Русская литература для всех. От «Слова о полку Игореве» до Лермонтова - Игорь Николаевич Сухих

или хроника, книжник редко оставался просто переписчиком, он, как правило, подходил к переписываемому тексту творчески, в той или иной степени изменяя его. Иногда такие изменения носили весьма ограниченный характер: переписчик заменял отдельные слова, менял их местами, пропускал или добавлял союзы и частицы, исправлял отдельные неясные или испорченные чтения, но чаще всего перед нами – результат более серьезной творческой работы: перерабатывал текст своих источников летописец; создавал новый компилятивный (то есть составленный из разных источников) текст книжник, работавший над хроникой; осуществлялись коренные стилистические переработки житий, в повестях книжники изменяли сюжетные детали, добавляли или опускали реплики персонажей и т. д.» (О. В. Творогов. «Литература Древней Руси»).

Таким образом, книжник и больше, и меньше автора Нового времени. Оставаясь невидимым, ограничивая себя ролью свидетеля-летописца, смиренно рассказывающего только о том, что действительно было, он в то же время активно правит старые рукописи, приспосабливает их к своим вкусам и воззрениям. Для него не существует понятия неприкосновенности текста, созданного каким-то другим автором.

Книжники относились к предшествующей словесности так, как многие школьники и студенты – к научной литературе, по которой составляют рефераты. Они «списывали» у других летописцев, свободно использовали материалы по нужной теме, не задаваясь вопросами об авторе и его правах. Нужный им материал понимался как ничей и подвергался свободной обработке. Имя последнего составителя летописного или житийного «реферата» отменяло предшествующих авторов.

Метод и стиль древнерусской литературы иногда называют монументальным историзмом. Она, как мы уже говорили, посвящена исключительно истории, однако взятой в самых общих этикетных чертах. Памятник, монумент представляет собой обобщенный, символический образ, который снижают, разрушают конкретные детали.

То, что на основании источников исследует историк или литературовед, может вообразить поэт. Прочитаем монолог героя пушкинского «Бориса Годунова», летописца Пимена (его фрагмент уже цитировался ранее).

Еще одно, последнее сказанье —

И летопись окончена моя,

Исполнен долг, завещанный от Бога

Мне, грешному. Недаром многих лет

Свидетелем Господь меня поставил

И книжному искусству вразумил;

Когда-нибудь монах трудолюбивый

Найдет мой труд усердный, безымянный,

Засветит он, как я, свою лампаду —

И, пыль веков от хартий отряхнув,

Правдивые сказанья перепишет,

Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу,

Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро —

А за грехи, за темные деянья

Спасителя смиренно умоляют.

Пушкин замечательно воспроизводит практически все особенности мировоззрения, подхода к действительности средневекового книжника.

Летопись Пимен определяет как правдивые сказанья, то есть историю, рассказ о реальных событиях, лишенный вымысла.

Ее героями являются цари великие, труды которых оцениваются с нравственной точки зрения, с четким разделением и пониманием славы, добра и грехов, темных деяний.

Свой труд летописец воспринимает как долг, завещанный от Бога, но в то же время называет себя не творцом, а смиренным и грешным свидетелем. Он не претендует на индивидуальное авторство, спокойно предполагая, что его безымянный труд когда-нибудь перепишет (что предполагает не простое копирование, а изменение) другой монах трудолюбивый.

И наконец, свою задачу он понимает как исторический урок, назидание, обращенное к будущим поколениям. «Да ведают потомки православных / Земли родной минувшую судьбу…»

Пушкин настолько точно воссоздает отсутствующую в древнерусской словесности психологию летописца, что для следующих поколений его Пимен стал таким же историческим персонажем, как реальные книжники. В стихотворении-песне А. А. Галича «Мы не хуже Горация» (1966) Несторы и Пимены упоминаются в одном ряду.

Повести Смутного времени: счастье-злочастие

С конца ХV века на Руси начинается переходная эпоха, растянувшаяся почти на два века. 1492 год (7000-й от Сотворения мира) ожидался как год апокалипсиса, конца света и Страшного суда. Когда предсказание не оправдалось, суд переносили на другие годы, содержащие страшные семерки: 1499 (7007), 1562 (7070), 1569 (7077).

Не ожидая всеобщего конца света, русская история шла своим драматическим путем. Радость от окончания татаро-монгольского ига сменяется ужасами правления Ивана Грозного, последовавшим вскоре Смутным временем, завершением которого было возведение на русский трон династии Романовых и медленное собирание и укрепление под их властью Московского государства.

Литература XVI – ХVII столетий тоже меняется. Наряду с религиозными появляются новые, светские жанры. Расширяется круг затрагиваемых тем. В ряде случаев на смену анонимным летописцам и составителям житий приходят индивидуальные авторы (хотя, как правило, историки знают о них очень мало, и в этом смысле они все-таки близки древнерусским книжникам, а не писателям Нового времени).

Самый известный писатель XVI века – Ермолай-Еразм. Однако известность его сочинений не касается его биографии. В 1540-е годы под именем Ермолай он жил в Пскове, потом перебрался в Москву и в 1560-е годы постригся в монахи под именем Еразма (монах обязательно должен был менять свое светское имя на церковное). Ему принадлежат несколько произведений разных жанров («Книга о Троице», «Моление к царю», «Повесть о епископе Василии»), и в том числе популярнейшая «Повесть о Петре и Февронии», созданная приблизительно в 1547 году (она дошла до нашего времени более чем в 350 списках).

Слово повесть используется в заглавии в привычном для древнерусской литературы значении – повествование, рассказ.

Полное заглавие памятника намного длиннее и лучше определяет его специфику: «Повесть о житии святых новых чудотворцев муромских, благоверного, и преподобного, и достохвального князя Петра, нареченного во иночестве Давидом, и супруги его, благоверной, и преподобной, и достохвальной княгини Февронии, нареченной во иночестве Евфросинией. Благослови, отче».

Заглавие – краткий конспект повествования. В нем отражены и отношения главных героев (супруги), и их эволюция (перед смертью они переходят в монашество и получают, как и сам Ермолай, новые имена), и место их жительства (Муром), и их статус (чудотворцы, святые), определяющий жанр сочинения Ермолая-Еразма (житие).

Однако автор нарушает формальные признаки жития, сочетает его с иными жанрами, создает произведение почти столь же оригинальное, как «Слово о полку Игореве».

Повесть начинается с молитвы, отражающей основные этапы Священной истории (создание Богом человека, рождение Иисуса Христа, его смерть и воскресение) и лишь в самом ее конце Ермолай-Еразм вспоминает о «тех святых», «о которых будет наша повесть».

В рассказе об этих муромских святых (небольшой город Муром находится во Владимирской области, на реке Оке), которые после сочинения Ермолая-Еразма были канонизированы и приобрели всероссийскую известность, автор опирается уже не на Священное Писание, а на другие источники: народное предание, сказку. Житие Ермолая-Еразма приобретает настолько оригинальный характер, что его не включили в канонический житийный сборник «Четьи минеи», составлявшийся в ту же эпоху.

Сам автор разделил повесть