Лягушки королевы. Что делала МИ-6 у крейсера «Орджоникидзе» - Геннадий Евгеньевич Соколов

в кильватер «Орджоникидзе». Впереди и по бокам эскадры двигался отряд подводных лодок в погруженном состоянии. В воздухе барражировала морская авиация. Штаб похода, расположенный на крейсере, держал связь со всеми кораблями и берегом.

Е. Н. Романов

Разместившись по каютам, гости крейсера постепенно начали его обживать.

Ко времени вечернего чая проснулся капитан Норти. Позвонил по внутренней связи Соловьеву.

— Кэптен, вы не могли бы мне организовать душ? После нашего застолья у меня немного побаливает голова.

Соловьев постучал в каюту главмеха Романова, она была рядом с комнатой англичанина.

— Евгений Викторович, тут твой сосед хотел бы душ принять…

— Что за сосед? — удивился капитан-лейтенант.

— Да вот в смежной каюте я поселил англичанина… Мы с ним до этого немного выпили… Ну, ты понимаешь… Ему бы освежиться…

Романов все понял.

— Чем же мне его освежить? — задумался на мгновение главмех и, быстро сообразив, предложил. — Могу забортной воды ему в душ накачать. Но она холодная. Градусов пять-семь.

— Годится, — сказал начальник разведки.

К вечернему чаю капитан Норти выглядел свежим и бодрым как ни в чем не бывало.

В дверях своей каюты появилась массивная, украшенная окладистой бородой фигура академика Курчатова, видимо закончившего разборку багажа. Отец советской атомной бомбы был рад поездке. Еще не так давно ни он сам, ни многие его коллеги и мечтать не могли о поездке за рубеж. Уж слишком засекреченной считалась их научная работа.

— Хорошо ли разместились, Игорь Васильевич? — спросил академика командир корабля капитан 1 ранга Степанов.

— Благодарю за гостеприимство, товарищ капитан, устроился как нельзя лучше. Только вот…

Академик замялся, не решаясь продолжать.

— Не стесняйтесь, пожалуйста, — вежливо заметил капитан, — говорите, что не так, чего не хватает.

— Не могли бы вы показать мне ваше хозяйство, товарищ Степанов?

— Вот именно! — вмешался в разговор вышедший из соседней каюты авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев. — Нельзя ли нам небольшую, так сказать, экскурсию по кораблю организовать?

— Отчего же, конечно организуем, — охотно согласился на просьбу гостей капитан. — Наш главный механик Евгений Викторович Романов будет вашим гидом.

Капитан-лейтенант, стоявший за спиной командира корабля, сделал шаг вперед, взял под козырек и поздоровался с гостями крейсера.

Из каюты напротив вышел Сергей Хрущев. Он, видимо, уловил содержание разговора, стоя за дверью.

— Вот и отлично. И я вам компанию составлю, — заметил он, потирая ладони.

— Ну что ж, прошу на верхнюю палубу, — предложил Романов, начиная экскурсию. — С ее высоты вам будет проще оценить размеры крейсера.

Корабль тем временем набрал крейсерскую скорость и словно летел над поверхностью воды.

— По классификации, — заметил главмех Романов, — наш корабль — легкий крейсер водоизмещением в 17 тысяч тонн. Это проект серии 68-бис. Ее открыли крейсеры «Чкалов» и «Чапаев». Затем вошли в строй модернизированные корабли «Свердлов», «Орджоникидзе» и «Жданов». В судовой роли крейсера 350 моряков срочной службы и 16 офицеров.

— И когда же эту серию запустили? — поинтересовался академик Курчатов.

— Да практически сразу после вашего первого ядерного взрыва, в 1949 году, — ответил, улыбаясь, главный механик.

— У вас здесь весьма солидное вооружение, — заметил Сергей Хрущев, пораженный внушительными размерами крейсерских орудий главного калибра.

— Вооружение штатное, — спокойно заметил Романов. — Четыре башни основного калибра со 152-миллиметровыми орудиями. На борту также два пятитрубных торпедных аппарата, шесть установок универсальных стабилизированных стомиллиметровых пушек на шкафуте по правому и левому борту. Есть также штатное радарное и навигационное оборудование, средства связи и наблюдения.

— А не могли бы вы нам показать турбины, уважаемый Евгений Викторович? — обратился к главному механику академик Туполев.

— Конечно, могу. Но ведь наши турбины совсем не такие, как на ваших самолетах, Андрей Николаевич, — не без юмора заметил капитан-лейтенант.

Экскурсанты, преодолевая одну за другой несколько лестничных анфилад, спустились в машинный зал.

Крейсер «Орджоникидзе». Большое плавание

Перед взором пораженных гостей предстали огромные, каждая размером с просторную комнату, турбины крейсера.

— Корабль наш двухвинтовой, — продолжил рассказ главный механик, — каждый винт диаметром пять метров и весом до пяти тонн. У каждого винта по три лопасти. А вращают их вот эти две турбины, каждая мощностью в 120 тысяч лошадиных сил. Топливо для турбин — мазут. Крейсер способен взять его в объеме до 9 тысяч тонн, что обеспечивает длительное пребывание в открытом море. Крейсерская скорость корабля — 22 узла, а максимальная — 30 узлов, что соответствует примерно 55 километрам в час.

По сияющим глазам экскурсантов чувствовалось, что осмотр корабля произвел на них неизгладимое впечатление. Но спуск и подъем из машинного отделения изрядно утомили немолодых уже академиков, и Курчатов, в конце концов, предложил всем вернуться в каюты. Гости каждый по очереди пожали на прощание Романову руку, поблагодарив главмеха за интересный рассказ.

Экскурсия, впрочем, закончилась для него неожиданно. Его отвел в сторону Сергей Хрущев и сказал:

— Завтра у папы день рождения. Приходите. Отцу наверняка захочется поговорить с вами.

— Благодарю, но у меня завтра вечером дежурство, — решительно и твердо ответил капитан-лейтенант, понимая, что, оказавшись за одним столом с «Первым», он лишь навлечет на себя гнев корабельного начальства.

Сергей пожал плечами, но не стал настаивать, догадываясь о причинах отказа молодого офицера.

Экскурсанты расстались. Через пять минут в каюту главного механика постучал посыльный, принесший Романову корзину с вином и закусками.

— Это подарок от Сергея Никитовича, — коротко сказал он и тут же ретировался.

17 апреля, вторник.

Борт крейсера «Орджоникидзе»

Крейсер шел у берегов Дании. До земли было рукой подать. К кораблю начали вплотную подходить сотни лодок и катеров. Люди фотографировали военный корабль, выкрикивали приветствия, а может, и ругательства.

Никита Сергеевич все это время невозмутимо стоял на палубе и лениво махал рукой в ответ. Он не боялся за свою жизнь, Было страшно за жизнь скандинавов: их суденышки могли попасть под форштевень быстро идущего крейсера.

Хрущев держался серьезно, почти не улыбался. На корабле жил отдельно от всех — в адмиральской каюте. Лишь иногда, что называется, выходил в люди, чтобы поговорить с матросами. Моряки крейсера стеснялись подходить к нему, тогда Никита Сергеевич сам шел на контакт.

Булганин любил с матросами забираться в «Ташкент» — это самое теплое место на корабле, где через решетки постоянно дул теплый вентиляционный воздух, и беседовал там о жизни.

Туполев и Курчатов — держались особняком, из кают выходили редко, плохо переносили морскую качку.

Самым общительным оказался сын «Первого» — Сережа Хрущев. Со всеми старался познакомиться, наладить контакт.

Рядом с Хрущевым, словно тень, постоянно маячил высокий, нескладный мужчина. Он то и дело прихрамывал и держал