Журнал «Вокруг Света» №01 за 1978 год - Вокруг Света

Даниленко осторожно счистил веками слежавшуюся глину, переведя дух, посмотрел наверх, в устье шурфа. Там, нарушая все правила техники безопасности, склонились почти все археологи. Видно было, как облизал пересохшие губы Станислав Францевич.

— Ну?

Виталий сдул пыль с проступающей на стеле надписи, сначала шепотом, а потом громко прочитал:

— Поликаста, дочь Гиппократа, жена Дельфа!

Теперь в башне работали почти все более или менее свободные сотрудники музея. Каждый день приносил новые находки. Уже было ясно видно, что ядро башни укреплялось изнутри камнями «вторичного употребления». Росла гора разбитых на несколько частей стел. Велика же была опасность, нависшая над Херсонесом, если при постройке башни с ними обращались как с обычным строительным материалом. Правда, в поклонении умершим греки оставались греками: все стелы и надгробные памятники лежали лицом вниз.

Наверху, соединяя стелы воедино, работали то Антонова, то Стржелецкий, то Даниленко. Стелы представляли собой вертикальные плиты высотой до 170, шириной от 28 до 48, толщиной до 22 сантиметров. На лицевых гранях красной, черной или синей краской были четко прописаны имена умерших. Мужские имена сопровождались именем отца, женские — именами отца, мужа или того и другого одновременно... Стратон, сын Агния; Аристо, дочь Агнокрита, жена Герофанта; Эро, жена Афинея.

Станислав Францевич, загоревший и исхудавший за эти дни, любовно обхаживал хорошо сохранившиеся стелы. Под одной из них когда-то была погребена Поликаста, дочь Гиппократа, жена Дельфа, под другой — Дельф, сын Евклида. Стелы лежали в кладке башни рядом, и это наталкивало на мысль, что Дельф и Поликаста при жизни были супругами, на кладбище их памятники стояли по соседству, затем одновременно взяты со своих мест и заложены в кладку башни. И почему-то всем хотелось верить, что Дельф и Поликаста очень любили друг друга.

Теперь уже все стелы можно было разделить на четыре группы.

Стригиль (1 Стригиль. В Древней Греции очень много времени и внимания уделялось спортивным состязаниям, физическому развитию молодых воинов. Особенно ценили борьбу. Схватки происходили на любой утоптанной площадке, а зачастую прямо на дороге в пыли. Чтобы потом легче было счистить с кожи налипшую грязь и остатки масла, которым натирались перед поединком, у каждого юноши висел на поясе серповидный скребок — стригиль, обязательная вещь для спортивных состязаний. — Прим. авт.) и сосуд для масла, меч с портупеей, сучковатый посох, погребальная лента с алабастром. По этим атрибутам, даже если не сохранилось имени усопшего, можно было определить принадлежность памятника к женскому или мужскому погребению. Изображения ленты с алабастром характерны для памятников с женскими именами. Выбор же того или иного атрибута для мужского надгробия, по-видимому, был связан с возрастом, в котором умер человек. На памятнике мальчика или юноши изображался стригиль с сосудом для масла, то есть предметы, необходимые всякому молодому греку. Если умирал воин, то ему ставили памятник с изображением оружия. Символом же старости и мудрости был посох.

...Заканчивался полевой сезон. Было снято 25 рядов кладки, свыше 800 огромных камней, найден 151 фрагмент разбитых на части стел. Были перелопачены сотни кубометров забутовки, и теперь ее, процеженную сквозь пальцы рук, вывозили на свалку. Студенты-практиканты уже не радовались каждой новой находке и не визжали от восторга, рассматривая обломок терракотовой статуэтки, а, сдав после рабочего дня «шансовый струмент» в каптерку, замертво падали в палатках, чтобы наутро видеть неугомонного, исхудавшего Стржелецкого — командующего всем этим парадом археологических находок.

...Теперь уже никто не помнит, кто же из рабочих подковырнул киркой обломок плиты, которая раньше не привлекала внимания. Рядом расчищал кладку Даниленко. На какую-то секунду на рабочей площадке стало тихо. Виталий инстинктивно обернулся и не поверил своим глазам: с обломка надгробной плиты смотрел — да-да, именно смотрел — юноша. Виталий отбросил в сторону нож, кисточку, помог рабочему прислонить плиту к камню. В башню уже спускались Антонова, Стржелецкий, кто-то еще и еще... А ОН спокойно и внимательно смотрел мимо них в пространство, на залитую солнцем верхнюю площадку башни, словно осознавая свое возрождение и понимая ту радость, которую принес людям своим появлением из глубины веков.

Мы идем по залам Херсонесского музея, сопровождает меня Виталий Николаевич Даниленко.

— Не знаю, — говорит он, — повезет ли мне еще раз так, как это было при раскопках этой башни. Начиная их, готовясь перелопатить сотни кубометров грунта, мы шли на риск, но благодаря необыкновенному археологическому чутью и научному обоснованию Станислава Францевича все вышло как нельзя лучше. Бесценны археологические сокровища, вынутые из башни. Расписные надгробия и архитектурные детали — высокие образцы древнегреческого искусства — составляют ныне гордость музея, некоторые же выставлены в античных залах Эрмитажа. Они дают огромный материал для изучения истории Херсонеса, вносят новые подробности в историю войн со скифами. Использование надгробных памятников для укрепления оборонительных сооружений города наглядно показывает силу скифов, вынудивших греков принять экстренные меры для своей защиты. Особенно интересна наша завершающая находка — портрет юноши. Он не может быть сопоставлен ни с расписными пагасскими стелами, ни с росписями из Казанлыкского склепа, ни с более поздними росписями склепов Боспора. Несоизмеримо мастерство художников, создавших эти произведения искусства. Ближайшие аналогии нашего фрагмента — копии картин греческих мастеров IV—III веков до нашей эры на фресках Помпеи и Геркуланума. Мы склонны датировать памятник второй половиной IV века до нашей эры. Это пока единственный образец живописи того времени.

...«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями олимпийскими...»

И словно трагическим втором присяги звучат строки эпитафии херсонесца Ксанфа, погибшего на поле брани:

Ксанф, сын Лагорина, прощай.

Странник, скрываю собою

я Ксанфа, который

был утешеньем отца,

родины юной красой,

сведущим в таинстве Муз,

безупречным средь сонма сограждан,

чтимый средь юношей всех,

светлой звездой красоты.

В битве за родину был он

завистливым сгублен Ареем,

сирым родителям слез

горький оставивши дар.

О, если больше Плутону, чем вам,

достаются на радость

дети, зачем вы в родах

мучитесь, жены, тогда?

Перевод стихотворения К. М. Колобовой.

Юрий Пересунько, наш спец. корр.

Земля — вид сверху

Взирать с неба на землю, пожалуй, не менее занимательно, чем с земли на небо. Но если снизу вверх смотрят обычно, чтобы предугадать перемену погоды или полюбоваться звездами (мы не имеем в виду профессиональных астрономов), то даже беглый взгляд сверху дает зрителю обильные сведения о многообразии трудов человеческих на планете.

Правда, едва самолет взмывает в небо и пассажир приникает к иллюминаторам, желая разглядеть, что творится внизу, — узнать родной город, или же знакомые поля, или горы, — чаще всего поле видимости затягивается невесть откуда взявшейся облачной пеленой.

Уберем сверкающие кучевые монбланы, мокрую вату серой слоистой облачности, и мы увидим под собой мир, испещренный Знаками Человека — человека пашущего, сеющего, строящего, добывающего полезные ископаемые, возводящего плотины...

Знаки эти, порой ясные, как чертеж, порой таинственные, как иероглифы, уносятся за горизонт, едва отметит их скользящая тень самолета.

Водную пустоту лагуны, лежащей близ тихоокеанского побережья в мексиканском штате Наярит, разбивает почти ровное кольцо, пересеченное двумя парами перпендикулярных прямых. И мало кто может догадаться, что «перечеркнутое кольцо» — это город Мескальтитлан, возведенный еще ацтеками. Древние строители отвоевали у лагуны жизненное пространство, обозначив его кольцевой границей насыпи, а четыре главные магистрали ориентировали по странам света: у ацтеков — как у майя и инков — астрономические познания в большой степени определяли уклад жизни. Зодчие давно исчезли, а геометрический город в лагуне по-прежнему стоит незыблемо.

На Гавайях, обозреваемых с высоты, взору предстает... колоссальных размеров зеленый лист. Прожилки, как и должно быть, складываются в рисунок, присущий только представителям царства флоры. Однако это мелиоративная система, рассекающая обыкновенную ананасовую плантацию.