Объяснение в любви - Айра Уайз

— Я не тебя в тот момент стыдился! — негодующе произнес Клайв. — Я устыдился собственной матери!

Но слова его упали в пустоту. Анхела скрылась за дверью. Секунд пять он стоял на месте, кипя от бессильной ярости: пусть себе уходит, гордясь собственной так называемой правотой! Но тут Клайв вспомнил про оставшийся в спальне чемодан. Запаковать его дело нескольких минут!

С губ его срывались проклятия. В груди бушевали обида и гнев. Но страх уже погнал его вперед. О, что за ненавистная, что за кошмарная гамма чувств!

Разумеется, Анхела оказалась в спальне. И уже закрывала треклятый чемодан.

— Хорошо, твоя взяла! — исступленно выкрикнул Клайв. — Выходи за меня замуж! Если для того, чтобы прекратить это безумие, нужно предложение руки и сердца… Выходи за меня замуж, слышишь?

Анхела обернулась. Лицо ее побелело как полотно — такой безжизненной белизной сверкает снег на вершинах далеких гор. А потом… хлынул дождь. Бездонные аметистовые глаза переполнились слезами, губы беспомощно задрожали.

Потрясенный ее реакцией Клайв застыл на месте. Анхела нервно дернула заевший замочек, оттолкнула чемодан и шагнула навстречу человеку, только что сделавшему ей предложение. Сердце его остановилось в груди, во всем теле ощущалось болезненное покалывание, точно от укусов миллионов пчел. Оказавшись с Клайвом лицом к лицу, она помедлила, не сводя с него расширенных, наполненных слезами глаз.

— Чтоб тебе сгореть в аду, Клайв, — глухо прошептала Анхела, оттолкнула его и исчезла за дверью.

На то, чтобы прийти в себя, ему потребовалось несколько секунд. К тому времени дверь в дальнем конце коридора хлопнула, в замке повернулся ключ. Оглядывая оставленный Анхелой хаос, Клайв внезапно почувствовал себя точно среди руин. Беспомощность, безнадежность… упрямое нежелание примириться с тем, что жизнь лежит в дымящихся развалинах…

Наконец Клайв очнулся от ступора. Осторожно переступая через валяющуюся на полу одежду, дошел до кровати. Сел, закрыл лицо руками.

Конечно, можно было бы начать все по второму кругу и погнаться за ней… Но на сей раз такой вариант Клайв даже не рассматривал. Анхеле нужно поостыть, а ему — собраться с мыслями, хорошенько обдумать то, что случилось. Ведь в данный момент он пребывал в полной растерянности.

Он-то искренне считал себя стороной, незаслуженно оскорбленной… И тут Анхела обрушила на него лавину собственных обид! Клайв тяжко вздохнул: ведь по большей части слова ее не содержали в себе ничего кроме правды.

Ее мать… При этой мысли он стремительно вскочил, направился в кабинет, а оттуда в комнату с картинами. Остановившись перед «Женщиной в зеркале», Клайв жадно вглядывался в это знакомое, внезапно ставшее чужим лицо. Да, разницу трудно не заметить: ощущение такое, будто художник несколькими касаниями кисти слегка преобразил привычные черты. Изгиб бровей, линия губ и то, как стройная шея переходит в округлые плечи… И родимое пятнышко… то, что он счел следствием небрежности. Неуловимые, едва заметные отличия — распознать их дано разве что взгляду эксперта.

А он-то почитал себя великим знатоком! Права была Анхела: он такой же, как все, и видит лишь то, что хочет увидеть.

Ныне, глядя на страдающую женщину, запечатленную на холсте гением Бенавенте, он находил сотни и сотни отличий между нею и ее прекрасной дочерью… если, конечно, приглядеться внимательнее. Он всегда считал Ренана Бенавенте вуайеристом от мира живописи, а теперь со стыдом осознал, что до сих пор вуайеризмом, по сути дела, занимался он, Клайв Риджмонт!

У него руки чесались повернуть картину к стене и навсегда о ней позабыть. Но…

Это мать Анхелы, убито повторил про себя Клайв. Анхела любила ее всей душой. Это звучало в каждом ее слове. Повернуть картину к стене означало бы отвергнуть ту, что была дорога Анхеле так же, как ему — его собственная мать, Элис Риджмонт.

Хотя именно сейчас о матери он совершенно не желал вспоминать. Клайв с досадой скрипнул зубами.

Глядя на картину, Анхела вовсе не стеснялась собственной наготы. Просто… ей больно было смотреть на портрет той, кого она беззаветно любила и в итоге утратила.

И нагота тут ни при чем — ни ее собственная, ни Росауры. Очередной кусочек головоломки с легким щелчком встал на место. Ведь Анхела десять лет прожила с художником, специализировавшимся на обнаженной женской натуре. В этом жанре Ренану Бенавенте равных нет, он талант, нет, более того, он гений! Так что может быть естественнее, если Анхела с детства научилась видеть и воспринимать красоту обнаженного тела, не испытывая ни смущения, ни стыда? Ведь и сам он смотрел на вещи точно так же… до некоторых пор.

Так когда же он превратился в викторианского ханжу? Это же искусство! Первоклассный шедевр! При ином раскладе Клайв сейчас бы уже вел переговоры с художником о покупке нескольких новых картин. И не только имея в виду выгодное капиталовложение. Ему и в самом деле нравились полотна Бенавенте!

Но кто же написал обнаженную Анхелу? — спросил себя Клайв, и тотчас же все его благие намерения развеялись как дым. В глазах снова потемнело от гнева: теперь Клайв готов был примириться с тем, что Ренан Бенавенте писал Анхелу… Ренан, но не кто-то другой!

И как это негодяйке удалось столь ловко его отвлечь, что он и не подумал задать ей самый главный, самый важный вопрос? В сознании возник образ Луиса Дорадо…

Зазвонил телефон, но Клайв и не подумал снять трубку. Какая разница, кто это? Мать? Надумала снова его отчитывать? Или кто-то из друзей? Или это Ренан проверяет, не задушил ли он часом Анхелу в припадке ревности?

Молодой человек не испытывал ни малейшего желания вступать в разговоры. Равно как и кого-то выслушивать. Ему необходима Анхела. И он с пристрастием ее допросит. Но… не сейчас. Не сегодня вечером. Пусть улягутся взаимные обиды, пусть утихнет бешеная ярость, застилающая ему глаза. Им обоим надо успокоиться.

Анхела дрожала всем телом, от отчаянных попыток сдержать слезы перехватывало дыхание. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она подошла к кровати и потянула вниз молнию на платье, словно раздеться и лечь было самым естественным поступком на свете для той, что решила уйти из этого дома! Словно не она спряталась за запертой дверью, добровольно продлевая для себя пытку!

Молния застряла на середине. Анхела подергала замочек туда-сюда, затем словно впервые заметила переливающийся на груди бриллиант. Молния по-прежнему не поддавалась. Что ж, достойное завершение нынешнего вечера… Есть во всем этом некий знак свыше: платья ей не сбросить, от оков не избавиться! Трясущимися руками она расстегнула цепочку, сняла кулон и отрешенно уставилась в пространство.