Кодекс - Лев Гроссман

Эдвард подумывал, не прикупить ли ему пай в какой-нибудь компании компьютерных игр. Если на это так подсаживаются, выгода должна быть ого-го. Неприязнь окружающих, которую он почувствовал, придя сюда, рассеялась — теперь в офисе витал дух боевого братства, захвативший даже его. Не было больше фанатов, настроенных против чужака, — игра объединила их всех, связав электронными узами виртуального боя. Разве хоть одна книга на такое способна?

Только в пять утра Эдварду пришло в голову взглянуть на часы. Они играли четыре часа подряд. Майка на нем промокла от пота, а на полу под стулом валялись пять пивных бутылок и три лимонадные банки. Он не помнил, сколько раз бегал в туалет.

Последний раунд они сыграли в том самом замке, откуда начали. Эдвард ожил в круглой комнате на вершине башни и выглянул в окно. Небо с клубящимися облаками напоминало мраморный форзац старой книги. Он устал сражаться и был бы не прочь виртуально соснуть. Он стал спускаться по длинной винтовой лестнице, но тут бравый кавалер с мушкетерскими усами взбежал навстречу и проткнул его шпагой.

То ли из-за пива, то ли из-за позднего времени, но Эдвард в этом туре ни разу не продержался живым больше тридцати секунд. Удача от него отвернулась. Дважды его подстрелил снайпер. Один раз течение затянуло его в глубину замкового рва, притиснув к железной решетке, и он утонул. Потом ему в кои-то веки подвернулось приличное оружие, ракетная установка, но она случайно выстрелила назад и разнесла его в клочья вместе с балериной в розовой пачке.

Зефа он видел только раз, когда они сошлись лицом к лицу в битве.

— Чую вумпуса[32]! — взревел Зеф. — Стой, стрелять буду!

— Да пошел ты, — сквозь зубы процедил Эдвард.

С минуту они рубились почем зря, а потом кто-то провел лазером по полю битвы и разрезал всех пополам.

— Так нечестно, — пожаловались в наушниках.

— Нет ничего хуже проигравшего, не желающего признать свое поражение, — ответил тонкий голос. Артист?

Эдвард возродился в темноте и долго бродил по какому-то помещению с низким бревенчатым потолком, похожим на чердак. Наконец он увидел каменную арку, вроде бы обещающую выход, но за ней стояла кромешная тьма. В наушниках затрещало, и спокойный голос сказал:

— Держись подальше от этой двери. Там ничего нет — этот уровень еще не закончен. Если войдешь туда, вся сеть может рухнуть.

Это напомнило Эдварду о темном глухом ущелье, где сгинуло столько отважных рыцарей. Что же с ними там приключилось? Он отошел немного назад, разбежался и проскочил в арку.

Он так и не понял, что произошло дальше — то ли он умер и воскрес, то ли волшебным образом перенесся в другую часть замка, — но внезапно он очутился на гребне крепостной стены. На небе, уже не мраморном, а безоблачном, сияло солнце, и было тихо. Сражение осталось далеко позади.

Раньше он не обращал внимания на окрестности замка, но теперь они раскинулись перед ним, как панорама. Лесистые холмы, сверкая изумрудной зеленью, уходили вдаль. Одни, возделанные, были поделены на квадратики, как зеленое лоскутное одеяло или фантастически сложная математическая функция, представленная в трех измерениях; на других ясно виднелись крошечные, совершенно одинаковые деревца. Никакой войны — сплошной электронный мир.

Может быть, Уэймарш тоже так выглядит? Есть ли место подобной безмятежности в реальной жизни? Детская, свободная от всякой иронии грусть внезапно накатила на него, как девятый вал, и погрузила в глубокую меланхолию. Господи, это еще откуда? Эдварда одолевала жалость к себе — это чувство его смущало, но побороть его он не мог. Слезы катились у него по щекам. Последние четыре года ему казалось, что время стоит на месте, а теперь оно неслось мимо, как штормовой ветер, как вихрь атомного взрыва, сметая и унося бог весть куда что попало — пальмы, кровельную черепицу, столбы оград. Его карьера, виды на будущее, ежегодные премии, корпоративные вечеринки — все это мертвым грузом повисло на шее и тянуло Эдварда вниз. Нет, только не это! У него одна жизнь, и он хочет прожить ее по-другому. В нем нарастал ужас, и он в панике схватился неизвестно за что.

Уэнты — вот в чем его спасение. Он не знал, с чего это взял, знал только, что это его счастливый билет. Он найдет эту книгу, найдет кодекс. Он прижал ладони к глазам, сильно, до ярких пятен, и волна начала отступать. Эдвард достал бумажный платочек из пачки, принадлежащей неизвестному служащему, чье место он занимал.

Долгое время спустя он вернулся к игре, впервые за эту ночь сознавая, что смотрит на экран. Повернувшись спиной к окрестностям, он узнал тот самый зеленый дворик, который видел несколько часов назад. Все в нем осталось прежним — тот же фонтан, та же трава, те же белые дорожки. Хорошо бы найти лестницу и спуститься туда. Раньше он не заметил там огромного старого дерева толщиной с башню, вросшего в одну из стен замка. Узловатые корни вились между камнями кладки, разделяя их и в то же время скрепляя намертво, листья ковром устилали траву.

Фигурка Артиста все так же в полной неподвижности сидела на мраморной скамье — положив руки на колени, он мирно следил за игрой света в чаше фонтана.

— Эй! — откашлявшись, крикнул ему Эдвард. — Как мне спуститься вниз?

Артист устремил на него непроницаемый взгляд и ответил:

— Никак.

10

И тут он… ой, не могу… выходит из дома в плавочках! — Дэн, босс Эдварда, хихикал как заведенный. — Кроме шуток! То есть у Энди, конечно, есть бассейн, но прием-то был не купальный. Все, значит, стоят вокруг в серо-коричневых тонах… ой, умру… и в ботинках, которые целый день выбирали, это ж Энди, все хотят впечатление произвести, и я в том числе… а он выходит на веранду, все причиндалы налицо, упакованы, да и плюх в бассейн. Ну, все стоят как вкопанные — вот, мол, дает мужик — и глядят, как в том месте пузырьки поднимаются. А потом… тут самая соль… эти самые «спидо» всплывают наверх! Они с него свалились! Короче, ярко-красные «спидо» плавают в бассейне, а у нас такой видок, точно они с неба упали!

Досказав наконец, Дэн испустил долгий блаженный вздох.

— Я велел Аманде поменять ему пароль на «плавки», — добавил он в виде эпилога. — Теперь каждое утро, подключаясь к системе, он должен это напечатать, чтобы войти.

— Угу.

Настала пауза. Дэн, видимо, ждал более бурной реакции на свой рассказ, но Эдвард был как-то не в тонусе. Неужели после компьютерных игр тоже бывает похмелье? Он слушал босса в задумчивом молчании, лежа на кровати и глядя в белый потолок. Был полдень.

— Я чего звоню-то, Эд… я послал тебе сообщение по е-мэйлу, но ответа не получил. Вот и решил обговорить это по телефону.

— Извини, у меня с Интернетом проблемы, — соврал Эдвард. — Несколько дней в офф-лайне. — Он давно не проверял почту и воображал, как она растет на манер сугроба в своем виртуальном ящике, но беспокойства по этому поводу не испытывал.

— Ну? Надо было мне раньше позвонить. Ты вообще-то в порядке?

Эдвард прокашлялся, зажав трубку. Голос на том конце шел к нему из другой эры, шел по проволоке через пустоту, отделяющую его спальню от прежней жизни, которая стала невыразимо далекой и не особенно влияла на измерение, в котором он жил теперь. Он попытался представить себе лицо Дэна — широкое, квадратное, с наметившимися брылами. Через десять лет тот будет смахивать на бульдога.

— Я тебя разбудил?

— Нет-нет. Ничего такого. — Эдвард справился с кашлем. — Так о чем речь?

— Ребята из лондонского филиала пытались связаться с тобой насчет квартиры и прочего, а ты не отвечаешь. Тебе ведь меньше недели осталось, да? Они просто хотят знать, нужна ли тебе помощь, чтобы устроиться.

— А, да. Скажи, что я благодарю их и свяжусь с ними сам. Дай только мне их координаты, ладно?

Дэн продиктовал длинный трансатлантический телефонный номер. Эдвард притворился, что записывает. Этот номер у него, кажется, и так где-то был. С закрытыми глазами он проделал все дальнейшие, неизбежные фазы разговора: укладка, паспорта, авиабилеты, аэропорты, таможня и в конце концов сладостный финал, когда можно повесить трубку.

Было слишком жарко, чтобы засыпать снова, и он просто валялся, откинув простыню ниже колен. Угол нижней простыни в изголовье выбился из-под матраса. Ветерок из полуоткрытого окна холодил потный лоб. Под окном голоса, мужской и женский, спорили на предмет чего-то, что кому-то следовало знать, и когда она узнала, и кто ей сказал, и все это казалось очень, очень далеким. Голоса поднимались к нему, легкие и мерцающие, то обретая, то утрачивая смысл.

Он сознавал, что уходит от реальности. Кодекс уводил его от нее. Но часть его сознания никогда еще не была такой целеустремленной. Итог прошлой ночи остался при нем, что удивляло: под утро Эдвард счел его чем-то вроде пьяного озарения, которое проходит на другой день, однако все сохранилось. Он принял решение — пока довольно и этого. Эдвард повернулся на бок и опять заснул.