Кодекс - Лев Гроссман

Наевшись, Зеф откинулся назад и преувеличенно-беззаботно зевнул.

— Я тут накопал кое-что про твоих Уэнтов.

Эдвард потыкал палочками в разбухший имбирь.

— Что именно? И откуда ты вообще про них знаешь?

Зеф многозначительно потер нос толстым пальцем.

— Кто это — Уэнты? — спросила Кэролайн.

— Те, на кого Эдвард работает. У которых библиотека. Ты знаешь, что они богатые люди?

— Конечно, богатые, — сказал Эдвард.

— Вопрос в том, насколько. — Зеф впервые заговорил почти что серьезно. — Они «богаты» в таком же смысле, в каком Марвин Гэй[33] «имел успех у женщин». Ты знаешь, что они третьи по величине землевладельцы в Англии?

— Да ты что?

— Ты и половины всего не знаешь. В сети про них ходят всякие слухи. Можешь сам поглядеть в королевской службе новостей. Знаешь, что они платят «Форбсу» за то, чтобы их не включали в списки[34]?

— Брось, Зеф, — засмеялся Эдвард. — Наша фирма занимается хорошим куском их портфолио. Я бы знал, будь у них такие деньги. Такое количество просто нельзя скрыть. Деньги сами себя выдают.

— Я тебе точно говорю! Эти люди владеют одним из самых больших состояний в Европе и тратят одну его половину на то, чтобы никто не узнал о другой. Несколько лет назад с ними случился скандал. У них похитили сына, а герцог не стал платить выкуп.

— И что? Вернули им сына?

Зеф помотал головой.

— Он умер. Похитители, кажется, держали его в холодильной камере, и он замерз. В газетах об этом почти не писали.

— Ты же знаешь, Зеф, — Эдвард покосился на Кэролайн, — сколько в Интернете брехни.

— Он прав, солнышко, — подтвердила она. — Помнишь эту сенсацию про Билла Гейтса, который в детстве будто бы играл сына Бэтмена? И сколько народу в нее поверило?

— У Бэтмена вообще сына не было, — сказал Эдвард.

— Это другое дело! Ту штуку я сам придумал, да! Что я вам, интернетовская Кассандра? Найди их сам в «Лексис-Нексис»[35] и посмотри, что получится. Они миллиардеры, дружок.

— В долларах или в фунтах? — спросила Кэролайн.

— Не знаю! В евро, в соверенах, в унциях — что у них там еще ходит. Они живут затворниками в своем громадном поместье в Бомри. Их земли окружает знаменитая длиннющая изгородь. Забор и тот знаменит, ей-богу!

— И откуда у них взялись эти деньги?

— Кто его знает. Мог бы сам выяснить, если бы постарался, — сказал все еще обиженный Зеф. — Часть денег с недавних пор — жена происходит из семьи крупных промышленников. У него, наверно, тоже кое-что было, его род уходит корнями в седую древность. Может, они завладели рынком синей раскраски для лиц в 1066-м[36].

— Я тебе не говорил, что они хотели предложить мне работу?

— Работу? Главным писарем, что ли, — или как ты теперь называешься?

Эдвард кивнул, а Зеф с Кэролайн переглянулись.

— И ты отказался, — осторожно предположила она.

— Ясное дело, — внезапно смутился Эдвард. — Собственно, мне ничего и не предлагали. Просто собирались заключить соглашение с фирмой — не знаю, о чем.

— Знаешь, кое-кто говорит, что он в коме, герцог то есть. — Зеф сковырнул стружку с одной из палочек. — Что семья это скрывает по юридическим причинам. Еще говорят, что они держат на чердаке ненормального ребенка. Я читал, что слуги живут в этом поместье целыми семьями, как крепостные, из поколения в поколение. В общем, обычная фигня. Лучше всего письмо из «Экономиста» — там говорится, что в имении существует своя валюта и они там живут на полном самообеспечении, а налогов казне не платят.

— Жуть, — сказала Кэролайн. — А герцог — это выше, чем граф?

Этого никто не знал, и беседа зашла в тупик. Все стали допивать пиво. Официант, мрачный подросток с тощими усиками, подсунул им счет и скользнул прочь.

— Кстати, Фабрикант спрашивает, почему ты не пришел тогда на вечеринку, — сказал Зеф.

— Чего ему от меня надо, этому парню?

— Не знаю точно. — Зеф смотрел на прохожих, идущих по тротуару. — Но это он мне сказал, на кого ты работаешь. Вроде бы у его компании, «Интех», с ними какой-то бизнес. Он, кажется, хочет, чтобы Уэнты купили в ней пай. Но это строго между нами.

Эдвард кивнул.

— Они правда живут в замке, Уэнты. Это я знаю.

— В замке? — Это произвело на Кэролайн впечатление, что случалось с ней редко.

— У него и название есть. — Эдвард сложил из больших и указательных пальцев рамочку. — Уэймарш.

— Quel [37] анахронизм, — фыркнула Кэролайн.

Когда они ушли, Эдвард стал смотреть телевизор. Он валялся на диване в одних трусах и ел «Эм-энд-Эмс» из фунтового пакетика. Диван был отменный. Он заказал его в «Поттери барн», обалдев от своей первой премии, и теперь, четыре года спустя, диван оставался самой дорогой из принадлежавших ему вещей. Гигантский, девяти футов в длину, обитый коричневым бархатом, уродский по всем мыслимым эстетическим стандартам, но утешающий в трудные моменты. Сейчас был как раз такой случай.

Эдварда одолевала депрессия. Работа в Англии, приз, который он зарабатывал так долго и трудно, обесценивался с каждым днем, а его связь с Уэнтами и кодексом становилась одновременно все более непрочной. Если не считать Маргарет. Но теперь, когда у нее есть ключ от квартиры Уэнтов, подумал вдруг Эдвард, он сам ей не очень-то и нужен. Он посмотрел, как старички играют в гольф, посмотрел передачу о дикой природе — о полчищах муравьев, создающих живые мосты, гигантском спруте, обитающем в Марианской впадине, и птичках-беседочниках, строящих скрепленные землей гнезда в австралийских лесах. При самом отдаленном упоминании о деньгах он переключал канал и сморщился, попав случайно на Си-эн-эн-эф, где по экрану скользила голубая ядовитая змейка финансовой информации, жадно заглатывая собственный хвост.

Около семи позвонил Зеф, но Эдвард не снял трубку. Автоответчик был под завязку забит сообщениями от коллег, приглашениями за город, отчаянными мольбами ассистента Андре, но Эдвард все равно запоздал с ответами — так запоздал, что уже и не догнать. Чем больше сообщений накапливалось, тем тяжелее было думать о них, и черная дыра не исполненных им обязательств делалась все чернее.

На ужин он съел целую банку сладких итальянских луковичек для коктейля — жуткие на вид, но необычайно вкусные и ледяные, прямо из холодильника, маринованные жемчужинки. В десять он выпил стакан скотча, в одиннадцать собрался спать.

Прежде чем лечь, он включил компьютер, загрузил туда свою сохраненную игру и открыл программу «Момуса». Совершенно бесцельное занятие, да и раньше оно было таким. Он плохо помнил, что там произошло напоследок. Он пришел к развалинам библиотеки, а потом время понеслось вскачь — так, кажется? Ну, хоть чем-то отвлечься. И пострелять хорошо бы. Он сел за клавиатуру.

Он по-прежнему видел перед собой развалины на месте библиотеки, но теперь груды щебня густо заросли сорняками, кустарником и даже деревьями, точно он простоял там несколько лет, пока природа брала свое.

Травы шевелились, шуршали, росли на глазах. С временем творилось что-то явно неладное. Оно неслось вперед с ошеломляющей скоростью. Раньше, у моста, он испытал тревожное чувство, что время сделало большой скачок в его отсутствие. Теперь он сам наблюдал, как это происходит, и природа захлестывала город, справляя чудовищную оргию плодородия. Толстые лианы спиралью оплетали небоскребы, вылезая из выбитых окон. Деревья, питаемые тучным канализационным илом, прорастали из люков, раскачивая ветвями, — в точности как киношные зомби, встающие из могил и расправляющие застывшие члены. Зеленый желудь величиной с хэллоуинскую тыкву шмякнулся откуда-то сверху и распался на миллион жестких волокон.

Самого Эдварда, насколько он понимал, все это не касалось. Мир вокруг старел, а ему хоть бы что. Он направился обратно к Рокфеллер-центру по буквально разваливающемуся городу. Одна из далеких офисных башен тяжко вздохнула и провалилась внутрь, подняв облако пыли. Космический механизм, вынуждавший время идти ровным, степенным шагом, сломался бесповоротно, и оно вырвалось из-под контроля.

Прекратилось это столь же внезапно, как и началось. Время начало тормозить и вернулось к своему обычному ритму. Стоя на краю Централ-парка, превратившегося в непроходимый Шервудский лес, Эдвард стал свидетелем того, как взбесившая флора остановила свой буйный рост. Время опять вошло в берега.

Ну знаете. Это уж полный бред, подумал Эдвард. Он сохранил игру на этой стадии, выключил компьютер и лег спать.

Телефон надрывался так, будто звонил уже несколько часов. На самом деле прошла всего пара секунд, поскольку автоответчик еще не включился. Эдвард открыл глаза и приподнялся, ощутив затылком прохладную твердость стены. Трубно прочистив горло, он поднес трубку к уху и снова закрыл глаза.