Витторио-вампир - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я притворился заинтересованным, затем вежливо сообщил, что почти все предложенные им издания у меня уже имеются, а потому я не нуждаюсь в их приобретении, и поблагодарил его за внимание.
Я зашел в трактир, где мужчины играли в кости и громко кричали в азарте, как если бы им больше нечем было заняться. А затем прошелся по кварталу булочников, который наполняли восхитительные ароматы свежевыпеченного хлеба.
Никогда в жизни я не ощущал себя столь одиноким, проходя мимо людей, внимательно прислушиваясь к их любезным разговорам и снова и снова слыша все те же сказки о безбедном, благословенном существовании.
При мысли о наступающей ночи кровь холодела в моих жилах. И что это за загадочная дорога на север? Никто, буквально никто, кроме священника, даже бровью не повел при упоминании об этой стороне света.
Примерно за час до наступления темноты я оказался в лавке, владелица которой – торговка шелками и кружевом из Венеции и Флоренции – не проявила в отличие от остальных особого терпения к моей склонности бесцельно бродить по городу, несмотря на то что понимала: я человек не бедный.
– Да что вы пристаете ко мне со своими вопросами? – вспылила эта усталая и измотанная женщина. – Вы думаете, легко заботиться о заболевшем ребенке? Взгляните сами!
Я уставился на нее словно на сумасшедшую. И тут меня осенило – я точно знал, что она имеет в виду. Заглянув за занавеску, я увидел узкую грязную постель и дремлющего на ней ребенка – ослабленного лихорадкой, явно серьезно больного.
– Вы думаете, это легко? Проходит год за годом, а лучше ей не становится, – с отчаянием в голосе сказала женщина.
– Простите меня, – отозвался я. – Но что можно предпринять?
Женщина неистово рванула шитье и отложила в сторону иглу. Казалось, терпение ее иссякло.
– Что можно было бы предпринять? Вы хотите сказать мне, что сами не знаете? – прошептала она. – Вы, такой умный с виду господин?! – Она прикусила губу. – А мой муж говорит, что пока еще рано, и мы продолжаем терпеть все это.
Она вернулась к своему занятию, бормоча что-то себе под нос, а я, ужаснувшись, но пытаясь сохранить на лице невозмутимое выражение, заставил себя выйти из лавки. Заглянув еще в пару магазинчиков, я не увидел ничего необычного. Однако в третьем обнаружил явно обезумевшего старика, срывавшего с себя одежду, и двух его дочерей, безуспешно пытавшихся утихомирить отца.
– Пожалуйста, позвольте мне помочь вам, – поспешил я предложить свои услуги.
Мы усадили слабого, сморщенного старика в кресло и надели на него рубаху. В конце концов он успокоился.
– Ох, слава Господу, ждать осталось уже недолго, – сказала одна из дочерей, отирая испарину со лба. – Это милость Божья.
– Почему ждать осталось недолго? – спросил я.
Она взглянула на меня, но быстро отвела глаза в сторону. Потом снова повернулась ко мне.
– Ох, вы приезжий, синьор, простите меня… Вы так молоды… А когда подошли, то показались мне совсем еще мальчиком. Я имею в виду, что Бог будет милостив. Ведь он очень стар.
– Хм-м-м, я понимаю, – сказал я.
Она бросила на меня холодный, отливавший металлом взгляд.
Я поклонился и пошел к выходу из магазина. Старик снова принялся стаскивать с себя рубашку, и тогда вторая дочь, не проронившая до того ни слова, шлепнула его.
Я вздрогнул от неожиданности, но не остановился, ибо поставил себе целью увидеть как можно больше.
Пройдя мимо портновских лавок, где царило спокойствие, я оказался наконец в квартале торговцев фарфором и увидел двоих мужчин, споривших по поводу происхождения затейливого крестильного подноса.
Родильные подносы, которые когда-то использовались для подхватывания ребенка при появлении его на свет из утробы матери, уже в мое время превратились в модные подарки по случаю рождения. Это были большие тарелки, тщательно разрисованные прелестными символами домашнего очага, и в этой лавке был выставлен внушительный ассортимент подобных предметов утвари.
Я услышал спор еще до того, как меня заметили.
Один из спорщиков заявил, что покупает этот проклятый поднос, в то время как другой отговаривал его, сомневаясь в том, что младенец вообще выживет, а потому подарок может оказаться преждевременным; третий же утверждал, что в любом случае женщина с восторгом примет столь прекрасный, великолепно расписанный поднос.
Они прервали свой спор, когда я вошел в лавку, намереваясь взглянуть на иностранные товары, но, как только я оказался у них за спиной, один из спорщиков со вздохом заметил:
– Если у нее есть хоть капля мозгов, она должна поступить именно так.
Я был настолько поражен этими словами, так потрясен, что повернулся и выхватил с полки прекрасную тарелку, притворившись, что она мне очень понравилась.
– Очаровательно, прелестно, – произнес я, будто не слышал их разговора.
Торговец встал со стула и принялся расхваливать товары на витрине. Остальные посетители поспешно вышли и растворились в надвигающихся сумерках. Я внимательно взглянул на хозяина лавки.
– А в чем дело, ребенок болен? – поинтересовался я по-детски наивным тоном.
– Да нет, я так не думаю, но знаете, как бывает, – ответил торговец, – ребенок родился чересчур маленьким.
– Слабенький, – решился подсказать я. Весьма смущенный, он подтвердил:
– Да, слабенький.
Его улыбка показалась мне вымученной, но он явно счел, что весьма ловко вывернулся из создавшейся щекотливой ситуации.
Мы оба принялись старательно восхищаться качеством его товаров. Я приобрел крошечную фарфоровую чашечку, великолепно разрисованную, которую он, как утверждал, лично купил в Венеции.
Я прекрасно сознавал, что нужно скорее уносить ноги, не проронив лишнего слова, но не смог удержаться и, расплачиваясь, спросил:
– Как вы думаете, выживет ли бедный малютка? Торговец рассмеялся раскатистым грубым смехом, принимая у меня деньги.
– Нет, – сказал он и тут же взглянул на меня, будто погруженный в свои размышления. – Не тревожьтесь о нем, синьор, – продолжил он, усмехаясь. – Вы прибыли к нам на постоянное жительство?
– Нет, я здесь проездом, направляюсь на север, – ответил я.
– На север? – переспросил торговец, слегка озадаченный, но с долей ехидства.
Он закрыл ящик с деньгами и повернул ключ. Затем, неодобрительно покачивая головой, положил ящик в шкафчик и, притворив дверцы, повторил:
– Так, значит, на север? – Он мрачно хохотнул. – Это очень старая дорога. Лучше вам отправиться в путь с самого рассвета и мчаться во весь опор.
– Спасибо за совет, – поблагодарил я.
Ночь уже приближалась.
Я поспешил в узкую улочку и спрятался возле стены, затаив дыхание, будто кто-то гнался за мной. Случайно я обронил маленькую чашечку, и она с громким звоном разбилась. Шум отразился от возвышающихся со всех сторон стен каменных строений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});