Агент зарубежного центра - Иван Папуловский

— Предполагал. — Купер пожал плечами. — Что-нибудь новое? Или так, опять сомнения одолели? Хочешь кофе — я сейчас сварю?

— Кофе? К черту кофе. Едем со мной!

— Куда едем?

— Может, и правда, новое. Верный товарищ зовет. — Гуннар усмехнулся.

— Ну, ладно, ехать так ехать! — согласился Купер. — Таинственность напускаешь. Удивить хочешь? Что ж, не возражаю.

Неподалеку от нынешнего Нарвского моря, облокотившись о кузов «Москвича», ждал Гендрика Петровича И Гуннара тот самый следователь по особо важным делам, который когда-то начинал службу в отделе полковника Купера, а потом вел дело Освальда Сиреля-Укка, еще моложавый и полный сил.

— Ну вот и прибыли наконец, — сказал он, поздоровавшись. — Все-таки, товарищ полковник, сказывается ваша школа. Не мог я поверить, что интуиция вас подвела. Никак не мог. А теперь вот подумал: обидно вам было бы не присутствовать при завершении дела, вами начатого. А председателю наша наука тоже на пользу. Выруливайте за мной! Машины въехали в старинный парк и остановились перед небольшим флигелем, стоявшим на берегу полузаросшего пруда. Их встретили две женщины. Одна из них почти старуха, другой, пожалуй, лишь под сорок.

— Жили с дочерью во-он там, в усадьбе, — теперь там Дом культуры, — рассказывала старшая. — В сорок первом, помню, полонили нас немцы, да пошли дальше, на Кингисепп. Стали у нас хозяйничать наши, русские полицаи, а потом пришли белые эстонцы. Так вот этот самый Ивар (она показала на фотографию Сиреля-Укка, лежавшую на столе) перед своим дружком похвалялся, что задал, дескать, перцу красным. Все жалел, что какую-то пионервожатую не оставил на ночку себе: уж больно красивая была. И еще про такое-всякое, гад проклятый. Бывало, умывается во дворе, у колодца, и петушится перед приятелем…

— Хорошо, бабушка, — нетерпеливо перебил ее следователь, — вы про чирьи расскажите товарищам.

— Про чирьи? — подумав минутку, согласилась: — Ну, хорошо, про чирьи. Мылись они, значит, однажды опять у колодца, а этот, второй, спросил у Ивара: «Что это у тебя, приятель, за шрамы под мышкой?» А у того, и правда, две такие отметины под правой рукой, одна над другой — издалека заметны.

— Под правой рукой?! — переспросил Гуннар Суйтс. — На оспу похожи?

— На оспу! — подтвердила дочка.

— Да, да, похожи, сынок. Ну, значит, спрашивает тот, второй: «Откуда это у тебя?» А Ивар отвечает: «Это, — говорит, — еще мальцом был — два здоровенных чирья вскочили, один после другого. Половину зимы мучался…»

— Мальцом, — повторил Гуннар.

— Примета безошибочная. — Следователь усмехнулся.

Гуннар кивнул головой. Сколько раз он видел эти две отметины! И на речке. И в бане. Дружил ведь с Освальдом-Иваром.

Вот и вся история. Жизнь дописала ее конец. А некоторым «гуманистам» из колхоза «Партизан» до сих пор не по себе, когда кто-нибудь о ней напомнит.

БУМЕРАНГ БЕГЛЕЦА

1

Духовой оркестр играл на Ратушной. Вся площадь была заполнена ярмарочными палатками, киосками, лотками под большими полосатыми зонтами и шумными толпами нарядных, веселых людей. Красочные транспаранты на домах и между домами на перекрестках улиц приглашали принять участие в празднике — так отмечаются теперь в Таллинне Дни Старого города.

Райму около часа толкался в этом пестром людском половодье. Вокруг звучала родная речь. И это успокаивало, проливало бальзам на сердце. Он знал, что значит слышать справа и слева, сзади и спереди родную речь, знал, что значит не слышать ее годами.

Он завернул в ближайший переулок, в нерешительности остановился перед окном зоомагазина. Иногда он заглядывал сюда, ничего не покупая. Шум площади, бравурные звуки оркестра оборвались за захлопнувшейся за ним дверью тесного помещения, снизу доверху уставленного разных размеров аквариумами и птичьими клетками. Самый вместительный аквариум поставлен у широкого окна, и в нем плавают пышнохвостые золотые рыбки из южных морей. Может, из Средиземного тоже? Там остался прекрасный зеленый остров Ивиса с теплыми лагунами и песчаными пляжами, откуда испанские власти однажды выдворили его и ему подобных без особых церемоний.

Синие глаза Райму близоруко щурились, разглядывая голубых неонов, ярко-красных сиамских петушков, юрких меченосцев, подплывавших к зеленоватой стенке аквариума.

Неожиданно для себя вспомнил давно покинутую жену. И маленькое, в белых кружевах личико сынишки, которого так и не повидал после бегства за границу.

Мысли его путались, перескакивали с пятого на десятое, и сердце начинала давить тоска.

— Вы что-нибудь желаете? — услышал он бархатный голос из-за прилавка. Девушка-продавец, как ему показалось, сочувственно смотрела на него поверх стоящего на прилавке аквариума, и были у нее такие добрые голубые глаза, каких Райму давно не видел.

Он смущенно улыбнулся.

«Наверное старею! — подумал он, отходя от прилавка. — Сорок пять уже…»

Да, ему уже сорок пять. И никто тут не знает, что из них целых тринадцать лет — с двадцати шести до тридцати девяти — провел он вдали от Родины, в нелепой погоне за призраками, в ежедневной борьбе за выживание. Лучшие годы жизни у любого нормального человека. Закончено образование, начинается работа, заводится семья, обретаются прочные связи, строятся отношения, которые останутся на всю жизнь. И всю жизнь ты будешь кому-то нужен, за тебя будут волноваться и переживать, тебе будут желать здоровья и удачи, да и ты отплатишь тем же. А кто сегодня желает здоровья и удачи ему? Новые товарищи на торговой базе? Конечно, парни неплохие.

Подавленный нахлынувшими мыслями, неторопливо вышел он из тесного зоомагазина на воздух. И опять донеслись веселые звуки оркестра с резкими ударами медных тарелок и глухим бубумканьем барабана. Эти звуки заполняли площадь, и яркое солнце, ослепительно сиявшее с синего высокого неба, словно окрашивало и шум площади, и маршевую музыку в особые золотистые тона.

Райму остановился возле лотка с мороженым, полез в карман за мелочью. В толпе он был чужой, никто не знал, что ему исполнилось сорок пять.

2

К двадцати шести у него тоже было все — семья, работа, товарищи. Была Родина. Ей в торжественной обстановке давал он присягу на верность, когда призвали на срочную службу в армию. А после службы на льготных условиях, положенных ушедшему в запас солдату, поступил в технологический институт рыбного хозяйства. Отличная специальность для человека, рожденного близ моря. Экзамены сдавал без особых трудностей — котелок варил. До третьего курса добрался без приключений. И тут его выдвинули на выборную комсомольскую должность. Вначале это очень польстило. Товарищей стало больше, только вот друзей среди них почти не заводил. То ли не встретил близкого по духу и настроению, то ли еще что. Впрочем, в своих настроениях ему и самому разобраться было не легко!