Легионы огня: долгая ночь Примы Центавры - Питер Дэвид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рем Ланас, бездомный центаврианин, прячущийся где-то в Трущобах. Никаких данных о совершенных им преступлениях, вообще ничего. В сложившейся ситуации мысль о поисках в Трущобах была настолько неприятна Виру, что он сознательно откладывал их, пытаясь прежде определить, был ли какой-нибудь конкретный повод для розыска этого парня. Лондо, казалось, считал, что повод был, но кто знает, что теперь у него на уме? Он выглядел каким-то непостоянным, ушедшим в себя.
Вир уже не в первый раз задумывался о том, не страдает ли Лондо каким-то психическим расстройством? Эта мысль была неприятной, но казалась вполне здравым объяснением.
А император Кран? Зачем надо было обсуждать давно умерших правителей?
— Император Кран, — вслух произнес Вир.
Зачем Лондо завел о нем разговор? И что именно он сказал?
«Иногда можно согласиться с тем, что было верно, а что — неверно. И мы не желаем повторения случившегося. Никому. Никому, Вир. Ты слышишь меня?»
Так что же произошло с императором Краном? Вир осознал, что не помнит всех подробностей. Его убили, это все, что он помнил. Террористический акт.
Но, опять же, подобная участь постигла многих императоров, так что Кран не был исключением.
Вир подошел к своему компьютеру и открыл исторические файлы. Просматривая их, он начал припоминать, что Кран отличался от других убитых императоров тем, что был непохож на таких, как, допустим, Картажье. Кран на самом деле не был плохим императором, у него было доброе сердце, и двигали им благородные намерения. Он собирался объединить разрозненные рода Республики. Не стремясь к личному обогащению или славе, он думал о благе для всей Примы Центавра.
После чтения файлов о некоторых наиболее ярких эпизодах из жизни Крана, Вир перешел к изучению обстоятельств его смерти.
Это было так глупо. Такая бессмысленная смерть. Кран начал терять терпение в отношениях со Знатными Родами Примы Центавра, потому что чувствовал, они теряют связь с простым народом. Члены Знатных Родов, в основном, занимали высокие посты, дающие немалое влияние, носили пышные титулы. Относительно небольшой процент населения планеты обладал невероятно большим капиталом и узурпировал доступ к ресурсам планеты. Кран чувствовал, что лучший способ напомнить знати о том, в чем заключается их долг, это привести их к простому народу и «снова познакомить».
У Примы Центавра, как и у многих миров, была оборотная сторона. Были такие места, где собирались бедняки, которым больше некуда было податься. Там неимущие кое-как сводили концы с концами. И, как это всегда было, те, кто был наверху, знали о том, где живут те, кто внизу. Но живущие наверху просто научились не обращать на это внимания, научились заглушать в себе жалость и сострадание по отношению к тем, у кого ничего не было. «Они сами во всем виноваты», — таким было самое частое оправдание, или: «Это не мое дело». И далее в том же духе.
Кран не хотел, чтобы так продолжалось дальше. Он вознамерился изменить мышление лидеров Знатных Родов тем же способом, каким хозяин учит домашнее животное не пачкать в доме. Когда домашний любимец делает лужицу, вы тыкаете его в нее носом. Кран, образно говоря, хотел проделать то же самое с главами.
Родов.
Он организовал так называемую «Великую Экспедицию»: собрав всю высшую аристократию, повел процессию по самым неприглядным местам Примы Центавра. Он преследовал двоякую цель: хотел напомнить главам Родов о том, что существуют те, кто отчаянно нуждается в помощи, и одновременно, его присутствие также должно было стать символом надежды для всех тех, кто был слишком беден, чтобы претендовать на часть богатства планеты.
Он мечтал о единстве нации, о возрождении патриотизма. Он хотел, чтобы на.
Приме Центавра объединились все — от представителей высшего света до выходцев из самых низов, дабы вернуть Республике былое величие.
«Нельзя построить дворец на фундаменте из грязи, — писал он. — Грязь нужно осушить и превратить в материал, из которого потом строить фундамент будущего величия».
Он искал единства. Искал — какая ирония, — союза. Вир не смог удержаться от грустной улыбки. Почему-то Кран напомнил ему Шеридана.
Таков был Кран, думающий о великолепии, о путях развития всего центаврианского общества. Если верить историческим записям, прочитанным Виром, «Великая Экспедиция» направлялась в самые мрачные уголки Примы Центавра, и это было то еще зрелище. Все самые богатые центавриане, в роскошных нарядах, увешанные драгоценностями, вероятно, чувствовали себя неловко, глядя, причем многие впервые, на нищету и нужду, на голод и бесправие. Незнание жизни низов давно превратилось в невежество, а невежество привело к безразличию. Лондо однажды сказал Виру, что невежество и безразличие представляют собой убийственное сочетание. Невежество можно излечить просвещением, от безразличия можно избавиться, если найти что-либо такое, отчего в жилах закипит кровь, побуждая душу действовать. Но невежество и безразличие, слившись воедино, образуют почти непреодолимую стену.
Кран решил разрушить эту стену, и начало «Великой Экспедиции», кажется, свидетельствовало о том, что его цель достижима. Главы Родов были поражены, они не могли отвести глаза при виде такой нищеты. Говорили, что некоторые были тронуты до слез.
Но все усилия пропали впустую.
Его звали Тук Марот. Он родился нищим, вырос в нищете и видел богатство и величие центаврианской знати лишь издали. Он сидел в канаве, с ненавистью и завистью глядя на приближающуюся процессию. Позднее он сказал, что все, что он видел, это солнце, сверкающее на отделанных золотом мундирах дворян. А император…
«Казалось, он светился, сиял, — говорил Марот, — как бы вобрав в себя души тех, кто умер в нищете ради того, чтобы у него было все». Вероятно, сверкающий императорский нагрудник, висевший на шее императора, окончательно вывел Марота из себя.
Позднее он заявил, что действовал спонтанно, что сам не знал, почему так поступил. Существовало распространенное мнение о том, что им овладело временное помешательство, поэтому к его действиям стоило относиться более снисходительно.
Кран не заметил выстрела. Только что он улыбался, махал рукой, кивал.
Толпа вокруг него шумела, возможно, он даже не услышал звука выстрела. Но в следующее мгновение он в изумлении уставился на обширное красное пятно, появившееся на груди. Его ноги подкосились, и ошеломленная охрана, не ожидавшая ничего подобного во время благотворительной миссии, подхватила его.
Марот развернулся и удрал, скрывшись в городских трущобах. Крана быстро доставили в больницу, но было слишком поздно. Он умер по дороге. Ходили слухи, что он умер еще до того, как его подхватили гвардейцы.
Этот инцидент породил вспышку взаимных обвинений. Знать отправила армию на штурм беднейших кварталов города, требуя выдачи убийцы, требуя правосудия.
Главным же поводом стала возможность мысленно очернить бедняков, наказать их всех за действия одного. Поступив так, они освободили себя от обязанности помогать нуждающимся. Выгорел целый район города, прежде чем Марота выдала убитая горем мать.
Бедная женщина покончила с собой, разрезав живот, некогда выносивший дитя, совершившее потом столь гнусное деяние.
Но история писалась влиятельными лицами. Теми, кто громил бедняков и позже искал оправдания своим действиям. Так что позднее историки рисовали.
Крана как глупца, сбившегося с пути. Бедняки, решили они, должны сами добиваться успеха, а если им это не удавалось, то, значит, они того заслужили.
И любого правителя, симпатизирующего им, постигнет такая же трагическая участь.
Вир перестал читать и уныло покачал головой. Бедный Лондо. По-видимому, он хотел сказать ему о том, что сам обречен на неудачу. Что история назовет его глупцом.
Или хуже, Лондо беспокоился о том, что может погибнуть от рук какого-нибудь безумца. Или…
Или…
— Какой же я идиот! — вскричал Вир и вскочил на ноги так резко, что ударился коленом о край стола.
Он даже не почувствовал боли. Он лихорадочно думал, пытаясь сообразить, что делать. Потом бросился к шкафу и отыскал там свою старую одежду. Это не составило труда. Хотя Вир за последнее время сильно похудел, он по-прежнему хранил свои старые вещи, ибо привык ничего не выбрасывать. Всегда может случиться так, что он снова потолстеет, это с ним время от времени случалось, и тогда ему будет что надеть.
Он извлек из шкафа один из своих старых костюмов, рубашку, жилет и брюки, плохо сочетающиеся друг с другом, и быстро переоделся. Неудачное сочетание, и то, что вещи свободно болтались на нем, придавало одеянию поношенный вид, что и требовалось.
Он вернулся к терминалу и торопливо распечатал фотографию. Потом достал плащ. Вир редко его носил: это был прощальный подарок матери, смысла которого он так и не понял. Этот плащ годился на все случаи жизни, у него даже был капюшон на случай дождя или снега, но что может случиться с погодой на космической станции? Вряд ли там могли идти дожди.