Единство-1 - Данияр Саматович Сугралинов

ты не любишь обиняков, так что скажу прямо: я о тебе знаю все. Вплоть до частоты твоих сердечных сокращений и температуры тела.

— А, я понял. У вас какой-то интрагаджет, который выводит вам на сетчатку инфу, — сообразил Вилли. — Слышал о таких, но сам никогда не видел.

— Это миф, — улыбнулся старик. — То, о чем ты говоришь, появится лет через двадцать. И то поначалу только у избранных. Но в целом ты прав, да. Я, наверное, знаю о тебе больше, чем ты сам.

Вилли, затянувшись сигарой, недоверчиво поднял бровь, и Мануэль шумно расхохотался:

— Каждый раз одно и то же, но, дьявол меня задери, мне не надоедает!

После этого странного восклицания старик рассказал Вилли все, что тот и так о себе знал, а потом добавил то, в чем он сомневался. Например, что Гела Деметрадзе из снабжения запала на него, а вихрастый рядовой Вук Станкович его за это ненавидит, потому что сам в нее влюблен. Что его лучшие друзья — Хайро Моралес, Йошихиру Уэмацу, Леонид Фишелевич, Мария Саар и Рой ван Гардерен, и эта дружба взаимна. Что в печени Вилли завелась нехорошая болезнь, но с ней легко справиться, если обратиться попросить дока внимательно присмотреться к этому органу. Что Вилли очень ловок и силен, но, когда дело доходит до планирования, он склонен довериться Хайро и Леониду. Что Вилли ненавидит арбузы, потому что в арбузных семечках ему видятся личинки насекомых…

Старик рассказывал такие вещи, которые никто не мог знать, даже если бы за Вилли следили с момента рождения. Хотя бы просто потому, что в некоторых вещах Вилли отказывался признаться и себе. Те же арбузы он ел, не показывая отвращения, чтобы не выделяться среди сослуживцев, а ранее, в Пуэрто-Барриосе, — среди друзей.

Когда Мануэль замолчал, Вилли, до того не подававший вида, что слышит правду, как можно равнодушнее протянул:

— Ладно, вы меня убедили, что человек вы странный. Чего хотите?

— Странный… Да, можно и так сказать. Но в первую очередь я старый, Вилли, — ответил старик, впервые назвав его именно так. — Все, чего я хочу от жизни — это покоя, и больше времени проводить наедине с моим правнуком Ренато. Но мир катится в пропасть, а я не хочу, чтобы мой правнук жил в таком мире. Поэтому я здесь и говорю с тобой.

— Война давно закончилась, — сказал Вилли. — В головизоре говорят, что теперь, когда весь мир стал единым и ввели гражданские категории, все будет прекрасно. Заживем как в сказке. По справедливости заживем.

— Люди вообще много говорят. О тебе говорят, что ты отморозок, которому нравится убивать, но за своих товарищей любому глотку порвешь. Другие говорят, что ты так любил Кейси, что хотел застрелиться рядом с ее трупом. Третьи считают, что Вилли Брисуэла — конченый подонок, который бросается на все, что движется, хочет того девушка или нет. Видишь, как много говорят о тебе, и это всего лишь о тебе, одном из многих миллионов миротворцев. Это говорят люди, которые знают тебя.

— Бред.

— Уверен?

— Ну, что-то, может, и правда.

— Вот именно. Больше всего верят лжи, замешанной на правде. Ты жесток к врагам, но убивать не любишь. Ты очень любил Кейси, но стреляться не собирался, ты слишком любишь жизнь. Ты ходок, но всегда нежен и спишь только по обоюдному согласию. Так?

— Откуда вы все это знаете? — не опровергая и не соглашаясь, спросил Вилли.

— Знаю, — ответил Мануэль Фуэнтес. — Как думаешь, те люди, что обещают светлое будущее по головизору, хотя бы сами верят в это?

— Мне откуда знать? Я солдат, а они эксперты и политики. Им по должности полагается разбираться.

— Мир катится в пропасть. Поверь мне.

После всего, что Фуэнтес рассказал ему о нем же, поверить было нетрудно. Не хотелось, ужасно не хотелось очередной пропасти, особенно после Третьей мировой, ядерные последствия которой Брисуэла повидал по всему миру, но все же он поверил. Окончательно и бесповоротно. Старик откуда-то все знает и живет с этим знанием. Вот только при чем здесь Вилли?

Он задал этот вопрос, и тогда истекающий потом Мануэль, обмахиваясь шляпой, указал на дорогущий летающий электрокар, припаркованный в тени испанского кедра, и предложил продолжить общение в более комфортных условиях.

— В мини-баре есть содовая, виски и пиво, — добавил он.

Это склонило чашу весов и заставило Вилли согласиться.

Электрокар взлетел, стоило двери захлопнуться.

* * *

В часть Вилли вернулся только вечером, когда его сослуживцы возвращались с успешной операции. Вернулся очень задумчивый, и на подначки товарищей ничего не отвечал. Занял койку, накрыл голову подушкой и погрузился в мысли.

Мануэль Фуэнтес рассказал о себе. Старик был птицей высокого полета, хотя, как и Вилли, начинал со дна трущоб Медельина на побегушках Картеля. В те времена еще не Объединенного, но одного из. Карьера его шла в гору, деньги лились рекой, женщины сами вешались на шею, а среди коллег Фуэнтес пользовался уважением. Босс выделял его и прочил ему свое место.

Однако в 2018 году Мануэль ощутил божественное присутствие. Так и сказал, правда, потом добавил: «На деле оказалось немного иначе, но сейчас ни к чему грузить тебя излишними подробностями, Вилли».

Собственно, это самое «божественное присутствие» так и осталось с Мануэлем, из-за чего он, сам бывший наркобарыга, начал бороться с Картелем.

Потом в его жизни кое-что произошло. Старик не рассказал, что именно, а Вилли не стал расспрашивать, увлеченный историей. В результате Мануэль познакомился с людьми, похожими на него. Эти люди так же, как он, знали или владели возможностью откуда-то вытягивать информацию, недоступную остальным, но ощущали эти способности иначе. Не как божественное присутствие, но все же как что-то неземное.

«Типа оракулов?» — поинтересовался Вилли, и Мануэль, подумав, признал, что да, вроде оракулов. Но с более обширными возможностями.

Когда старик рассказывал, что прекращение Третьей мировой и введение гражданских категорий — заслуга этих людей, включая Фуэнтеса, Вилли подумал, что тот брешет, как свойственно старым никчемным алкоголикам, травящим байки о своей былой славе. Подумал, но только в тот момент. После услышанного дальше он так думать перестал.

«Сразу скажу, Вилли, что вся эта система гражданских категорий в текущем виде никуда не годится, — сказал Мануэль. — Она порочна и ущербна, в ней множество уязвимостей, которые использует элита, но это меньшее зло. Мир должен пройти через этот непростой период, чтобы стало лучше. Иначе… Иначе лет через десять грянет апокалипсис».

Люди, с которыми Мануэль начал работать, показались Вилли безумной сектой фанатиков, каковых было много в последние годы. Все