Сдвиг - Максим Алёшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Писатель и Корректор правили буквенный устой чужого бесстыдного и отвратительного мира, в котором волею судеб им пришлось оказаться. Никакие тьмецы, никакие чудовища, никакая неизвестность и опасность не могли остановить их естественной реакции, клятвы данные ими еще в университетах: беречь и хранить таинства символов, отвержено служить букве, тексту и писательскому делу, и противостоять невежеству и плоскоумию. Стирать ко всем чертям, каждого, кто посягнет на Святую Стезю Литературы, Науки и Языкознания. Один за другим планшеты исчезали, осыпаясь, а малые надписи дымились от одного только прикасания с топорами истиной Праведной Злобы, которыми мастерски орудовали Гимениус и Корректор.
Очищение заняло около часа, большинство мерзких надписей было разрушено, только самые большие плакаты на крышах зданий оставались не тронутыми. Вспотевшие и запыхавшиеся наши герои, наконец, опустили топоры и с довольными лицами подошли к автомобилю.
Гимениус снял очки, снимай тоже в них долго нельзя ослепнуть можно. Он бросил очки на землю и те сразу зашипели, соприкоснувшись с проклятой землей, рассыпались в прах, я повторил за ним.
Гимениус перегнувшись, склонился в багажник авто, а когда появился, на его правой руке была надета стальная сверкающая хромом перчатка украшенная изображениями львов и пантер, в левой руке Гимениус держал кевларовую сумку саквояж, в которой что-то слегка шевелилось.
— На закусочку — я дарю откусочку, вновь громко засмеявшись, Гимениус сунул руку в стальной перчатке в сумку и достал небольшую пожелтевшую книгу. Книга слегка извивалась и даже пыталась укусить Писателя за пальцы и только озлобленно елозила трехрядными желтыми клычками о сталь перчатки… Он наотмашь швырнул книгу в глубь квартала — Ну, а теперь поехали быстрей отсюда. Дальше клыкастый малыш здесь дочистит. И мы поспешили в автомобиль.
Текст в «Клыкастом Малыше».
При многократном увеличении книги напоминают жирных, извивающихся покрытых прозрачной слизью червей; именно поэтому человек, профессионально изучающий книги или просто много читающий, в простонародье называется «книжным червем».
Книги могут быть по-настоящему опасными; некоторые книги имеют обоюдоострые стальные, либо костяные, клешни, ядовитые шипы и щупальца. Почти все книги имеют маленькие черные глазки-бусинки и испещренные мелкими острыми зубками пасти. Книги разделяются на хищные и травоядные, сухопутные и водные, добрые и злые. Некоторые книги водятся буквально в каждом городе и поселении, другие встречаются крайне редко и хорошо маскируются. Книги обычно обитают в непосредственной близости от человека. Одни живут в домах людей, другие никогда не остаются в людских жилищах — такие книги называют дикими. Специальные службы отлавливают дикие книги, собирая их в книжных хранилищах, называемых библиотеками.
Книги не рекомендованы к чтению детям и лицам, злоупотребляющим алкоголем: общение с книгой для неподготовленного человека, невооруженного человека, крайне опасно. В противном случае, чтение может закончиться увечьями или даже гибелью читателя…
Рекомендуется читать книги в защитной решетчатой маске и специальных стальных очках. Многие книги обладают даром гипнотического воздействия: человек, зачитавшийся книгой, может слишком углубиться в чтение и потерять бдительность, тогда ему придется попрощаться либо с пальцами, которые с легкостью оттяпает ему книга, а в случае серьезного зачитывания и с головой…
Некоторые книги поддаются одомашниваю, и даже способны выполнять различные мелкие дела по дому: одни с удовольствием охраняют жилища людей в их отсутствие, наподобие сторожевых псов, другие гладят белье, пылесосят ковры, моют посуду; особо выдрессированные книги могут сидеть с малыми детьми, а уж самые талантливые способны выходить на улицу и делать мелкие покупки, могут купить пива, сигарет, ну, или хлеба. Дрессировке поддаются книги классических писателей, мистификаторов, фантастов и поэтов; книги более мелкого жанра, например, детективы и женские романы, способны исключительно кусаться и жалить. Книги такого толка литературоведы рекомендуют либо вовсе не держать дома, либо запирать в специальные клетки безопасности. Детские книги — особенно современных авторов — наиболее озлобленны; по официальной статистике наибольшее количество увечий люди получают именно от этих книг. Поговаривают на северо-западе был случай, когда одна такая детская книга не только целиком сожрала трех небольших детей, но и проглотила их сиделку, и дворника.
Книги разрешены к чтению на всей территории Российской Федерации. Книги можно читать днем в специально отведенное для этого время; время чтения книг устанавливает Конгресс Литераторов, Главный Федеральный библиотекарь подписывает специальный ежеквартальный указ «О Времени Чтения Книг и новые правила и особенности чтения в тех или иных условиях, тех или иных Книг».
Книги неотъемлемая часть жизнедеятельности человека, Книги имеют статус Священного Провидения. Каждый россиянин обязан прочитывать в неделю не менее двух книг, специальные службы Контроля над Чтением Книг следят за исполнением этот Святой обязанности каждого жителя России.
Да прибудет с нами Создатель, да прочтутся Книги, написанные черным по Белому. Тьмой по белому свету…
Глава 9. Про кота. Прозрение
Кот некоторое время не мог понять, почему ему никак не удается выпутаться из-под одеяла. Под одеялом уже порядком надоело. Кот давно проснулся и тут бы лапки размять, да коготки поточить, но…
Кот отчего-то совершенно ясно понимал, что он молодой симпатичный кот, что у него сравнительно короткая шерсть, молочно-белые усы антенны торчащие в разные стороны, лохматые небольшие уши и средней длинны роскошный двухцветный хвост. Он мог это понять, он это знал, и от этого становилось почему-то жутко, прям мурашки по шкуре пробежали. Разве коты могут мыслить, размышлял лежащий под одеялом неподвижный кот. Так было всегда или так стало только сегодня? Угу, Кот мог свободно вспомнить, что было вчера вечером, как хозяин насыпал ему аппетитно пахнущего кошачьего корма, кажись курица с овощами, как с удовольствием умял полблюдца с горкой, как набрасывался на качающуюся хозяйскую ногу в тапке, как замурлыкал, забираясь к хозяину под одеяло. И как он, кот, с наслаждением заснул, беспардонно развалившись на полкровати.
Кот мог вспомнить, и что было позавчера, как он сначала разлил молоко не знай, зачем со всей дури вдарив лапой по блюдцу. А вот захотелось, что-нибудь такое выкинуть, похулиганить без всякого повода, да побеситься от души. Стало мега весело, прямо бесы в кота вселились. Весь день кот носился по квартире, вбегал на стены, бросался на ковер, забирался под самый потолок и сидел там, под потолком притаившись на шкафу. Ну, а под вечер, совсем распоясавшись, кот украл со стола на кухне внушительный кусок курицы, да день был какой-то чертовски игривый чумной денек-то, ну что тут поделаешь, растущий организм требует активных игр — подытожил рассудительный кот.
Кот совершенно отчетливо помнил и о том, как в итоге получил заслуженных тумаков за содеянное и был лишен за свой проступок не только ласки хозяина, но и вкусного ужина, он это прекрасно помнил (об этом моменте воспоминания были горькими). Как под вечер, обидевшийся на весь мир, кот подъедал крошки корма, в беспорядке лежащие вокруг миски, горе мне горе, есть-то нечего какие-то жалкие крошки, думал кот и автоматически хлебал вкусную свежую воду из оставленного на столе хозяйского стакана.
А мог ли он помнить все так же хорошо, например, если бы его спросили об этом вчера? Тут кот терялся, он и не знал, что и думать-то на этот счет, мог ли он вот так все логически по полочкам, припомнить…. А вот сегодня, пожалуйста, все мог вспомнить, проанализировать, даже поспорить с самим собой, без проблем — сегодня он мог мыслить!
Мысли выражались легко, выводы напрашивались сами собой, идеи возникали одна лучше другой. Память кота раскрылась темной манящей бездной в его кошачьей душе. Гладь воспоминаний манила сознание кота и не в силах сопротивляться приятному досугу, кот с головой погрузился в воспоминания. Кот вспоминал многое из того что с ним было. Удивительно, какие фантастические способности открылись ему сегодня, что он даже помнил, например, запах материнской груди и немного смазано полустерто вкус её грудного молока с горчинкой. И как они, вшестером присосавшись к маминой груди, жадно пили горячее мамино молоко, попискивая помурлыкивая от удовольствия, он помнил, как касался своих братьев и сестер в плотном лежбище младенцев, помнил, как чувствовал телом биение их родных сердец. Или тот период жизни, когда будучи еще слепым котенком, делал свои первые шаги на дрожащих неуверенных лапках. Один шаг, еще один, подкашивались хлипкие лапки, топ-топ вышагивал свои первые шаги маленький кот, в темноте натыкаясь на пока невидимые им предметы. Кот отчетливо помнил даже то, как провидение выбрало его, на роль домашнего питомца, и как жалобно пищали его братья, и сестры, которых уносила прочь пожилая женщина в цветастой простецкой косынке натянутой на самые глаза. Братья и сестры жалобно пищали из корзины, удаляясь куда-то за пределы дома, которых он более никогда не видел, хотя знал, догадывался, чуял можно сказать, читал это в грустных глазах матери, что судьба их была трагична и безрадостна. Он помнил, как мать в безысходности и горе носила его за шкирку, прятала по углам стараясь спасти и оградить от страшной участи. «Кабы были мы кошками породистыми, то и жизнь наша была бы другой», как-то говаривала грустная заплаканная кошка-мать — а так, так мы обычные среднерусские короткошерстные кошки, таких как мы миллионы сынок, вот и путь у многих из нас короток, после рождения в мешок да и в воду, но ты никогда не должен забывать о том, что ты избран был создателем продолжить наш род, и прожить ты должен долгую и насыщенную жизнь и за себя и за пять сгинувших твоих братьев и сестер. В сердцах говорила мать, вылизывая холку засыпающему малышу…