Русь книжная - Алексей Глухов

Покупка вошла в состав Патриаршей библиотеки и была помещена в особое хранилище. Как мы знаем, книги предназначались для исправления церковной литературы и главным образом уставов, требников, служебников, часословов. Но вот первое недоумение — таковых в сравнении с общим количеством было совсем мало. Как сообщает биограф Арсения С. А. Белокуров, «…не привезено им древних греческих книг ни потребника, ни служебника, ни часослова, которые могли бы служить руководством при исправлении подобных же русских книг, а вместо этого привезены им различные духовно-нравственные сочинения, предназначенные для домашнего чтения… исправлять которые едва ли было в мыслях патриарха Никона».

Да, кроме того, и в подходящих рукописях (их было 48, затребованных на Печатный двор) справщики толком не умели разобраться. И в конце концов пришлось исправлять по современным печатным греческим книгам, изданным в Венеции.

Еще большее недоумение вызывают отобранные Сухановым античные философские, научные и художественные сочинения, например «еллинского философа Троя, Сахо Склея Исхила, философа Афилистрита, философа Фокмя Еллина, нарицаемая Софоклея философа, Аристотелева преестественная… Стравона философа в землемерии, Омира философа…» и другие.

Что это — случайность, недоразумение? Ведь к XVII веку в господствующей церковной идеологии на Руси сложилось прочное предубеждение против языческой «еллинской мудрости». В головы людей вдалбливалось: «Богомерзостен перед богом всякий, кто любит геометрию, а се душевные грехи — учиться астрономии и еллинским книгам; по своему разуму верующий легко впадает в различные заблуждения; люби простоту больше мудрости, не изыскуй того, что выше тебя, не испытуй того, что глубже тебя, а какое дано тебе от бога готовое учение, то и держи». Учащихся же наставляли: «Братия, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех; учуся книгам благодатного закона, как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов».

Арсений сам знакомился с книгами. Так что же это — его личное пристрастие, выбор на свой страх и риск? Вряд ли, — он был дисциплинированным монахом. А может быть, то была язвительная шутка афонских затворников, подменивших «святые» книги «богомерзостными» и предвкушающих пуританский ужас москвичей?

Или же это прямая инструкция грекофила Никона, его реакция на веяние времени, своеобразная гибкость, чтобы не упустить из-под контроля церкви назревшую в обществе мощную тягу к просвещению? Раз это неизбежно, то лучше пусть оно идет под сенью авторитета церкви, чем завоюет свой, ей враждебный. Примерно тогда же (1654 год) в Москве как раз открывается греко-латинская школа Арсения Грека. Вполне вероятно, что часть привезенных Сухановым книг предназначалась для нее (в «разумных» пропорциях: больше душеспасительного чтения и некоторая толика философии). И, таким образом, миссия Суханова преследовала двойную цель.

Деятельность Никона вызвала глубокую оппозицию в русской церкви и в конечном счете привела к ее расколу. Это было сложное и противоречивое явление. Демократическое в своей основе, оно, будучи антиофициальным, привлекло на свою сторону массы обездоленных и угнетенных. И одновременно — реакционное, потому что смотрело назад, а не вперед.

Приверженцы «древнего благочестия» имели своих талантливых идеологов, среди которых самым выдающимся был протопоп Аввакум Петров. Его страстные филиппики против сторонников Никона противоречивы. Он резко обличает неправду сильных мира сего, эгоизм и барство, корыстолюбие и жестокость высших представителей церкви, выступает в защиту обиженных. Спасения же от зла ищет в возвращении к «покинутому» русскому богу, к прежней церковной и мирской жизни.

Мы не будем здесь больше касаться разногласий противников. Для нас интереснее другое: знаком этой борьбы, символом ее содержания стали книги. И не только богослужебные. Это также вызывало резкую реакцию сподвижников Аввакума. Они не понимали намерений Никона или понимали их по-своему, однако устремления его уловили отчетливо.

Это хорошо видно из одной беседы златоречивого Аввакума, где он обрушивается на приспешников «внешней мудрости», то есть просвещения: «…альманашники и звездочетцы, и вси зодейщики познали бога внешней хитростью, и не яко бога почтоша и прославиша, но осуетишася своими умышленьми, уподоблятися богу своею мудростию начинающие якоже… Платон и Пифагор, Аристотель и Диоген, Иппократ и Галин: вси сии мудри быша и во ад угодиша…» Ту же участь предрекает Аввакум и их последователям.

Приведенные строки написаны значительно позже того, как Суханов доставил в Москву свои афонские приобретения. Но они — эти строки — свидетельство прежнего размежевания позиций. Для такого размежевания существенным являлось то или иное отношение к «внешней мудрости», просвещению, светским произведениям.

Книга, «кладезь мудрости», «прелестница» делалась знаменем и орудием борьбы, что, впрочем, отлично доказывал и сам Аввакум.

И знаменитый фонд Патриаршей библиотеки, возникавший в недрах старого и для его сбережения, неожиданно начал тяготеть к новому, обретал иную суть.

Пополнившееся собрание оказалось актуальным, созвучным времени.

Планы Никона не осуществились, логика событий оказалась другой. Не удалось ему победить и в негласном соревновании с царем за приоритет. В сердцах он ушел в отставку: покинул патриарший стол и удалился в 1658 году в только что построенный ново-иерусалимский Воскресенский монастырь. За Никоном последовала часть — самая ценная, новгородская и сухановская, — Патриаршей библиотеки.

В связи с этим предварительно была составлена новая ее опись. Но прежде чем посмотреть в нее, нужно пояснить, что Патриаршая библиотека не была единым целым. Она ведь, как мы помним, принадлежала патриаршей казне, а та делилась на три вида: «Патриаршая ризная казна — церковное облачение и утварь, являвшиеся принадлежностями церковного служения митрополитов и патриархов… Патриаршая домовая казна — предметы домашнего быта и церковные вещи, имевшие как церковное, так и домашнее употребление… Патриаршая келейная казна — личная собственность каждого патриарха»… В состав каждого из видов казны входили соответственно и книги. Причем келейные были личной собственностью патриарха, которой он или его наследники могли располагать как угодно. Все же остальные являлись казенным имуществом. Фактически в распоряжении патриархов были две библиотеки.

Так вот из описи 1658 года видно, что в составе ризной казны находилось 28 богослужебных книг, а домовая казна насчитывала 1364 книги, из которых 156 — лично никоновские (среди них древние пергаментные рукописи, привезенные из Новгорода); остальные 1208, в том числе сухановские, — казенное имущество.

Характерной особенностью собрания, как явствовало из описи, было наличие в нем 562 иностранных трудов (467 греческих рукописей, 91 греческая печатная книга и четыре немецкие печатные грамматики).

В Воскресенский монастырь Никону отправили его келейные книги и сухановский фонд, за исключением 48 книг, переданных на Печатный двор. Однако все они уже на протяжении 70-х годов по частям стали возвращаться в Москву, но теперь не в домовую, а в Патриаршую ризную библиотеку.

По указанию патриарха Иоакима в 1675 году проведена новая «опись греческим, греко-латынским, польским и славянским печатными и письменными книгами», поступившим сюда из Воскресенского монастыря. В ней значился 501 том. В 1677 году их оказывается уже 551, так как были собраны книги, ранее взятые отдельными людьми. До конца века ризная библиотека продолжала пополняться из различных источников. Они перечислены в описи за 1718 год, опубликованной в журнале «Русский архив» в 1864 году М. Полуденским.

В небольшом предисловии автор публикации отмечал: «Патриаршая библиотека так драгоценна для нас и значение ее так было велико, особенно в патриаршество Никона, что любопытно проследить по описи за постепенным приращением тех сокровищ, которые в ней были и которые сохранились до нас».

Книги поступали от отдельных лиц, из монастырей и Посольского приказа, часть составляли подаренные патриархам киевские издания.

К тому времени ризная библиотека уже не имела тех богослужебных книг, из которых когда-то единственно и состояла. Вероятно, они были переданы какому-нибудь собору. Но зато в своем теперешнем виде именно она, а не домовая, представляла собой замечательную коллекцию.

На основании описи 1718 года С. П. Луппов сделал подсчеты, очерчивающие фонд ризной библиотеки. Всего — 999 книг; из них 422 — печатные и 577 — рукописных; 13 процентов приходится на книги светского содержания и 73,3 процента — иностранные книги, чаще всего греческие.