Люби меня по-немецки - Агата Лель

— Что это ещё такое? — шепчет под нос, но так, чтобы я слышала.

— Это твоё специальное меню. Прости, я рассказала, что ты вегетарианец. Мясо на дух не переносишь, — положив себе в тарелку громадный кусок дымящегося ягнёнка, тяну язвительную улыбку: — Приятного аппетита, Олег.

Часть 18

Дальше посиделки напоминали наши обычные семейные встречи, за тем небольшим исключением, что мама и Вика из кожи вон лезли, чтобы понравиться Курту. Каждая преследовала свою цель: мама смотрела на красивого парня и мысленно прикидывала, на кого же будет похож наш первенец, сестричка же, выпив три бокала вина, уже недвусмысленно намекала "моему жениху", что не прочь показать ему свои картины, курсовую по юридическому праву и сиськи.

Решив, что моральным обликом сестры я займусь чуть позже, погружаюсь в собственные мысли и ощущения от происходящего.

Я понимаю, что то, что я обвожу сейчас свою семью вокруг пальца — это омерзительно, и после того, как откроется правда, смотреть на меня они будут не иначе как на сумасшедшую лгунью, но не могу не признать того факта, что ощущаю я себя абсолютно комфортно. Ганс очень мил, он остроумно шутит, виртуозно обходит темы, способные раскусить наш маленький обман и тактично динамит поползновения Вики, открыто намекая той, что штурм на его ширинку отменяется.

Мне приятно, что он всем нравится и я испытываю даже что-то похожее на гордость, но когда взгляд натыкается на явно недовольного отца, сразу же опускаюсь с небес на землю. Кажется, сегодняшняя встреча ещё больше убедила его, что Олег мне не подходит и я совершаю большую ошибку, связывая свою жизнь с этим клоуном (ведь именно это он прошептал дяде Яше, думая, что я не слышу?)

— Олег, а какое учебное заведение вы закончили? — неожиданно спрашивает папа, рассматривая Курта так пристально, словно препарирует того на хирургическом столе.

— Он закончил… — пытаюсь вмешаться и спасти положение, но отец обрывает меня строгим взглядом из-под кустистых бровей.

— Он сам способен за себя ответить, Ульяна. Уж что-что, а поговорить он любит.

— Конечно, дорогая, не мешай двум самцам делить территорию, — неуместно выпуливает Курт и я вжимаюсь в стул.

А как всё хорошо начиналось.

— Так где вы учились? — повторяет папа, намеренно игнорируя шпильку.

— Я учился в Кембридже, юридический факультет. Лекции у нас вёл профессор Джонсон, — бегло отвечает Курт, накалывая на вилку разварившееся соцветие брокколи.

— А Ульяна упоминала Оксфорд, — выстреливает отец, и я понимаю, что вот он — провал.

— Ну да, и там тоже. Чуть-чуть там, чуть-чуть здесь. В жизни же нужно всё попробовать, верно? — как ни в чём не бывало врёт Курт, и я ощущаю, как мои щёки сливаются с цветом наливки.

Отец хмурится, безошибочно угадывая ложь, и решает меня добить:

— Так откуда у коренного россиянина, который долго жил в Англии — немецкий акцент?

— Мой прадед был ценителем необычной красоты немецких женщин, а ещё эти слухи об их пылком темпераменте. Все эти шутки про немцев не совсем шутки, ну, вы понимаете, — игриво подмигивает Курт и, судя по выражению вселенского ужаса не лице папы, осознаю, что положение могу спасти только я.

— Папа, может, хватит засыпа́ть Ку… Олега вопросами. Он очень устал за день, да и нам уже пора, погода портится, — словно в подтверждение моих слов раздается раскат грома и на газон падают первые капли дождя.

— Это надолго, совсем тучами затянуло, — со знанием дела резюмирует дядя Яша, посматривая на небо сквозь увитую плющом крышу беседки.

— Тем более пора, нам полтора часа до дома добираться, а если ещё пробки учесть… Идём же, — толкаю Курта локтем в бок, мечтая поскорее убежать от бомбардировки провокационными вопросами.

Да, я обязательно скажу им правду, но не здесь и не сейчас.

На небе вспыхивает ослепительный зигзаг молнии и мелкий дождь в мгновение ока перерастает в жуткий ливень. А дальше вообще началось что-то неописуемое: ветер поднялся такой сокрушительной силы, что сброшенные со стола салфетки и коктейльные трубочки сущая мелочь — на ногах бы удержаться.

— Скорее в дом! — прикрыв голову разделочной доской, тётя Тамара удивительно проворно для её лет бежит к крыльцу, чвакая бежевыми лодочками в стремительно набирающихся лужах. — Яшенька, — оборачивается, — собери всё со стола. И не забудь смахнуть крошки.

Курт проворно стягивает через голову дядин свитер и сует свёрток мне в руки:

— На, накинь. И беги в дом.

— А ты?

— Помогу несчастному дяде Яше бороться с матриархатом, — игнорируя затекающие за шиворот струи, Рейнхард шустро собирает тарелки в стопку, не забывая по пути урвать намокший кусок ягнёнка.

Не раздумывая, киваю и набрасываю на голову пуловер, успев тем не менее подметить, что мне никогда не шёл болотный. Уже собираюсь было последовать за удирающей мамой под руку с пошатывающейся Викой, как замечаю в углу беседки мирно храпящего деда.

— О, Господи, дедушка! — возвращаюсь обратно и пытаюсь привести в чувства родственника. — Дедушка, дед! — трясу того за грудки́, но, судя по винному амбре, тот давно видит десятый сон, и хоть пожар тому, хоть наводнение. — Дедушка, просыпайся же!

— Бесполезно, кто-то славно зажёг со старушкой Бренди, — смахнув с лица капли, Курт извлёк из-под стола опустевшую бутылку. — Надеюсь, ваша бабушка не слишком ревнива?

— Бабушка умерла десять лет назад, — захлёбываясь низвергнутой небесными хлябями сыростью, тщетно пытаюсь приподнять деда с лавки.

— Держи тарелки, — Курт бесцеремонно пихает мне в руки собранную посуду и, приподняв деда с лавки, перекидывает того через плечо. — А теперь побежали!

Стараясь не растянуться в раскисшей траве, пытаюсь угнаться за Гансом, мысленно поражаясь, почему немцы продули войну — такие шустрые.

Толкнув входную дверь ногой, Рейнхард заходит в дом и под причитания мамы аккуратно опускает сонного дедушку в кресло.

— Что с папой? — обеспокоенно подбегает отец и точным движением врача прислоняет два пальца к артерии на шее.

— Не волнуйтесь, с ним всё в порядке, дедуля немного перебрал, — подсказывает Курт, и отец окидывает