Вид с холма - Леонид Сергеев

Ночные мотоциклисты, подростки, перемазанные машинным маслом! Одним они мешают спокойно спать, другим создают аварийную обстановку на трассе. Но какой подросток не любит технику и скорость, не хочет стать владельцем собственного транспорта, приобрести свободу, расширить мир.

Конечно, гнать сломя голову и выделывать смертельные трюки — не лучшее представление о мужестве, но как еще в восемнадцать лет утвердить себя, если ты не согласен с обществом, если у взрослых сплошь и рядом лицемерие и другая, потребительская гонка — за богатством, комфортом, карьерой. Эти подростки бунтари, запутавшиеся в огромном современном мире, не знающие, куда себя деть. Еще бы! В техникумах говорят одно, а в реальности другое. Как здесь не потерять ощущение прочности.

В нашей среде мотоциклистов почти все носили стальные эмблемы, цепи и бляхи. Эта атрибутика говорила о сознательном выборе трудностей, постоянном риске, скитаниях. Мы исповедовали жесткие правила поведения — спортивный режим, накачка мышц, табу алкоголю и куреву. Для нас металл был символом силы и порядка на свой лад. Вступив в мотоклан, я отдалился от Вадьки, перестал участвовать в его кутежах.

Костяк моторизованного клана составляли ребята из Ленинского района, но признанным вожаком считался двадцатилетний заводила Семен из Дербышек.

Семен был весь в металле: куртка, брюки и сапоги в железках и клепках, сверкали зуперами-«молниями», под курткой — латунный пояс, на руке — медный браслет с выбитой группой крови на случай аварии; он был обладатель чуда — чешской «Явы» и предмета всеобщей зависти — самопального шлема. Семен мог разобрать и собрать мотоцикл с завязанными глазами. На своей «Яве» он смонтировал противотуманные фары, зеркала и трубы-щитки, бензобак разукрасил черепом с костями. Время от времени этот фаталист снимал глушитель для большего грохота…

Семен был вполне самостоятельным — работал токарем; силу имел недюжинную — на турнике подтягивался на одной руке, а кирпичи перекидывал, как яблоки. Ходил слух, что он отсидел год за угон автомашины, и это темное прошлое предводителя вселяло в нас дополнительное уважение и страх…

Отец Семена погиб на фронте, а мать давно махнула на него рукой, как на упрямого, взбалмошного, неустроенного. Не раз автоинспектора задерживали Семена за превышение скорости, но дырки в правах не делали, только штрафовали, давая понять, что ценят его профессиональное мастерство.

— Одно непонятно, — говорили инспектора. — Как ваша братия работает, учится, ведь всю ночь гоняете по трассам?

— Обижаешь, начальник, — небрежно бросал Семен, стоя в расслабленной позе, облокотившись на свое рокочущее чудовище. — Нормально работаем. Мы двужильные. — И смотрел в упор, с насмешкой, как бы подчеркивая, что мы железные, надежные парни.

Мы собирались по вечерам на пятом километре на Нижне-Камском шоссе. Некоторое время, поджидая дружков из близлежащих поселков, выписывали восьмерки на обочине. Потом Семен давал прерывистый сигнал, включал фары, подавал грозный клич:

— Поехали! и ставил своего железного коня на дыбы.

Прокатив с десяток метров на заднем колесе, Семен опускал машину и мчал в сторону города. Мощный рев моторов сотрясал воздух — кавалькада устремлялась за ним и исчезала в сизом шлейфе выхлопных газов…

Вначале вся наша обойма подлетала к клубу, который располагался в полусгнившем бараке. На огромной скорости застопоривали машины и вразвалку, весомо и как бы нехотя, под восхищенные взгляды девчонок, входили в зал. Презрительно осматривали всяких длинноволосых и стриженных — эти «системы», которые, по нашим понятиям, были в вечных поисках неизвестно чего. Если из динамиков лилась не «та» мелодия, подходили к владельцу «мага» и с определенным силовым давлением требовали сменить «музон» на наши забойные вещи. Случалось, кто-нибудь из местных меломанов начинал артачиться:

— Наглый выпад! И чего они качают права!

— Круто заворачиваешь, чувак. Смотри, не сорви резьбу, — спокойно цедил Семен.

— Не напрягайся, не раскаляйся, — добавлял Костя, исполняющий роль первого помощника лидера.

Меломан тушевался, а мы перемигивались.

К Семену подбегала его подружка Лиля, уродливое, но душевное создание, «болотный цветок», как называл ее Костя. Она заканчивала медучилище, жила в общаге; на ее запястьях виднелись шрамы — «когда-то сделала по глупости от адской любви».

Запускали наш ураган звуков; слышались взрывы гитарных аккордов, точно паровой молот ухал барабан. Семен с Лилей начинали раскачиваться в замедленном ритме. Костя подходил к какой-нибудь симпатичной пигалице; та радостно выходила с ним на середину зала, начинала энергично-беспорядочно дергаться. Мы тоже подбирали девчонок.

— Надоел клуб до смерти, — говорила Лиля Семену в момент передыха. — Длинноволосые смурные. Им главное подать себя ярко. Да и «дуркой» балуются, добавляют в «Беломор».

— Наши чуваки лучше всех, — вставлял Семен. — Как вещает Костя, мы раскованные потому, что свободны.

— Угу! — откликалась Лиля. — Но я за чистые чувства. Надоело все это. Хочется жить тихо, спокойно.

— Немного погодя сдвинемся к аэропорту, потом с тобой слиняем в бункер. Такой расклад, — с мужланской откровенностью Семен обозначал программу.

Но Лиля, как каждая женщина, хотела «вить гнездо», к тому же в клубе она ревновала Семена к другим девчонкам, более приметным, чем она.

Около полуночи Семен давал команду — следовать в аэропорт и седлал мотоцикл. Лиля покорно пристраивалась за ним и закрывала глаза. Она не боялась скорости, но не могла видеть сбитых собак, кошек и птиц, то и дело встречавшихся на трассах. Она была сентиментальная девушка, и это-то притягивало к ней сильного, уверенного в себе Семена.

Симпатичная пигалица чуть ли не со слезами на глазах говорила Косте:

— …Очень хочу вписаться в вашу компашку, но отец убьет, если вернусь после двенадцати.

— Забьем стрелку в аэропорту, — бросал Костя вожаку.

Запускали двигатели; возглавляемый Семеном мототабун с бесшабашной удалью гнал к загородному шоссе. Костя и еще двое-трое ребят везли подружек по домам.

На спящих улицах мототабун был впечатляющим зрелищем. Нарастающий грохот, свет от фар и вдруг — рев, оглушительные выхлопы, мельканье темных призраков и… затихающий рокот, слабеющие красные рубиновые огоньки. И на прямых отрезках, и на опасных виражах табун не гасил скорость. Посты ГАИ только провожали нас, ночных лихачей, глазами. А что делать?! Преследовать на машинах было запрещено: случалось, удирая, парни попадали в аварии с тяжелыми последствиями.

В полночь на площади перед аэропортом под тусклыми фонарями табун поджидали мотоциклисты из соседнего поселка. Их собиралось человек десять. Завидев на шоссе множество прыгающих огней, они устраивали такую какофонию, что из аэровокзала выскакивали заспанные пассажиры. А уж встречали табун с таким напором дружелюбия, что он нередко переходил в хамство — чуть ли не отрывали наши брелоки.

Шумной ватагой Семен и мы, его свита, вваливались в аэровокзал, у буфетной стойки пили кофе, потом, без всякой рекламы, снова вскакивали на машины и с особым шиком устраивали мотородео — демонстрировали встречные гонки, когда несущиеся навстречу машины расходились только в последнюю секунду. Во время этих трюков в толпе зрителей только и слышались «охи» и «ахи», и возгласы:

— Безобразие! И что милиция смотрит?!

А менты спокойно смотрели издали из патрульных машин. В законе ничего не говорилось о таких представлениях, а раз нет, значит, можно. Да и втайне мы нравились ментам: квартиры мы не грабили, с ножами не ходили, а уж машинами управляли — многим «профи» поучиться.

Мы показывали фигурное катание, потом прыгали с доски через два лежащих мотоцикла. Мы были настоящими каскадерами! Особенно наш лидер — Семен. У него даже брала интервью одна корреспондентка, о нем напечатали в газете.

— Все это шелуха! — говорил Семен поклонникам. — Из «Явы» много не выжмешь, а наши агрегаты вообще дерьмо. Достать бы настоящую иномарку, показал бы класс.

Семен заканчивал родео эффектным прыжком, тут же подъезжал к Лиле, она садилась на мотоцикл и прижималась к своему кумиру. Семен издавал прощальный сигнал и гнал в сторону Дербышек. Мототабун вскипал, все разъезжались по домам.

Около Дербышек Семен имел кирпичный гараж. Когда-то гараж принадлежал заведующему стройбазой. За гаражом на склоне оврага целыми днями ошивались местные алкаши. Завидев в гараже завбазой, просили стакан, «щас вернем», — говорили и никогда не возвращали. Раз попросили, а завбазой возился со своей «Волгой» и под горячую руку послал мужиков куда подальше.

— Ну смотри, гад, пожалеешь! — хмыкнули те и ушли.