Великая замятня - Фаттей Шипунов

Итак, Россия встала на путь дотоле неиспытанный, руководствуясь новыми законами о земле и ее социализации. Принятые законы нарушали не только основы сельского хозяйства, они требовали переделки самой природы человека, его нравственно-духовной и физической сущности. А это не под силу ни одному человеку, ни всему народу, ни даже всей истории, ибо такая переделка равносильна уничтожению человека. Нелогичность и гибельность подобных законодательных актов была очевидна.

Но этого мало: земельные законы 1917— 1918 годов, проповедуя дележ земли как премию за беспорядки, запускали страшный механизм разрушения, ввергали народ в пучину всеобщего грабежа и разбоя. Сегодня разрешили грабить помещика, завтра — монастырь, а послезавтра — почему бы не пойти на грабеж зажиточного крестьянина, а там и всякого, кто имеет имущество и достаток? И потянутся нескончаемой чередой земельные неурядицы, перераспределение имущества и смуты. Известный французский экономист и государственный деятель Мелин писал в начале текущего века в своей книге «Возврат к земле»: «Коль скоро это начало (право собственности) будет затронуто и разрушено в лице хотя бы одного только собственника, то же неминуемо постигнет и всех, кто бы они ни были, крупные или мелкие. Нужно быть очень наивным, чтобы думать, что, когда государство конфискует и распределит между нуждающимися крупные владения, оно на этом пути остановится и пощадит остальные. Хотя бы оно того и хотело, оно уже этого не сможет. Все те, кто не получит своей доли добычи, — а таких всегда останется большинство, — сумеют его убедить в необходимости предпринять новую серию экспроприаций, чтобы дать и им место на пиру. Пусть мелкие владельцы, которых хотят, отведя им глаза, увлечь в этот поток, хорошенько подумают: они рискуют своей головой так же, как и все остальные, а когда благодаря их слабости революционеры станут господами, она не долго уцелеет у них на плечах». Крупнейший знаток сельского дела в России А. С. Ермолов в 1906 году в книге «Наш земельный вопрос» также писал: «Крестьяне сами сознают, что на этом пути им нельзя будет остановиться, и если сегодня они поднимутся против помещика, то завтра восстанут село против села, мужик против мужика, и пойдет тогда уже не смута, а взаимный грабеж, взаимное друг друга истребление по всей русской земле, перед которым побледнеют все ужасы пережитых нами аграрных беспорядков и погромов… Неужели можно воображать, что народ, который будто бы не ныне-завтра со всеми господами по-своему расправится, с такими полумерами примирится? Уж если разрушать, то так, чтобы и звания не оставалось, уж если брать, так все, уж если отчуждать, так даром, — коли земля принадлежит мужикам, и помещики ее неправо от них отобрали и удерживают, то за что же их еще и вознаграждать, — просто землю от них отобрать, и делу конец. Но я именно хотел доказать, что делу тут не конец, а разве только начало…».

Нельзя не вспомнить и слова П. А. Столыпина, сказанные им 10 мая 1907 года перед Второй думой:

«Словом, признание национализации земли поведет к такому социальному перевороту, к такому перемещению всех ценностей, к такому изменению всех социальных, правовых и гражданских отношений, какого не видела еще история… вообще, стимул к труду — та пружина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломлена… Все будет сравнено—сравнять всех можно только к низшему уровню. Вследствие этого культурный уровень страны понизится. Добрый хозяин, хозяин-изобретатель, самой силою вещей будет лишен возможности приложить свои знания к земле.,, и эта распыленная земля будет высылать в города массы обнищавшего пролетариата».

И события, предсказанные французом Мелином и русскими Ермоловым и Столыпиным, не заставили себя ждать. Вступившие в силу первые советские законы о земле и последовавшие за ними декреты подхлестывали и ускоряли эти события, Декретом от 15 февраля 1918 года национализировались все зернохранилища, в том числе бывшие в ведении государственного банка, созданные по почину П. А. Столыпина. Весь содержащийся в них хлеб был монополизирован, став якобы собственностью государства. Еще раньше был ликвидирован Совет главного земельного комитета, который негласно и робко, но все же защищал крестьянство. Учредительное собрание было распущено специальным декретом.

Из центра летели депеши во все губернии и уезды: ускорить ликвидацию частновладельческих хозяйств, которых в европейской части России насчитывалось около 110 тысяч. Они имели около 8 миллионов десятин посевных площадей (около 1 миллионов — зерновых) и около 9 миллионов голов скота, из них 1,5 миллиона породистых лошадей и около миллиона высокопродуктивных молочных коров.

Центр также торопил с ликвидацией монастырских хозяйств, В 1912 году за монастырями числилось 740 тысяч десятин земли, а в 1919 году — около 900. Никто точно не знал, сколько сельскохозяйственной продукции поступало из монастырей на всероссийский рынок, но то, что поступало ее много, сомнений нет.

К 1921 году были изъяты не только церковные ценности; но и разгромлено 673 монастыря. У них было отнято капитала на сумму 4 млрд. рублей, 827 тысяч десятин земли, 84 завода, 1112 домов для престарелых и странноприимных домов, 704 гостиницы, 277 больниц и приютов, 436 молочных ферм, 603 скотных двора и 311 пасек. На произвол судьбы было выброшено более 58 тысяч монахов, монахинь, послушников, послушниц и еще большее количество призреваемых в монастырях людей.

Урон, понесенный страною от разгрома архитектурных ансамблей монастырей, памятников истории и культуры и богатейших хозяйств, составил страшные цифры, а утрата произведений искусства, древле и книгохранилищ не поддается какой-либо оценке в рублях. Это было подлинное национальное бедствие.

Ликвидация частновладельческих и монастырских хозяйств была проведена успешно, хлеб из них был конфискован и монополизирован, Но на этом дело не кончилось. Началось массовое ограбление крестьян через конфискацию имущества, изымание хлеба и продуктов, обесценивание денег и др. Так называемые твердые цены на сельскохозяйственные продукты были в 46 раз ниже цен вольного рынка. Стихийный выпуск бумажных денег облегчал дополнительное изъятие сельхозпродукции у крестьян за бесценок. Еще в 1918 году 1 золотой рубль стоил 7 руб. 85 коп. «бумажками», а в 1921 году он пошел за баснословную цену — 11 300 бумажных рублей! В 1918—1919 годах разверстка извлекла у крестьян продуктов на 127 миллионов рублей, а эмиссия дензнаков — на 523 миллиона, В 1919—1920 годах соответственно — 253 и 390 миллионов рублей, в 1920—1921 годах — 451 и 200 миллионов рублей. В «Истории ВКП(б)», под редакцией Ем. Ярославского (М. Губельмана), изданной в 1929 году, читаем; «При сокращении денежных поступлений государство вынуждено было нажать на печатный станок, ибо дефицитность бюджета возрастала. С 66 процентов в 1918 году до 88,9 процента в 1929 году». Крестьянство презрительно именовалось «мешочниками», то есть спекулянтами, Еще 10 ноября 1917 года в декрете новой власти России была дана установка: «спекулянты... расстреливаются на месте преступления». А такими «спекулянтами» была большая часть крестьянства, то есть подавляющее большинство народа. И не только тогда так считалось, но и потом — на десятилетия вперед укоренилось такое отношение к народному кормильцу. По отношению к пролетариату даже «некулацкая часть» крестьянства была отнесена к классовому врагу. Этот зловещий лозунг, катившийся по стране десятилетия, был прославлен теоретиком нового мира Н.И. Бухариным и послужил руководством к действию по уничтожению крестьянства.

Но ради чего было уничтожено дворянство и монастырское духовенство, ради чего было поставлено на грань истребления крестьянство? Исчерпывающий ответ не эти вопросы должны дать историки. Но одно несомненно; это было сделано ради торжества построения мирового социализма любой ценой и даже жертвой всего народа России! Эта задача легче всего решалась с помощью хлебной монополии, которая могла заставить весь народ гнуть спину на новую власть, и гнуть ее безропотно и бесплатно. В 36-м томе Собрания сочинений В. И, Ленина (с. 144 и 201) эта идея сформулирована достаточно четко!

«От трудовой повинности в применении к богатым Советская власть должна будет перейти, а вернее, одновременно должна будет поставить на очередь задачу применения соответствующих принципов (трудовую повинность и принуждение, — Ф.Ш.) к большинству трудящихся рабочих и крестьян».

«И вся наша задача... встать во главе истомленной и устало ищущей выхода массы, повести ее по верному пути, по пути трудовой дисциплины, по пути согласования задач митингования об условиях работы и задач беспрекословного повиновения воле советского руководителя, диктатора (вождя. — Ф.Ш.), во время работы».

«Преобразователи» России устроили инспирированный голод в двух столицах. Поход за хлебом нужен был не для прокормления этих городов, — в округе хлеба было достаточно, — а для осуществления хлебной монополии — основы построения «нового общества». И чтоб хлеб не проник в столицы и не сорвал задуманный социальный эксперимент, были учреждены на железных и других дорогах заградотряды, которые следили за движением каждого мешка. Ленин объявил крестовый поход рабочих против дезорганизаторов и против укрывателей хлеба. А за этим последовал декрет о продовольственной диктатуре, в котором говорилось; «Вести и провести беспощадную и террористическую борьбу и войну против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба; точно определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в места сбора и ссыпки, объявляются врагами народа (вот он откуда, термин-то! — Ф.Ш. ) и подвергаются заключению в тюрьму на срок не ниже десяти лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из его общины». (с. 316). Формировались рабочие продотряды, успех которых измерялся успехами работы по добыче хлеба, В этих продотрядах изучались директивы, в которых говорилось; «Задачей борьбы с голодом является не только выкачивание хлеба из хлебородных местностей, но ссыпка и сбор в государственные запасы всех до конца излишков хлеба, а равно всяких продовольственных продуктов вообще. Не добившись этого, нельзя обеспечить решительно никаких социалистических преобразований». Так вот зачем понадобился хлеб России; не для борьбы с голодом, а для продовольственной диктатуры, с помощью которой можно было удержать власть. И не для тех же ли дел понадобился вездесущий Троцкий (Бронштейн), который по решении СНК РСФСР возглавил чрезвычайную комиссию по продовольствию. Этот «спаситель Отечества», опираясь на директиву РКП(б) от 29 января 1919 года, подписанную его содельцем Свердловым, принял простое решение: отобрать весь хлеб у донского казачества, а чтоб не было свидетелей грабежа — истребить это казачество поголовно и заселить Дон пришлой беднотой. Накопленный здесь за последние годы хлеб начисто конфисковывался, а его держатели расстреливались. В считанные месяцы на Дону были уничтожены сотни тысяч казаков, включая детей, женщин и стариков. И не только хлеб уходил с Дона, но и все имущество, нажитое вековым трудом. Палачами, разорившими и потопившими в крови донское казачество, были высшие руководители тогдашнего государства и его уполномоченные: Свердлов, Троцкий, Ходаровский, Смилга и Гиттис, а также руководители Донбюро РКП(б) — Френкель, Якир, Сырцов и им подобные. В верховьях Дона, в Воронежской губернии в это время орудовал Л. М. Каганович, который был назначен сюда предревкома и предгубисполкома. Под его безжалостным давлением начались здесь повсеместные репрессии против крестьян, изымание у них хлеба и конфискация имущества, В считанные месяцы крестьянство этой губернии было обескровлено и обречено на голод и вымирание. Е. Б. Бош, имея не меньшие полномочия, изымала хлеб и занималась террором вначале в Пензенскей и Орловской губерниях, а затем на южной Волге. Полномочного комиссара Землячку (урожденную Залкинд) центр бросал то в Ростов-на-Дону, то в Уральскую область, то в Крым, где она проводила конфискацию хлеба и имущества. В результате деятельности таких уполномоченных новой власти к 1920 году общая численность расстрелянных репрессированных казаков только на Дону составила 1,5 миллиона человек, а на Урале — более 900 тысяч. 1