Люби меня по-немецки - Агата Лель

Свернув с дороги торможу напротив и опускаю до упора стекло:

— Что ты здесь делаешь?

— Заглуши мотор.

— Чего?

— Мотор заглуши, — терпеливо повторяет он, и я, не приходя в себя, в недоумении выполняю его просьбу. Остывающий двигатель тихо стонет, радуясь неожиданной передышке, я же как приклеенная сижу на месте. В итоге, так и не дождавшись никакой реакции, ворчливо выбираюсь наружу, демонстративно громко захлопнув за собой дверь.

— Иди сюда, — как ни в чём не бывало манит ладонью Ганс, хлопая другой рукой по примятой траве рядом.

Закатываю глаза и тащусь на его зов, не понимая, какого чёрта здесь вообще происходит. Это сюрреализм какой-то!

По мере приближения, замечаю, что на нём надет строгий чёрный костюм. Из рукавов торчат белоснежные манжеты рубашки, петли которых венчают изящные запонки.

На барбекю в этом?

Что за…

Стараясь ненароком не угодить каблуком в кроличью нору или коровью лепёшку, подбираюсь ближе к луговому франту и, остановившись напротив, не могу удержать в себе колкость:

— В этом костюме ты похож на владельца похоронного бюро.

— Нравится прикид?

— Так себе. Но тебе к лицу.

Курт благосклонно пропускает шпильку мимо ушей и движением бровей указывает мне на место рядом с собой.

Странный он какой-то. Может, удрать пока не поздно?.. — стрелой пролетает мысль, но с опозданием — я уже осторожно опустилась на ковёр из травы, ощущая себя при этом круглой идиоткой.

Мои джинсы от Бриони стоят кучу денег, кто даст гарантию, что какой-нибудь енот не мочился здесь пару часов назад?

— Слышишь? — не глядя на меня спрашивает Курт, подняв вверх указательный палец.

Опасливо осматриваюсь по сторонам и, чуть подавшись вперёд, прислушиваюсь.

— Слышу что?

— Вот именно, что ничего. Тишина. Ни шума машин, ни гула кондиционеров, ни бесконечного трёпа по мобильному. Только шум ветра и шелест листвы. Круто, правда? — оборачивается-таки на меня и расплывается в широкой улыбке.

Боже, да с него только портреты писать, Дориан Грей удавился бы от зависти.

Карие глаза смотрят с доброй иронией и так…обжигающе-горячо… Сразу же захотелось кофе. Дымящийся американо, со щипоткой жгучего марокканского перца…

К щекам прилил жар, будто уже этой ядерной смеси глотнула.

С силой отвожу взгляд и пищу под нос:

— Не знаю. Круто, неверное.

Он точно ненормальный! В какую историю я по своей глупости влипла? Подцепила в какой-то вшивой забегаловке психа с глазами-гипнозами, познакомила его со своей семьёй, вторую встречу допустила.

"Никакой он не псих!" — парирует Ульяна-заступница, — "просто парень любит природу. И только посмотри какой он… Он Бог".

Он костюм с запонками на барбекю нацепил, алё! — едва не роняю вслух и, стряхивая морок, незаметно отодвигаюсь чуть дальше.

Ну почему так всегда? Если умный, то обязательно урод, а если красавчик, то или бабник или с головой нелады. Но мне повезло, я сорвала двойной джек-пот.

— Давно тут сидишь? — спрашиваю, дабы разбавить затянувшуюся паузу.

Курт приподнял край рукава и обнажил тяжёлый будильник "Брайтлинг":

— Около часа.

— А на чём добрался? Автобусы сюда не ходят.

— На мотоцикле, — коротко бросает он и кивает куда-то напротив.

Вытягиваю шею и только сейчас замечаю по другую сторону дороги чёрный Харлей со шлемом на сиденье.

— Хочешь сказать, что полтора часа сюда на вот этом тащился? — тычу пальцем на переливающегося в лучах вечернего солнца дракона. — В костюме? Ты серьёзно?

— Ну ты же просила принарядиться, — снова улыбается он и откидывается спиной на шершавый ствол дерева. Видимо, заметив в моём взгляде удивление граничащее с ужасом, добавляет: — Да брось. Я его год назад в Барселоне купил, надо же было обновить.

Опытным взглядом оцениваю стоимость прикида, судя по всему, отвалил он за него прилично.

— Мне здесь нравится. Доживу до старости — непременно куплю в этих местах домик. Если не вернусь на Родину, конечно, — скрестив руки на груди делится Курт, будто болтать о планах на будущее с незнакомым человеком посреди бескрайнего поля — это для него в порядке вещей.

Не знаю, с чего вдруг, но мне становится интересно, что он вообще делает здесь, в России. Несмотря на его ритм жизни, он не похож на большого любителя суеты. Не знаю ни одного жителя каменных джунглей, кто с таким же упоением жевал бы травинки и любовался мошкарой.

Может, зря я так с ним? Зачем сразу обнажать иголки, можно же просто попробовать быть более милой и приветливой…

Подтягиваю ноги к груди и обнимаю руками колени:

— Почему ты оставил Германию?

— Не мог взять её с собой.

— А если серьёзно?

— Меня депортировали из страны. Пел на площади Мариенплац русские антифашистские лозунги.

Бросаю на него нахмуренный взгляд.

— Ла-адно, — и шепотом: — я наркодиллер.

— Окей, я поняла — вести задушевные беседы было плохой идеей. И, между прочим, мне совершенно наплевать, почему ты уехал из страны, я просто пыталась вежливо поддержать разговор. В отличие от тебя, — предпринимаю попытку подняться и ощущаю на своём бедре тёплую ладонь.

— Не психуй, амазонка, давай лучше птичек послушаем.

Сбрасываю его руку и резко оборачиваюсь:

— Какого чёрта происходит? Что тебе от меня нужно? И зачем сюда потащился? Костюм этот дурацкий нацепил!

— Дурацкий? Старик Диор сейчас в гробу перевернулся.

— Ты всегда иронизируешь, когда нечего сказать?

— Только когда кроме иронии сказать больше нечего.

В кофейных глазах плещится смех. Смех! Надо мной!

— Отлично. Общайся с белками. Адьёс, — театрально взмахиваю рукой и, спотыкаясь на кочках, совсем не грациозно бреду обратно к машине.

— У меня бензин закончился, — летит в спину.

— Помолись богу Ра, пусть напитает твой драндлулет солнечной энергией.

— Уже закат.

— Значит, богу луны, — выбираюсь, наконец, из зарослей, и, отцепив прилипший репей, хлопаю по карманам в поиске ключей.

Ключей нет.