Генерал-майор - Андрей Анатольевич Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И руки такие, с жилами, и бритое лицо.
– Про руки не скажу, не видел, – снова хмыкнул Фимка. – А лицо вовсе не бритое. Усы, борода. Сивая такая, подстриженная. Ну, приказчики такие носят, да и некоторые господа.
– Борода, говоришь…
Денис разлил остатки водки, подумав, что бороду-то, ежели что, и сбрить можно, да и немым прикинуться – вполне.
* * *
Приближалось время для встречи с Танечкой, и Денис решил не откладывать дело в долгий ящик. Долго ли, коротко ли, а в урочный час принес почтовый курьер письмо в пансион для балетных девиц Аполлона Майкова. Письмо срочное, на имя Танечки Ивановой, от некой Марьи Федоровны Савыкиной, из Тверской губернии Кабатеева села… Поскрипел зубами цербер Украсов, но письмишко вскрыть сам по себе не решился, дождался Танечки да при ней же, старый пес, и вскрыл.
– От тетушки. – Бросив взгляд на письмо, девушка поджала губы. – Болеет тетушка тяжело. Зовет. Верно, поеду… Больше, видать, и не свидимся.
– Отпустит ли Аполлон Александрович? – засомневался Украсов.
Танечка опустила ресницы, пушистые и трепетные:
– Отпустит. Аполлон Александрович – человек жалостливый, добрый.
– Вот то-то и оно! Слишком уж он добр.
Пока Танечка дождалась Майкова, пока поплакалась, испросив разрешения, Денис не терял времени зря. Велев заложить лошадь, погнал коляску на окраину Москвы, на Тверской тракт. Ехал, насвистывал, чуть погоняя лошадку, а завидев полосатую будку, остановился, подозвал будочника:
– Не скажешь ли, милейший, почтовая карета где останавливается?
Будочник, седоусый ветеран, каким-то седьмым чутьем признав в щегольски одетом господине военного, да мало того – офицера, вытянулся во фрунт:
– Здрав желаю, ваш бродь. Осмелюсь доложить: здесь карета не останавливается. Ближайшая остановка – село Серафимово. Там станция и трактир.
– Серафимово, значит, – задумчиво повторил гусар. – А далеко это?
– Да с десяток верст по Тверскому тракту. Утренняя карета вот только что ушла. С пассажирами.
– Ушла уже, значит? Да мне первая-то, милейший, и не нужна. – Денис Васильевич рассеянно повел плечом. – Скажи-ка лучше, а вторая карета когда? Ну, обедашняя.
– Вторая в два часа отправляется, – со знанием дела пояснил будочник. – Аккурат к шести и там.
– В Серафимове, значит?
– Именно так, ваш бродь.
– Ну и славно… На-ко вот, возьми…
Сунув служивому гривенник, Давыдов схватил вожжи и покатил по Тверскому тракту, любуясь утопающими в яблонях окраинами Москвы. Он специально сказал про вторую карету, на всякий случай запутывая следы. Уже было где-то около десяти часов, однако одноколка Дениса двигалась куда быстрее тяжелого почтового дилижанса, так что можно было не особо спешить, да и вообще хорошенько обдумать встречу.
Останавливать карету на пути Денис Васильевич, конечно же, не собирался, слишком уж много свидетелей. Все увидят гусара, одноколку, сошедшую девушку, которую, может, кто-то из пассажиров и знает, а не знает, так все равно опасно, все равно слухи пойдут… Нет, уж лучше не рисковать, сладить все на почтовой станции.
Давыдов давно так решил, и теперь вот оставалось лишь исполнить задуманное. Время от времени погоняя лошадь, Давыдов катил себе по хорошо накатанной дороге, без особых ям и ухабов. Лишь иногда приходилось объезжать лужи, обгонять возвращающиеся из Москвы пустые крестьянские возы и разъезжаться с возами гружеными, с теми крестьянами, что еще только ехали в Первопрестольную, намереваясь продать там свой нехитрый товар: зерно, сено, деготь. Везли и живность: кур, гусей, поросят, гнали даже небольшое стадо телят. По краям дороги, словно на обочине шоссе, расположились многочисленные торговки и торговцы, в большинстве своем совсем юные девушки и дети, продающие ягоды и грибы в больших плетеных корзинах. Встреченные и попутные пейзане казались вполне себе веселыми и довольными жизнью. Еще бы, сентябрь нынче выдался теплый, погожий: со жнивьем да обмолотом успели, теперь еще оставалось время на осенние заготовки, на ягоды да грибы. Вот и смеялись крестьяне, пели по пути песни, а некоторые, возвращающиеся из Москвы, валялись пьяными в придорожных канавах.
– Не замерзли бы, бедолаги, – обгоняя скрипучую телегу с сеном, посетовал Денис.
Возница, степенный пейзанин с широким красным лицом и пегой бородой, повернул голову:
– Не, барин, не замерзнуть. Оне привычные. Поспять да пойдут себе.
– Ну, коли так – так и слава Богу.
– Воистину слава, барин, – согласился мужик.
Денис придержал лошадку:
– А что, любезный, далеко ль путь держишь?
– Дак в Серафимово…
– Говорят, красиво там у вас… Озеро иль речка есть?
– А, барин, и то, и другое. – Пейзанин склонил голову набок и хитровато посмотрел на Дениса. – А что, барин, ты ведь не зря выспрашивашь? Мабуть, на рыбалку задумал подале от людских глаз?
– Ну… – Денис хмыкнул. – Пусть так. Задумал. Хочешь что-то предложить?
– А меня брат там, лодочник. У него и шалашик.
– Шалашик – это хорошо, – азартно протянул Давыдов. – Да и лодка не помешает. И дорого берет твой братец?
– Да недорого. – Подгоняя лошадей, мужик ухмыльнулся в бороду. – На лодке, барин, сам гресть будешь?
– Ну да!
– А костерок варганить, ушицу?
– Тоже все сам.
– Тогда за лодку – рубль. И за шалашик – полтина. – Довольно ухмыляясь, пейзанин растянул губы в улыбке, показав редкие желтые зубы.
– Сговорились! – кивнул Денис. – Я поначалу вперед поеду… А ты уж, как доберешься, братца своего предупреди. Где его найти-то?
– Да хоть в трактире у полового Ярыгина Кузьму спросишь. От Еремы – это я – поклон передашь… Позовут Кузьму-то, там с ним и договоришься, сладишь.
Вообще-то за рубль с полтиной можно было купить трех тетеревов, трех рябчиков или одного гуся. Хорошего такого, упитанного… Или проехать на той же почтовой карете верст триста! Впрочем, не так уж и дорого. Учитывая лодку, природу… Опять же шалаш… Правда, Танечка – девушка утонченная… Однако и господин Давыдов все ж таки – генерал-майор и сердце русской поэзии! Так что уговорим барышню, уговорим, лишь бы наедине с ней оказаться. В конце концов, гусар он или не гусар?
Готовясь к встрече, Денис Васильевич положил в коляску бутылку красного «Шато де Лафит», две бутылки шампанского и штоф сладковатой виленской водки… Выпивки должно было хватить. На двоих-то – с лихвою! Что же касается закуски, то имелась и она. Жаренный с гречневой кашею и черносливом гусь, завернутый в чистую тряпицу и заботливо обложенный крапивой, да к нему – горшочек с отбивными, кои можно было разжарить на углях. Окромя того Давыдов еще планировал купить у местных пейзан (ну или в трактире) полведра картофеля, пирогов и каравай пахучего ржаного хлеба.
Серафимово оказалось довольно большим селением