Куда заводит страсть - Лиза Клейпас

Все, что казалось ей таким привычным и естественным: ее происхождение, положение и образ ее жизни – все было сметено в один миг.

"Это не может быть правдой", – думала она. Эмилия не смогла бы скрыть от нее это. Неужели она ей не мать? И как это возможно, что Джордж Браммель – ее отец? Все это ошибка, случайное совпадение, злая шутка.

Рэнд нанял экипаж до гостиницы. Садясь в него, Розали почувствовала вдруг бесконечную слабость. Коснувшись рукой талии, она закрыла глаза. Платье туго сжимало тело, она задыхалась. С ужасом глядя на Рэнда, Розали пыталась что-то сказать, но не могла произнести ни слова. Она чувствовала, что теряет сознание.

Пробормотав проклятие, Рэнд привлек ее к себе и попытался расстегнуть платье, чтобы облегчить ее страдания.

– Чертов корсет! – бормотал он, в нетерпении отрывая пуговицы. – Это последний раз, когда я разрешил тебе надеть его.

Как только шнуровка ослабла и талия освободилась, Розали с облегчением перевела дух. Все плыло у нее перед глазами.

Скользнув рукой под тонкую ткань сорочки, Рэнд нежно погладил рубцы, образовавшиеся на том месте, где корсет особенно сильно стягивал тело. Боль стала постепенно отступать.

– Спасибо, – прошептала Розали сквозь слезы.

Взяв Рэнда за рукав, она смотрела на него с выражением отчаяния и боли на лице.

– Они думают, что моя мама.., не моя настоящая мать.

– Я знаю, – проговорил он. – Но ты успокойся.

– Прошу тебя, скажи, что это не правда, что он не мой отец. Я – Розали Беллью. Ты веришь мне, да?

Она снова заплакала. Рэнд прижимал ее к себе и чувствовал свою абсолютную беспомощность. Так часто в своей жизни видел он женские слезы, но они были только игрой и хитростью, слишком далекой от подлинного отчаяния и горя. Женщины, как правило, не нуждались в его утешении, и Рэнд не знал, как это делается. Но сейчас Розали рыдала, уткнувшись лицом в его плечо, а он, держа ее в своих объятиях, чувствовал какую-то новую, неведомую ему прежде потребность защитить, утешить, принять на себя ее боль.

– Все хорошо, – шептал он. – Я с тобой, все хорошо.

– Рэнд, что мне теперь делать?

– Успокойся, прошу тебя. Мы потом все уладим, – сказал он, и она затихла, прислонившись щекой к его плечу.

Какая-то тонкая, необъяснимая духовная близость роднила их теперь. Ей было так спокойно и надежно с ним, что она, боясь пошевельнуться, беззвучно молила его не разжимать объятий. Оба они были окутаны каким-то странным мистическим покровом взаимной симпатии, о которой, кажется, еще не догадывались.

"Я поклялся, что не трону ее".

"Хочу, чтобы он поцеловал меня".

"Не хочу причинять ей боль. Не хочу желать ее".

Экипаж вдруг остановился. Избегая взгляда Рэнда, Розали высвободилась из его объятий.

– Ах, платье, – произнесла она, вспомнив о корсете.

Рэнд протянул ей свой сюртук.

Розали вошла в гостиницу и устало поднялась по узкой лестнице. Рэнд открыл дверь их номера.

– Переоденься. Я пока распоряжусь, чтобы приготовили ванну и подали обед.

– Я не хочу есть.

– Закрой за мной дверь.

– Хорошо, – сказала она чуть слышно. – Как хочешь.

– Ты вовсе не должна во всем соглашаться со мной, – проговорил Рэнд, смущенный ее покорностью.

Розали улыбнулась. Ей вдруг стало непереносимо одиноко. Рэнд нежно смотрел на нее.

– Закрой за мной дверь, – повторил он и вышел из комнаты.

Заперев дверь, она сняла с себя его сюртук. От него шел слабый аромат духов Рэнда с оттенком сандалового дерева. Может быть, ей просто показалось, что голос его был так нежен, и это только ее воображение, окрасившее действительность в обманчивые тона понимания и ласки?

Когда Рэнд вернулся, он заставил Розали выпить немного шерри, и вскоре силы вернулись к ней, и на душе у девушки стало легко и радостно. Увидев накрытый стол, где были свежий хлеб, голландский сыр и сочные спелые фрукты, она вдруг поняла, что ужасно проголодалась. Розали принялась за еду, чувствуя на себе одобрительный взгляд Рэнда.

– Ну как, тебе уже лучше? – спросил он, когда Розали, насытившись, отставила тарелку в сторону.

– Да, спасибо, мне гораздо лучше.

Розали вдруг разволновалась, сердце забилось сильнее.

Ей стало страшно, что Рэнд сейчас заговорит о том, что произошло.

– Я не готова, – как бы предупреждая его, сказала она.

– Не волнуйся, все, что мы пока знаем, это только несколько малоубедительных совпадений, – спокойно произнес он. – Во всем этом еще нужно разобраться.

– Но медальон…

– Что ж, буква "Б" и венок из листьев – это еще не доказательство.

– А имя моей матери? Что, если она действительно была гувернанткой Люси Донкастер?

– Но это вовсе не означает, что ты ее незаконнорожденная дочь. И твое сходство с ней тоже не играет особой роли, Браммель мог просто выдумать все это. Он ужасный фантазер. Я скорее поверю, что лондонский торговец не разбавляет водой вино, чем уверую в легенды Браммеля.

Розали с облегчением вздохнула, слушая Рэнда.

– Кроме того, – продолжал он, – зачем ей было отдавать своего ребенка на воспитание гувернантке? Во-первых, она могла сообщить об этом Браммелю или в крайнем случае выйти замуж за графа Ротерхэма и объявить этого ребенка законнорожденным.

– Откуда ты знаешь, как все это делается? – с подозрением спросила Розали.

– Во всяком случае, не из личного опыта. Просто это довольно типичная ситуация.

Розали нахмурилась.

– У меня все это вызывает неприятные ощущения.

– Тем не менее есть только один способ опровергнуть или подтвердить это – спросить у самой Эмилии Кортес Беллью.

– Нет, – решительно прервала его Розали. – Она была моей матерью последние двадцать лет. Она кормила, одевала и заботилась обо мне. И если у нее были какие-то причины не говорить мне об этом, то я не хочу ничего узнавать против ее воли.

Рэнд с удивлением смотрел на Розали.

– Но почему ты не хочешь узнать правду? Что, если Браммель действительно твой отец?..

– Не хочу, потому что от этого ничего не изменится.

Неужели ты не понимаешь, что Джордж Браммель не способен быть ничьим отцом. Вспомни, он даже не обнял меня, он не обрадовался мне.

– Это от невероятного потрясения, – пытался возразить Рэнд.

– Нет, он слишком тщеславен, чтобы хотеть детей. Он Ренди, щеголь. Всем известно, что люди, подобные ему, не хотят взрослеть, не хотят, чтобы кто-либо напоминал им об их возрасте. – Розали вдруг помрачнела. – А что касается Люси… Если она действительно моя родная мать, то мне все равно, почему она бросила меня. Значит, я была не нужна ей. Зато была нужна Эмилии, а это для меня самое главное.