Трактир «Разбитые надежды» - Владимир Свержин

– Где он сейчас? – усаживаясь на помост в конце зала, спросил отец Настоятель. – Где ты в последний раз видел Бирюка?

– Если ты и вправду побратим Бирюка, должен понимать – хотел бы он дать знать, дал бы, – все еще подозрительно глядя на собеседника, произнес Лешага.

– Я не желаю ему зла.

Леха лишь пожал плечами в ответ.

Сохатый молчал. Он бы сейчас все отдал, лишь бы побратим оказался здесь. Нелюдимый ученик Бирюка Настоятелю, пожалуй, даже нравился. Но Сохатый никак не мог найти верных слов для этого упрямца, правильно поставить вопросы. Известие о том, что напарник попросту вычеркнул их дружбу из жизни, обескураживало. Конечно, они расстались не лучшим образом, но все же… Разве можно выкорчевать из сердца то, что составляло основу жизни долгие годы? Оказывается, можно. Вот только что за жизнь после этого?

– Как он там? – с трудом выдавил хозяин бунка.

Лешага поглядел на Красного. Из-под маски видны были лишь его глаза и губы, но бывший страж готов был поклясться, что противник как-то в минуту состарился. Ему вдруг стало жалко этого человека, захотелось быть столь же красноречивым, как Марат. Тот бы точно отыскал нужные слова.

– Он… – ученик Старого Бирюка задумался, – несокрушим.

Сохатый медленно кивнул:

– Да, конечно, – и стукнул кулаком по дереву помоста. – Я не хотел, чтобы побратим уходил. Правда, не хотел. Это давний спор. Время показало – нет у нас единственно правильного ответа.

– Я не знаю о вашем споре, – мучительно пытаясь вести беседу, признался Леха. Он всегда сторонился чужих склок, но эта, похоже, непосредственно касалась его учителя.

– Долгая история, – разглядывая потолок, чуть слышно выдохнул Сохатый. Ему совершенно не хотелось вспоминать о тех днях, и при этом он понимал, что, возможно, ему больше никогда не выпадет случай выговориться, хоть как-то уменьшить боль, сидевшую в нем долгие годы.

– Ты знаешь, что главное в нас? – спросил он. – Что отличает человека от зверя?

– Что же?

– Идея! Большая идея! Вся история человечества до Того Дня и после него – история борьбы и сосуществования идей. Воодушевленные ими люди создавали величайшие творения, настоящие шедевры человеческого гения. Воспламененные ими народы сокрушали великие царства и строили новые. Большая идея – вот что главное!

Это, может быть, звучит слишком просто, но пока в твоей голове не уляжется эта истина, все остальное – прах и тлен. Все это ничего не стоит. Может быть, ты сумеешь это понять. – Отец Настоятель смерил взглядом молчащего воина. Как бы то ни было, ученик побратима приходился ему чуть ли не родичем. И за многие годы первым человеком, которого можно было признать равным. Хотя, что греха таить, и по сей день воспоминания о последней встрече с Бирюком не отзывались в душе Сохатого радостью, но ученик побратима был верной породы.

– Да, конечно, – продолжил он, – спасение, выживание – все это тоже есть. Но последняя крыса спасается лучше, чем подавляющее большинство людей. И главное, попытки найти еду, развести огонь, обезопасить себя, укрыться от непогоды – то, что обеспечивает выживание, – это тоже идея. Да, конечно, можно говорить об основных инстинктах, хотя эти слова тебе ничего не скажут, но там, где появляется выбор, требующий осознанного решения, инстинкты тоже превращаются в идею. Вот только настоящему человеку одного выживания мало. Когда есть кров, еда, тепло, сразу нужно еще что-то… У нас с Бирюком это что-то было. А здесь…

Внезапно дверь распахнулась от сильного удара ногой, ткнулась в стену и захлопнулась вновь. Следующий толчок был слабее, но зато из соседней комнаты раздался крик, срывающийся на визг:

– Всем лежать, я сказал! Руки за голову! Малейший чих, стреляю без предупреждения! Лилия, прикрой мне спину, не оставляй меня с неприкрытой спиной!

Марат заскочил в зал, принял грозную позу и хищно повел стволом автомата из стороны в сторону, пытаясь обнаружить, кому же он только что командовал принять столь неудобное для боя положение.

Лешага и его противник и не думали проливать кровь друг друга. Они, как ни в чем не бывало, сидели на возвышении в конце зала и мирно беседовали. Два ножа, один из которых, как чешуйчатый хорошо знал, принадлежит Лехе, торчали в двери совсем рядом с его головой. Точно кто-то специально втыкал их.

– Лешага! – вновь закричал драконид, на этот раз уже довольно растерянно, без прежнего напора. – Объект захвачен! – а затем, вспомнив главное, добавил: – Я видел Бурого! Он совсем рядом!

Глава 12

Леха стартовал с места, как ракета из шахты, будто этот прыжок через ползала мог бы ускорить погоню.

– Где?

Твердая, как стальной брус, рука Сохатого преградила ему путь.

– Стой. Ты что же, – он внимательно поглядел на опешившего Марата, – был в наблюдательном пункте?

– Да, я захватил его.

Отец Настоятель покачал головой и усмехнулся невесть чему.

– Ты видел прорв?

Чешуйчатый вопросительно поглядел на Лешагу, интересуясь, с чего бы это вдруг Красный так вольготно задает вопросы и стоит ли ему на них отвечать. Ученик Старого Бирюка молча кивнул.

– Да, вот, как вас сейчас. Их там немного. И совсем близко. Рукой подать! Они вели караван, там был твой побратим, Лешага! Привязанный к телеге.

– Все ясно. Он видел караван в перископ. Это примерно в половине дня пути отсюда. Твоего или моего. Они же будут тянуться до вечера. Караваны ходят медленно, сам, небось, знаешь.

– А что ты-то сам знаешь?! Перископ какой-то придумал! Я в трубу все ясно рассмотрел, – возмутился Марат. – Забрался в нору и поучаешь тут!

Леха сделал останавливающий жест.

– Мне надо идти, Сохатый. Ты ведь понимаешь. Был бы на его месте Бирюк…

– Понимаю. Тебе надо идти, а мне оставаться. Это и без слов ясно. Но есть закон. Надеюсь, ты не тешишь себя иллюзиями, что вы и впрямь захватили бунк или что твой говорящий зверек сможет причинить мне какой-либо вред.

– Он не зверек. Он человек драконьего рода, – насупился бывший страж.

– Пусть так, если тебя это утешит. Хотя большей ерунды мне уже давно слышать не доводилось. Речь не о том. – Он поглядел на Лилию, стоявшую в дверях. – Я тебя понимаю. За такую можно начать убивать направо и налево.

– Я отстаивал свое право, – напомнил воин. – Караван уходит!

– Далеко не уйдет. Я эти расстояния хорошо знаю. Не перебивай меня. Как говорил нам с Бирюком учитель: «Не спеши, а то успеешь». Мои слова не займут много времени, зато, глядишь, пророют в твоих стальных мозгах пару-другую полезных извилин.

Постарайся осмыслить то, что слышишь, не отбрасывай все с порога. Я не могу тебя просто так отпустить. Понимаешь, не-мо-гу! Несмотря на то, что я отец Настоятель монастыря, и слово мое здесь непререкаемо. Власть не тем сильна, что я силен, – над моим словом Закон. Это тебе ясно? И никто не смеет его нарушить. Ни последний из монастырской братии, ни даже я сам. Иначе все развалится. Все, чем живут эти люди на протяжении уже более двух десятков лет. Закон и повиновение ему – основа основ!

Когда мы с Бирюком пришли в эти края, здесь был заброшенный командный пункт. Тысячи полторы солдат и офицеров, утративших смысл жизни. Даже не солдат – бессильных стариков в военной форме, клянущих судьбу за то, что она не позволила им с честью сложить головы до Того Дня. И представь, эти впавшие в ничтожество обломки прежнего мира, огрызки некогда великой империи, продолжали бороться за власть. А еще за то, чтобы к ним не проникли «всякие штатские». Так они называли всех чужаков.

Они были настоящими богачами. У них было вдоволь еды, оружия, боеприпасов и даже медикаментов. Казалось, чего еще им было желать от жизни?! Но едва ли не все эти живые развалины, словно обезумев, рвались занять место сверху. Они дрались за погоны бессменного Майора, как голодные псы за кость!

А потом сюда заявились прорвы. Но это полбеды. Защитить бункер от этих свирепых, но безмозглых тварей было бы несложно. Он был прекрасно для этого оборудован. Но перед волкоголовыми двигался Ужас. Невероятный, подавляющий волю, ни с чем не сравнимый. – Сохатый передернул плечами, вспоминая давно прошедшие дни. – Тогда вокруг было довольно много уцелевших селений. Сюда вода не дошла. Хотя бомбили как раз этот квадрат. Тут, как я потом узнал, находились ракетные пусковые установки…

– Ты много говоришь, – страдальчески поморщился Лешага.

– Потому что мне есть, что сказать. А твое дело сидеть и молча слушать. И, главное, понимать. Если надеешься уйти отсюда живым, не заставляй меня жалеть, что я вообще решил с тобой разговаривать. И если хочешь освободить побратима, не перебивай. Прорвы идут к барьеру Ужаса, того самого Ужаса, о котором я тебе только что рассказал. Что за ним – не знает никто.

– Тем более мне нужно спешить! – упорствовал Леха.

– Спешка порождает много бед. Я прикажу вывести тебя отсюда тоннелем. Срежешь путь.