Второй Фонд - Айзек Азимов

— Да, знаю.

— Хорошо, он любил повторять, что только ложь, которая не стыдится себя, может, вероятно, достичь цели. Он говорил еще, что не все должно быть правдой, но все должно звучать как правда. Ну, а когда вы входите через окно, это ложь, которая стыдится себя и не звучит как правда.

— Тогда что бы ты сделала?

— Если бы я хотела видеть отца по страшно секретному делу, я бы познакомилась с ним открыто и встречалась бы по всевозможным абсолютно законным делам. И если бы каждый все о вас знал и связывал вас с моим отцом, как само собой разумеется, вы были бы засекречены дальше некуда, и ни у кого даже вопросов не возникло бы.

Антор странно посмотрел на девочку, потом на доктора Дарелла и сказал:

— Пойдемте. У меня чемодан, я хочу забрать его из сада. Подождите! Только один последний вопрос. Аркадия, на самом деле у тебя под кроватью нет бейсбольной биты, правда?

— Нет! У меня ее нет.

— Ха! Я так и думал.

Доктор Дарелл остановился у двери.

— Аркадия, — сказал он, — когда будешь переписывать свое сочинение о Плане Селдона, не нужно излишней таинственности о бабушке. Нет необходимости вообще упоминать эту часть.

Доктор Дарелл и Пеллеас молча спустились вниз. Потом гость натянуто спросил:

— Извините за вопрос, сэр. Сколько ей?

— Четырнадцать, позавчера исполнилось.

— Четырнадцать? О Великая Галактика… скажите мне, она говорила когда-нибудь, что собирается однажды выйти замуж?

— Нет, не говорила. Во всяком случае, мне.

— Ну, если она когда-нибудь выйдет за кого-то — убейте его. Того, за кого она выйдет замуж, я имею в виду. — Он серьезно смотрел доктору в глаза. — Я не шучу. В жизни не может быть ничего более ужасного, чем жить с такой, какой она станет в двадцать. Я не хочу обидеть вас, конечно.

— Вы не обижаете меня. Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду.

Наверху перед Стенографом с чувством отвратительной скуки сидел объект их заботливого анализа и монотонно говорил:

— Будущеепланаселдона.

Стенограф с безграничным апломбом перевел это в изящные, сложнонаписанные буквы:

«Будущее Плана Селдона»

8. План Селдона

Математика, синтез исчисления n-переменных и n-пространственной геометрии является основанием того, что Селдон однажды назвал «моя маленькая алгебра человечества»…

Вот она, комната!

Местонахождение комнаты в данный момент не имеет значения. Достаточно лишь сказать, что в этой комнате, больше, чем где бы то ни было, существовал Второй Фонд.

Это была комната, в течение веков остававшаяся местопребыванием чистой науки, хота у нее не было ни одного из тех приспособлений, с помощью которых, через тысячелетнюю связь с ними, она и стала считаться таковой. Напротив, это была наука, имевшая дело только с математическими концепциями, похожая в некотором смысле на размышления древних, древних народов в далекие доисторические дни, до того, как появилась технология; до того, как человек ступил за грань единого, но еще неведомого мира.

Во-первых, в этой комнате находился, защищенный психической наукой, пока еще неприступный для объединенной физической мощи остальной Галактики Главный Излучатель, жизненно важные части которого содержали в себе План Селдона — полностью.

Во-вторых, в этой комнате был еще и человек — Первый Спикер.

Он был двенадцатым по линии главных стражей Плана, и его титул имел не более глубокое значение, чем факт, что на собрании лидеров Второго Фонда он всегда говорил первым.

Его предшественник победил Мула, но руины, оставшиеся после той гигантской битвы, все еще загромождали дорогу Плану… В течение двадцати пяти лет он и его администрация пытались вернуть Галактику упрямых и глупых человеческих существ на эту дорогу. Это была непосильная задача.

Первый Спикер поднял взгляд на открывающуюся дверь. Даже несмотря на то, что в одиночестве комнаты он обдумывал свои четвертьвековые усилия, которые теперь медленно и так неизбежно приближались к своей кульминации; даже несмотря на то, что он был так поглощен этим, — его разум оценивал входящего со спокойной надеждой. Юноша, Ученик, один из тех, кто со временем заменит его, Спикера.

Молодой человек неуверенно стал в дверях, так что Первому Спикеру пришлось подойти к нему и проводить его внутрь, дружески положив на плечо руку.

Ученик застенчиво улыбался, и Первый Спикер отозвался словами:

— Сначала я должен сказать тебе, зачем ты здесь.

Теперь они через стол смотрели в лицо друг другу. Ни один не говорил. Во всяком случае, это не могло быть понятным человеку, который не был членом Второго Фонда.

Первоначальная речь была механизмом, посредством которого Человек научился несовершенно передавать мысли и эмоции своего разума. Развивая произвольные звуки и сочетания звуков, чтобы выражать определенные психические нюансы, он совершенствовал способ общения. Но такой, который своей неуклюжестью и многочисленными несоответствиями сводил утонченность ума к грубым, гортанным сигналам.

Дальше… дальше… цели вполне достижимы, и все страдание, которое когда-либо знало человечество, можно свести к одному факту — что ни один Человек в истории Галактики, кроме Хэри Селдона и еще нескольких после него, не мог действительно понимать другого. Каждый жил за непроницаемой стеной удушливого тумана, внутри которого никто другой, кроме него, не существовал. Время от времени из глубины пещеры, в которой располагался другой человек, доносились смутные сигналы — чтобы каждый мог найти другого. Так было потому, что они не знали друг друга и не могли понимать друг друга, и не отваживались доверять друг другу, и с раннего детства ощущали ужас и неизбежность этой предельной изоляции, и испытывали по отношению друг к другу затравленный страх и первобытную жадность.

Десятки тысяч лет ноги путались и волочились в грязи и держали в подчинении умы, которые, когда наступит время, достигнут высоты и яркости звезд.

Упорный Человек инстинктивно пытался обойти тюремные решетки обычной речи. Семантика, символическая логика, психоанализ — все это были механизмы, посредством которых речь могла или совершенствоваться, или идти обходным путем.

Психоистория была развитием психической науки, точнее, конечной ее математизацией, которая в конце концов привела к успеху. Благодаря развитию математики, необходимой для понимания явлений физиологии и электрохимии нервной системы, которые сами должны были, должны были привести к открытию ядерных сил, впервые стала возможна истинная эволюция психологии. А благодаря обобщению психологических знаний — от индивидуума к группе — социология также математизировалась.