, будьте осторожны» – и отошел, не обыскав нас и не осмотрев портфель».

С приближением войны группа Зорге значительно активизировала свою деятельность. С 1938 г. ее радиопередачи стали вестись регулярно: по нечетным дням и воскресеньям сеанс связи начинался в 3 часа дня, в остальные дни – в 10 часов утра. Клаузен передавал информацию советской радиостанции, имевшей условное название «Висбаден» и находившейся где-то на Дальнем Востоке. Оттуда сообщения ретранслировались в Москву. Сначала Клаузен только передавал уже зашифрованные сообщения, но после того, как в 1938 г. Зорге на своем мотоцикле попал в аварию, из Москвы поступило распоряжение обучить Клаузена шифровальному делу. Впоследствии Клаузен писал:

«Я всегда занимался шифрованием и расшифрованием, сидя дома в комнате, которой пользовался только я один. О нежданных посетителях меня всегда предупреждал звонок над входной дверью, что давало возможность спрятать все мои бумаги. В трех случаях японские служащие видели шифр, но, кажется, не придали этому должного значения. Однажды, когда я находился в постели и занимался шифрованием41, в комнату неожиданно вошел доктор, которого обычно впускала моя служанка. Он подозрительно взглянул на шифровальную таблицу, но ограничился всего лишь замечанием: «Вам не следует ничего писать до полного выздоровления». Затем доктор произвел обычный медицинский осмотр и удалился. В течение нескольких дней я опасался того, что он известит полицию, но в этот раз все закончилось благополучно».

Зорге составлял все свои сообщения только на английском или на немецком языках, никогда не пользуясь для этой цели русским языком, чтобы не выдать истинной национальной принадлежности своей разведывательной группы.

Зорге сумел узнать не только о том, что Германия собирается совершить нападение на СССР, но даже установил приблизительную дату этого нападения. Сталин не придал значения информации Зорге и был захвачен врасплох. С началом войны наступил тот момент, ради которого Зорге и члены его группы очутились в Японии. Они прилагали все свои силы ради получения конкретной информации, которую Советское правительство считало жизненно важной для успешного продолжения войны и, фактически, для самого существования страны. Намерена ли Япония совершить нападение на СССР, чтобы «пожать руку» Германии на Урале, или она займется осуществлением своего давно разработанного плана захвата Малайи и голландской Восточной Индии, богатых каучуком и нефтью?

Япония сделала свой выбор 2 июля 1941 г. в обстановке глубочайшей секретности на заседании кабинета, на котором присутствовал японский император. По мере того как сведения об этом выборе постепенно становились достоянием все более широкого круга лиц в правительстве Японии, группа Зорге наращивала объем пересылаемой в СССР информации. Японская контрразведка перехватывала значительную часть радиопередач Зорге. В министерстве связи Японии, в бюро связи в Токио и в Осаке, а также в бюро связи японского генерал-губернатора Кореи знали о том, что с 1938 г. на территории Токио нелегально работает радиопередатчик. Однако японская радиопеленгаторная служба оказалась не в состоянии засечь его местонахождение, а дешифровальщики так и не смогли прочитать перехваченные шифровки. Эти две неудачи помешали японцам своевременно обезвредить группу Зорге.

Различные соображения привели Зорге к мысли, что Япония твердо решила не предпринимать наступления, в результате которого могла бы состояться упомянутая выше встреча с Германией на Урале. В течение лета, когда колонны немцев неуклонно продвигались по направлению к столице СССР, Зорге передавал в Москву информацию о дальнейшем наиболее вероятном развитии событий на Дальнем Востоке. В конце концов Одзаки предоставил Зорге сведения о решении Японии наступать в южном направлении и не начинать пока войну с Советским Союзом. Поэтому в начале октября 1941 г. Зорге передал свое окончательное заключение по этому вопросу:

«Вступление Японии в войну против СССР не ожидается по крайней мере до весны следующего года».

По мере получения все более обнадеживающих сообщений от Зорге Советский Союз стал снимать войска со своих восточных границ. Как раз в это же самое время немцы предприняли решительное наступление с целью захвата Москвы до начала зимы. Советское военное командование, не опасаясь удара в спину со стороны Японии, постепенно уменьшило свою Дальневосточную армию на 15 пехотных и 3 кавалерийские дивизии, на 1700 танков и 1500 самолетов. Эти войска перебрасывались по территории самого крупного в мире государства с востока на запад. Свежие подкрепления, а также надвигающаяся зима замедлили продвижение немцев, но они все же продолжали находить слабые места в обороне советской столицы, нанося по этим местам улары своим большим «бронированным кулаком». 2 декабря 1941 г. немцы достигли окраины подмосковного города Химки, откуда в свинцовом небе были видны купола соборов Кремля. На следующий день с помощью свежих резервов маршал Георгий Жуков предпринял яростную контратаку и отбросил полузамерзших на тринадцатиградусном морозе немцев от стен столицы. Через пять дней Берлин сообщил о приостановлении своего наступления на Востоке. Москва выстояла.

Чего нельзя было сказать про Зорге. Полиция арестовала одного японца по подозрению в коммунистической деятельности. Этот японец не являлся членом разведывательной группы Зорге, но для того, чтобы выгородить себя, он донес на другую женщину. Эта женщина действительно была членом группы Зорге, и ее признания позволили в конце концов арестовать Одзаки. Он был задержан 15 октября, Зорге и Клаузен – 18 октября. В ходе допроса Клаузен во всем признался и посвятил японцев в тонкости работы с шифрсистемой, которая применялась им и Зорге для засекречивания радиопереписки с Москвой. Японцы смогли, наконец, прочитать злополучные криптограммы Зорге, которые послужили основным обвинением на состоявшемся судебном заседании. Клаузена приговорили к пожизненному заключению, а Одзаки и Зорге были повешены 7 ноября 1944 г. с интервалом в 50 минут. Их трагическая, но великая миссия была завершена.

Вероятно, самой разветвленной советской разведывательной сетью была организация, вошедшая в историю под именем «Красный оркестр». Щупальца «Красного оркестра» проникли в самое логово нацизма, а его филиалы функционировали на территории и Германии, и оккупированной Европы. Постоянное гудение, издаваемое радиопередатчиками, прозванными немцами «музыкальными шкатулками», послужило причиной, по которой советскую разведывательную сеть окрестили «Красным оркестром».

Зашифрованная информация поступала в Москву от 300 агентов «Красного оркестра», находившихся в Берлине, Брюсселе, Марселе, Париже и в других европейских городах. Дирижировал «Красным оркестром» Харро Шульце-Бойзен – лейтенант немецких ВВС, работавший в дешифровальной службе министерства авиации. Он был выходцем из безупречной немецкой семьи, в родстве с которой состоял сам адмирал фон Тирпиц. Своеобразным концертмейстером «Красного оркестра» был Арвид Харнак, племянник влиятельного немецкого историка-теолога Адольфа Харнака. А на должности импресарио состоял Леопольд Треппер, профессиональный советский резидент, который обосновался в Париже под прикрытием главы корпорации «Симекс».

Организация, которую Треппер создал во главе с Шульце-Бойзеном и Харнаком, оставалась законсервированной вплоть до того момента, когда 22 июня 1941 г. немцы перешли советскую границу. И сразу Москва потребовала от «Красного оркестра» информацию о планах немцев. Вскоре радиопередатчики заполнили эфир, почти непрерывно передавая пятизначные группы шифровок. Первая криптограмма была перехвачена 26 июня 1941 г. немецкой службой радиоконтрразведки в городе Кранце в Восточной Пруссии. Но расшифровать и эту, и все последующие перехваченные криптограммы «Красного оркестра» не удалось. В то время служба радиоконтрразведки имела в своем распоряжении только шесть пеленгаторов дальнего действия, и нехватка оборудования сильно затрудняла слежение за передатчиками.