Приключения Чикарели - Рубен Арамович Марухян

лгуном, а мелким плутом. Во главе академии должен стоять настоящий шарлатан, — и он умоляюще посмотрел на городского голову, но тот никак не прореагировал. Опять же не смутившись, оратор продолжил свою речь, не расставаясь с мечтой стать президентом Академии лжи. — Прежнее руководство Академии не обеспечило должного уровня надувательства, позорило нас своими банальными выдумками, а нам нужен такой президент, которого не переврать. Сейчас я вас надую так…

— В президенты метишь? Ты такой же скучный враль, как Шельма, а нам нужен великий лжец, — крикнул другой человек из зала и поднялся на трибуну. — Да здравствует наш гениальный надувала, наш великий лжец, его светлость господин городской голова. Он-то сумеет отличить истинного лжеца от мелкого плутишки и выбрать достойного президента, — он заискивающе посмотрел на городского голову.

Не стану перечислять и описывать всех выступлений, которые нам пришлось выслушать в тот день. Перебивая друг друга, горожане лезли на трибуну, часами врали, поносили сограждан, но самое ужасное заключалось в том, что они верили в собственные небылицы, и каждый из них мечтал стать президентом академии, чтобы носить на шее самый большой мешок с ложью.

— Довольно! — ударил кулаком по столу городской голова, уставший от однообразия небылиц. — С утра вы сочиняете такие глупости, которые под силу даже честному человеку, и ни один из вас не желает пошевелить мозгами, чтобы сочинить ложь, которая дала бы ему возможность возглавить нашу славную академию. Нет, нет и нет! Место президента будет вакантно до тех пор, пока я не услышу ложь, достойную наших славных предков. Что скажут на это наши уважаемые гости?

— А то, что все это ужасно противно! — воскликнул Чикарели.

— Что-что? Нет, вы слышали? Весь день мы разыгрывали эту комедию, лгали, обманывали, а ему, видите ли, противно. Повесить его! Поверьте, впервые в жизни я изрек правду: повесить его!

Тут один из городских подхалимов подскочил к городскому голове и шепнул ему:

— Ваша светлость, ваша светлость, вы, верно, забыли утвержденный городским советом приказ не казнить иногородних.

— Как же быть? — призадумался городской голова. — Почему мы не можем распространять свои законы на весь мир?

— Однако ваша светлость забыла об одном замечательном параграфе городского закона, приносящем больше пользы, чем любая, самая страшная казнь.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался городской голова, очевидно, даже не ведавший о законах собственного города.

— А вот что. Пункт двести восемьдесят шестой тысяча четыреста девяносто третьего параграфа гласит: «Если пришелец не желает пополнить ряды лжецов, его запирают в темницу до тех пор, пока он не станет отъявленным плутом и надувалой».

— Воистину прекрасны законы нашего города! — воскликнул городской голова вне себя от радости. — Прекрасны и справедливы! Эй, стража, взять их! Пусть посидят несколько лет в темнице, может, станут людьми. В самом деле, зачем их вешать, если можно перевоспитать? Да, педагогика — великая наука.

— И как же вы собираетесь воспитывать нас? — усмехнулся я.

Городской голова сделал жест рукой, и советник стал листать книгу городских указов:

— Вот, прошу. Раздел сорок восьмой, параграф триста первый, пункт сто двадцать шестой: «В течение пяти лет заключенному излагается одна лишь ложь до тех пор, пока он не поверит, что правды на свете не существует, а есть одна лишь ложь».

— И через пять лет, когда вы станете врать так, что все развесят уши, мы вас выпустим из темницы и с радостью пропишем в нашем городе.

Мы с Чикарели переглянулись. Пять лет в темнице, откуда, может быть, не удастся сбежать, не входило в наши планы.

— Послушайте, — решил схитрить я, — а вы бы не дали нам некоторое время на размышление? Может, мы придумаем такую оригинальную ложь, что нас не придется бросать в темницу.

— А вы, оказывается, толковый человек, — похлопал меня по плечу городской голова. — Эй, стража, отведите их в мой особняк, заприте, накормите, а утром приведете во Дворец приемов, пусть посостязаются с нами во лжи.

— Слушаюсь! — отдал честь начальник караула и предложил следовать за ним.

Нас поместили на четвертом этаже особняка городского головы, принесли еды, постелили в просторной комнате, заперли дверь, к которой приставили часового, и ушли.

— Ты что, в самом деле решил примкнуть к ним? — обиделся на меня Чикарели, когда нас оставили одних. — А я тебе доверял.

— Постой, мальчик, не мешай думать, — я нервно ходил от стены к стене. — Подождем, пока стемнеет.

Мы поели и решили немного отдохнуть. Было уже поздно, и Чикарели незаметно для себя уснул, не раздеваясь. Мне пришла в голову мысль использовать план побега, который из приключенческих книг знает любой мальчишка. Я разрезал простыни и скатерти, крепко связал их и подошел к двери. За дверью слышался мерный храп часового. Этого я и ждал. Я привязал конец самодельной веревки к ножке кровати, выглянул в окно, нет ли кого-нибудь в саду, сбросил вниз другой конец веревки и разбудил Чикарели.

— Ну, дружище, ты готов? — я кивнул на веревку.

Поняв, в чем дело, Чикарели так громко крикнул «ура», что мне пришлось прикрыть ему рот ладонью, чтобы не проснулся часовой, но тот храпел во всю мочь.

Я велел Чикарели спуститься первым. Едва его ноги коснулись земли, он стал тихонько насвистывать, подавая мне сигнал. Наконец я спустился тоже.

— Ты что так долго? — шепнул он.

— Лгал, — весело ответил я.

— ?

— Мы же обещали придумать такую ложь, от которой у них отвиснут челюсти.

— И что?

— Я оставил им записку: «С утра ждите нас во Дворце приемов. Если не дождетесь, начинайте заседание без нас. Советуем набраться ума». Представляешь, Чикарели, какой замечательный лжец мог бы выйти из меня? Меня бы тут же без раздумий выбрали президентом Академии лжи, и я бы звался Шельмой Вторым, — засмеялся я.

— Ты самый честный человек на свете, дай я тебя поцелую, — Чикарели обнял меня и чмокнул в щеку.

— Ну-ну, малыш, — расчувствовался я, — не время для поцелуев, бежим отсюда, пока нас не хватились.

Крадучись, мы выбрались из сада и задворками выбрались из города. Где-то далеко-далеко мерцал тусклый свет, и мы взяли курс на него.

ЕШЬ БОЛЬШЕ, БОЛТАЙ МЕНЬШЕ

Русло высохшего родника, по которому мы углублялись, становилось все шире и таинственнее. По пути нам попадались темные пещеры, из которых раздавались вздохи и стоны.

— Что это за стоны? — всякий раз недоуменно спрашивал Чикарели.

— Так стонет земля, которой люди принесли много страданий.

— Неужели земля чувствует