Качели времени. Мама! - Тамара Егоровна Кореневская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сегодня ты слишком молчалив, сынок. — заметил папа, о присутствии которого я уже успел забыть. — Все в порядке?
— Я думаю, страшно жить, понимая, что рано или поздно тебя оставят все близкие.
— Оксинт… Ты это из-за вчерашнего недомогания мамы? — папа встревоженно глянул на меня.
— Не только. Александра, Майкл… Столько дорогих людей вокруг, каждый не застрахован от опасности… И каждый когда-то уйдет.
— Ну это еще нескоро будет. — уверенно сказал отец.
— Нам это неизвестно. — возразил я ему.
— К сожалению, да.
— К сожалению? Ты хотел бы знать, когда уйдут твои близкие?
— Да, сын.
Отец ответил без колебаний, и меня это удивило. Как можно желать точно знать, когда тебе придется проститься с человеком? Ведь от этой информации с ума можно сойти! Этот вопрос я ему и переадресовал.
— Понимаешь, сынок, жизнь учит нас тому, что все заканчивается. И уход близких — это естественный процесс. Но зная, когда это случится, может быть, удастся немного продлить их жизнь, подарить любимым хотя бы немного времени.
— А если нет? Если ты знаешь, что человек уйдет в любом случае, и ты бессилен это изменить?
— Тогда появляется веский повод больше говорить о том, как ты этого человека любишь. Извиниться, если есть за что. И беречь его. Знаешь, сынок, мы все это постоянно откладываем на потом. Потом попрошу прощения. Потом скажу, что люблю. Потом, потом… А потом уже и нет человека, понимаешь? У меня очень давно был друг, Агат… Я успел наговорить ему массу неприятного. Но мало того, что он действительно заслужил. Я думал, что у нас впереди долгие годы дружбы и все успеется. А он спас мне жизнь, пожертвовав своей. Если бы знать заранее, когда уходят дорогие сердцу люди!
— Что бы ты тогда сделал?
— Окружил бы их теплом и заботой, закутал в них, как в вату, берег бы. И каждый день, который подарен жизнью близкому человеку, напоминал бы, как он мне дорог.
— Но ты же так и делаешь!
Это правда: отец никогда не стеснялся говорить маме и нам, как он нас всех любит. И он действительно бережет нас от всего на свете. А если вдруг случится какая-то размолвка с кем-то из семьи, папа никогда не ляжет спать не примирившись с ним.
— Этому меня как раз и научил Агат. Озарение покупается слишком большой ценой — ценой утраты. Я сожалею о том, что не успел сказать другу, как он мне дорог. И делаю все, чтобы таких сожалений было как можно меньше. По сути, зная, когда уйдет твой близкий, ты успеешь подарить ему радость, попросить прощения и попрощаться. Да, для этого я хотел бы знать, когда придется проститься с любимыми.
Я задумчиво смотрел на отца. Может, рассказать ему?
«Не смей!» — прозвучал в моих мыслях голос Томаса. Он уже и днем ко мне подключается?
«Как ты пробрался в мои мысли?! И почему я не могу сказать отцу то, что он должен знать?»
«Я теперь всегда буду присматривать за тобой. Пока не минует опасность, хочешь ты этого или нет. А Иксиону говорить нельзя потому, что он непременно попытается спасти Елену вопреки всему. В результате либо произойдет то, что я тебе показал… Либо твой отец будет наказан мирозданием. Ты ведь не хочешь стать круглым сиротой?»
Я в ужасе покачал головой, не сомневаясь в том, что Томас меня видит. Во всяком случае, если он пасется в моих мыслях, то это решение наверняка в них прочитал. Но я не хочу, чтобы он знал обо всем, что я думаю.
«Уйди из моей головы!»
«Нет, мальчик. Ты подорвал мое доверие. Теперь я буду следить за тобой ради всеобщего блага.»
Нахмурившись, я дал себе слово, что разберусь с наглецом, когда он в очередной раз проберется в мой сон. А пока что надо сделать видимость того, что все в порядке. А то уже и папа на меня удивленно смотрит.
К счастью, объяснять отцу ничего не пришлось. Мама высунулась в окно, и позвала нас к столу. Она уже вполне пришла в себя после вчерашнего происшествия. Но мы все равно запретили ей лишний раз утруждаться. Мама, правда, заметила, что и раньше не слишком уставала на ниве домашнего хозяйства, так как у нее три замечательных помощника: дети и муж. Однако спорить с нами не стала. Она понимала, как нас напугало это происшествие. Хотя сама, кажется, не восприняла его всерьез.
За обедом я снова молчал, хотя такое поведение раньше мне свойственно не было. Но теперь я действительно изменился — раз уже папа это заметил. Смерть еще не подошла так близко, как собирается, но моя жизнь уже разделилась на до и после. До — это все счастливые годы, вся жизнь, которая была прежде чем Томас подтвердил, что агат говорит правду. После — то, что теперь. Некоторое время, в течение которого мама будет бороться с болезнью. И долгие тягостные годы после того, как она проиграет.
После обеда я ушел в комнату и там лег на кровать, уставился в потолок. Внутри было как-то пусто, и очень хотелось плакать. Я боялся признаться самому себе, но кажется, Томас добился того, чего хочет. Я не хочу и не могу представить жизнь без мамы, даже несмотря на то, что этот садист показал мне, как будут развиваться события дальше.
Но я не могу ничего сделать, чтобы исправить ситуацию. А каждое мое действие будет вредить кому-то из близких. Маме, папе, брату, сестре, кузенам, другим родственникам, всем дорогим людям. Все они одинаково важны и любимы для меня. Но я никого не могу приносить в жертву ради мамы. И ее ради всех не могу принести в жертву! Впрочем, меня никто и не спрашивает. Мир уже решил, как ему будет лучше.
Чертов агат! Лучше бы я вовсе не брал его в руки и не видел всего, что случится, не познакомился бы с Томасом. Просто жил бы счастливо, радовался и любил маму, пусть и не зная, что случится дальше. Это знание, словно отрава, лишает каждый день радости и беззаботности. Той самой беззаботности, которая, если верить взрослым, лишь нам, детям, и свойственна.
Едва я подумал об агате, как снова ощутил тоску по нем. Нет, ни за что его в руки не возьму!
«Я бы на твоем месте не был так категоричен.» — снова прорезался Томас. — «С
