Морская пена - Дмитрий Вернидуб

В тот же момент Мазлус Горх произнес последнее слово. Воздух и вода вокруг корабля затихли, пронизанные голубыми искорками, а соможабые чудища перестали мигать. В небе, пониже улетающего Брю, застрял альбатрос.

Бывший ученик Кронлерона так и остался с поднятой рукой и полуоткрытым ртом. А в Черед-Бегасской крепости люди, невысоклики и гномы стали подниматься с земли.

Глава 7. Подвиг крылатой собачки

На следующий день в Черед-Бегасе хоронили погибших. По всем правилам, с отданием воинских почестей, согласно обычаям каждого народа.

Тина похоронила свою канарейку Кену — маленькое птичье сердечко оказалось слишком слабым, не выдержав обезволивающих слов произнесенного Горхом заклинания. Эпитафия была короткой. На камне поместили табличку с надписью: «Тина, я тут!» Табличка отливала на солнце золотом, как когда-то перышки птички.

Тина очень тяжело переживала все что случилось. Она ни с кем не разговаривала, пропадая в Норном поселке у своего отца. Папаша Уткинс вместе с соседями восстанавливал разоренное морками жилище.

«Она во мне разочаровалась и, наверное, она права», — вздыхал Олли. Но на самом деле никто не знал, на что обиделась Тина. Может, потеря канарейки явилась для тонкой души той каплей, которая переполняет все. Скорей всего, хрупкая мечтательная девочка просто устала от постоянных переживаний.

Через несколько дней после битвы Олли и Нури вместе с отрядом гномов отправились вслед за пограничниками. От Болто, ушедшего с разведчиками ранее, прилетел Проглот с запиской: бежавших морков удалось запереть в одном из ущелий. Требовалась подмога.

Утро в горах, даже если оно не дождливое, вовсе не такое ласковое. До восхода солнца тело пробирает дрожь, а клочья разодранных облаков уныло болтаются, цепляясь за скальные выступы или сосны на склонах.

Олли было зябко, несмотря на довольно приличный темп, взятый отрядом. Гномы шли молча. Впереди себя Олли видел только спину Нури, его остро торчащий капюшон и нетеряемую алебарду, покачивающуюся на плече. Рядом с невысокликом трусцой бежала Хрюря.

С первыми лучами солнца на душе стало полегче. То тут, то там тропу пересекали лисицы и другое мелкое зверье, а в сосняке мелькали пятнистые олени. Птицы, настроив голоса, затевали утренние концерты.

Морки, а затем и пограничники, прошли той же тропой. Корявые отпечатки широченных лап перемешивались со следами людей Бьорга. Наконец, впереди засиял ледник. Тропа сужалась и почти обходила его по краю, иногда задевая распластавшиеся на пути ледяные щупальца. Гномы, привыкшие с детства к таким препятствиям, уверенно лезли на скользкие наплывы, помогая себе посохами и алебардами. На дне расселины, у одного из поворотов, виднелось несколько разбившихся морков. «Ох! — екнуло сердце Олли. — Черный народ не хуже гномов по горам шастает, и все же… Наверное, они шли ночью».

Угробаны Зруюка перешли Сахарный перевал в темноте. Хан хотел найти ущелье поукромней. Запутывать следы морки плохо умеют, зато, как и гномы, отлично находят пещеры, ведущие глубоко сквозь горы. Считается, что почти в любой горе есть полости, только их надо обнаружить.

Зруюк приказал своим угробанам охранять узкий вход в приглянувшееся ущелье, пока пещерные морки, а есть и такая порода этих тварей, не найдут подземелья с дальними отводами или сквозными выходами под горным хребтом на другую сторону, к морю. Младший хан не собирался долго отсиживаться. Он хоть и соображал медленней чем жевал, но мог догадаться, что в этих краях его обложат как медведя.

Теперь у Зруюка было много золота. Уклистов, пришедших по приказу Горха его задабривать, хан убил, а дары взял. Даже если он возвратится без войска и без идолов, никто его не упрекнет в несостоявшемся хапосе. Будет чем родственничкам нос утереть. А затем он им глотки перережет, по очереди. Вся Орда будет его.

Прибежал угробан и подобострастно бухнулся головой об камень:

— Хан, люди пришли. Мало. Надо нападать.

Зруюк отправил его обратно, пообещав вырвать кишки всем, кто ослушается его воли. Приказ был таков: не пускать пограничников в горловину ущелья и, тем временем, искать пещеры. Вскоре, с другой стороны, приковылял пещерный морк, низкий как пень и черный как ночь. Он доложил, что ход найден, но его надо расширить. Зруюк дал морку один день, одну ночь и бараньей ногой по рылу. Честь была большая — после пещерному разрешалось ногу сожрать.

После битвы небольшой отряд во главе с командиром Бьоргом сразу же стал преследовать врага, хотя погоней это назвать было нельзя. Вступать в бой с превосходящими силами никто не собирался, но упускать морков из виду — тоже.

Ущелье, в которое пограничников привели следы, напоминало бутылку. Вход был узок, как бутылочное горлышко. Из него водопадом вытекала речка, сбегавшая откуда-то со склонов «донышка» — части горного хребта. К середине река растекалась на множество мелких потоков-рукавов, а затем снова сходилась, выплескиваясь из ущелья. Тропы внутрь, как таковой, не было. Напластованные лестницей скальные уступы подпускали к горловине, а дальше приходилось прыгать по огромным валунам вверх, да и то с одной стороны.

— Нашел же Зруюк себе крепость — строить не надо! — окидывая взглядом каменную пирамиду, сказал командир Бьорг, пропуская разведчиков вперед.

Лайнел Торс и его люди ловко вскарабкались на гряду и исчезли за поворотом. Остальные, в том числе и Хрюкл, устроили привал. Но отдыха не получилось. Сквозь шум горной речки пробились крики и грохот падающих камней. Наверху ждала засада. В горловине морки выставили охранение, которое осыпало разведчиков градом арбалетных стрел. Пограничники попытались пройти выше гряды, по скальному «балкону», но и там их встретили арбалетчики.

«Нам не пройти», — показал знаками один из разведчиков. Бьорг махнул рукой: «Отходите».

Когда люди спустились, Болто подошел к Бьоргу.

— Командир, может, я что-нибудь придумаю?

— Валяй, невысоклик, — кивнул тот, — только осторожно, а не то еще нас угробишь. Видел я давеча ваши штучки — сурово. Только не война это, а стихийное бедствие.

— Я аккуратно, — смутился Хрюкл, — только на всякий случай отойдите.

Болто решил устроить обвал гряды, чтобы запрудить вытекающую из ущелья речку. Он полагал, что «бутылочку» неплохо было бы закупорить. Первый воздушный удар получился не слишком сильный — сверху, рокоча, скатилось лишь несколько валунов. «Не получается. Попробую сильнее и ниже», — решил Болто и послал воздушный молот под основание. Удар оказался, что надо. Вся гряда заходила ходуном, каменные глыбы зашатались. Началось как раз то, что Бьорг называл стихийным бедствием.