Последний день империи - Мария Морозова

палубе теснились большие ящики, перевязанные канатами. Кроме самого капитана, который представился господином Нуртеном, из команды на барже нашелся только лопоухий матрос. Но мы оказались не единственными пассажирами. На длинном ящике возле рубки сидела пара: мужчина и беременная женщина, а чуть в стороне, ближе к борту – пожилая женщина, которая довольно щурилась, подставив лицо солнцу.

Мы расселись, капитан завел двигатель, и баржа зарокотала, обдав нас дымом. С дрожью и рычанием она медленно отошла от берега, выходя на фарватер, и поплыла вперед.

– Если все будет хорошо, часов через восемь окажемся в Нугриме, – сказал господин Сэдли.

– Как есть, окажемся, – кивнул проверяющий крепления ящиков матрос. – Погода хорошая, плывем по течению. Обычно восемь часов и выходит.

– Предлагаю позавтракать, – улыбнулся Нейт и раскрыл рюкзак. – Думаю, все «за»?

Конечно, возражений ни у кого не нашлось. После завтрака друг растянулся на одном из ящиков, решив подремать. Господин Сэдли разговорился с капитаном, Кас ушел на нос баржи, словно устав от нашего общества. А я села возле борта, недалеко от старушки, и стала просто рассматривать реку.

Подумать только, ведь я и по рекам никогда не плавала. Мой мир ограничивался маленьким Тримом, а все дни были похожи друг на друга, одинаково серые и беспросветные. Впрочем, это обычное дело для выпускника сиротского приюта. Там из нас делали простых, непритязательных людей, которые были способны выполнять какую-нибудь тяжелую и не слишком хорошо оплачиваемую работу, а потом выставляли во взрослую жизнь. Будь тихим, незаметным, удобным – так нам говорили в приюте. Потому что иначе не выживешь.

А мы с Нейтом тайком мечтали. Когда я наткнулась на старую библиотеку и получила разрешение брать книги, то выбирала там самые интересные и приносила другу. Энциклопедии с цветными картинками, старые карты, даже приключенческие романы – книги открывали для нас тот мир, к которому мы не могли прикоснуться. Давали возможность фантазировать, строить планы.

Например, о том, как мы накопим денег и переедем в большой город, где сможем жить совсем по-другому. Или откроем свою мастерскую, самую лучшую во всей округе, разумеется. Или вообще отправимся путешествовать.

Вот только приютские дети взрослеют рано. И мы быстро поняли, что жизнь жестока к наивным мечтателям. Она совсем не похожа на сказку и в действительности придется зубами выгрызать себе место под солнцем. Да, мы были готовы к этому. Вот только коварная реальность смешала все наши планы, и у нас больше нет ни дома, ни работы, а есть только дорога вперед и эфемерная цель, которую создали мои странные сны.

Я осторожно вытянула руку и коснулась воды кончиками пальцев. Холодная…

Рядом что-то упало, заставив дернуться. Я обернулась и увидела, как старушка шарит по полу в поисках свалившейся с ящика сумки. Нащупав ее, она подняла добычу на колени и вытащила бутылку с водой. И все это не открывая глаза. Кажется, женщина была слепа…

– Может быть вам помочь? – предложила я неуверенно.

– О, не стоит, – она махнула рукой и улыбнулась. – Я уже давно привыкла ориентироваться вот так, без глаз. Но спасибо.

– Пожалуйста, – я улыбнулась тоже.

– Вы плывете в Нугрим?

– Да. Нас четверо.

– Я слышала, – кивнула старушка. – Ты, юноша твоего возраста и двое мужчин постарше.

– А вы плывете совсем одна? – осторожно спросила я.

– Да. Не переживай, мне помогают. В Гальваре на баржу посадила подруга, которую я навещала, а в Нугриме встретит внук.

– Это хорошо, – вздохнула я.

– Я часто путешествую по реке. В поезде… страшновато. Много людей, теснота, духота. Сама понимаешь, там мне было бы сложно. А тут есть, чем дышать.

– О да, – я оглядела поросшие лесом берега. – Мы тоже ехали на поезде. Но не добрались даже до Гальвара. Там пути… сломались.

– Ну ничего. К вечеру будем в Нугриме.

Мы замолчали. Моя собеседница снова полезла за водой. А я покосилась на сидящую возле рубки пару. Мужчина так трепетно заботился о своей жене. Подсовывал ей то морс, то свежие яблоки, помогал поудобнее устроиться на жестком ящике.

– Они милые, правда? – негромко произнесла старушка.

– Что? – Я спохватилась, будто меня поймали на чем-то неприличном.

– Господин Рикантер и его супруга. Мои глаза слепы. Но то, как эти двое любят друг друга, можно почувствовать и без них.

– Наверное, – по моим губам скользнула легкая улыбка.

– В твоей жизни еще не было настоящей любви? – проницательно спросила моя собеседница.

– Нет, – я почему-то смутилась и ляпнула: – А у вас? Ой, то есть, у вас наверняка все было, у вас же семья есть, муж и дети…

– Да, – тихо рассмеялась женщина. – Семья есть. Но хочешь, расскажу тебе историю той самой, настоящей любви?

– Расскажите…

Она промочила горло, отложила в сторону воду, потом вздохнула и начала говорить:

– Я была дочерью крупного дельца. Отец прочил мне будущее жены такого же успешного человека, как и он сам. Но я влюбилась, влюбилась в нищего студента и сбежала с ним из дома. Мы перебрались в другой город. Сняли там крошечную комнату во флигеле и стали жить. Это было прекрасное лето, наполненное романтикой, не менее прекрасная осень с прогулками и букетами из опавших листьев. А потом пришла зима, и все изменилось… Мы с ним оба работали, вот только денег постоянно не хватало. У нас было одно теплое пальто на двоих, мы не могли позволить себе уголь для печи и только в самые холодные вечера зажигали масляную лампу, чтобы погреться возле нее.

Старушка немного помолчала, вспоминая, и продолжила:

– Та зима меня добила. Я проявила слабость, решив, что не могу так жить. И ушла. Отец любил меня и принял обратно в лоно семьи. Через год я вышла замуж за сына его делового партнера. У нас родились дети, и жизнь моя правда получилась такой, как планировал папа: сытой, успешной, спокойной. Но мне кажется, что я никогда не была счастливее, чем там, в холодном флигеле, грея руки о масляную лампу.

Картина встала у меня перед глазами, как живая: небольшая комната с узкой кроватью, окно, за мутным стеклом которого бушует зимняя метель, лампа, чье пламя дрожит и трепещет от сквозняка, и пара рядом с ней. Улыбчивый юноша обнимает за плечи хрупкую, как цветок, девушку. Они сидят почти впритык к