Зеркала Борхеса - Андрей Бондаренко

– Подтверждаешь, голосистая, мою смелую версию, возникшую, отнюдь, не на пустом месте? Логика в данном случае проста и непритязательна. По бокам дороги – с обеих сторон – наличествует по тёмно-зелёной высоченной лиственной стене. Да и пахнет здесь характерно, как в старенькой деревенской бане. То бишь, тропической влажностью и болотной гнилью. Однозначно, провинциальным клоуном буду, джунгли… Но разве это повод для грусти? В джунглях, как утверждают импозантные дикторы научно-популярных телевизионных каналов, бывает очень интересно, захватывающе и познавательно. И, скорее всего, они правы. Только, вот, здешняя нездоровая и гулкая тишина, безраздельно царствующая вокруг, меня слегка смущает, настораживает и давит на нервную систему…

– И-и-и-их! – донеслось из ближайших изумрудно-зелёных зарослей. – Их-их-их!

Лошадь испуганно задёргала каурыми ушами и, не дожидаясь подсказок и понуканий, прибавила ходу, вследствие чего повозка, оснащённая надёжным тентом, пошитым из чёрно-белых коровьих шкур, устремилась вперёд гораздо быстрей.

– Сглазил, понятное дело, – слегка ослабив вожжи, неуютно передёрнул плечами Алекс. – Это, скорее всего, павианы бесятся. Вон – мускулистые тёмно-бурые тела активно мелькают между веток… Как думаешь, кобылка, обезьяны могут напасть на нас? Не знаешь? Вот, и я, к сожалению, не знаю, чего следует ожидать от этих шустрых и наглых тварей. То бишь, каких подвохов, сюрпризов и гадостей? Кто бы подсказал… Ага, у меня же – из-за широкого кожаного пояса – торчит массивная пистолетная рукоятка, украшенная цветными перламутровыми вставками и тусклыми серебряными нашлёпками. Ну-ка… Тяжёленный, громоздкий и – явно – допотопный пестик. Когда-то мне довелось (ещё там, в обычном Мире), посетить русский город Санкт-Петербург. Девушка, сопровождавшая нашу австрийскую туристическую группу, повела в какой-то музей. А там старенький экскурсовод продемонстрировал нам парочку знаменитых пистолетов, мол, именно из них стрелялись – в 1837-ом году – легендарный российский Пушкин и подлый французский Дантес. Так вот. Те пистолеты из музея были… м-м-м, гораздо более изящными и компактными. А этот – не пойми и что. Тугой-тугой курок. Какая-то гладкая каменная вставка… Он, что же, с кремнево-ударным замком? Офигеть и не встать. Древность патриархальная… Интересно, а пистолет-то заряжен? Или как? А если и заряжен, то чем? А как – после выстрела – его перезаряжать? Шарада заковыристая. Джунглей с павианами мне было мало…

– Шр-р-р-р! – раздалось сразу со всех сторон, и вокруг заполошно замелькали яркие красно-жёлто-зелёные пятна. – Шр-р-р-р!

Лошадка, отчаянно заржав, рванула вперёд. Скорость передвижения возросла многократно, а повозка принялась угрожающе раскачиваться и – время от времени – высоко подпрыгивать на многочисленных ухабах и рытвинах.

– Стоять, шалава бестолковая! – неловко орудуя вожжами, постарался успокоить испуганное животное Алекс. – Это же, всего лишь, стая шумных тропических попугаев перелетела через просеку. Подумаешь. Всё, нет их больше… Остановись! Прекращай так активно работать копытами-подковами! Ну, пожалуйста…

Но лошадь, что называется, «закусила удила» – дорога неуклонно шла вверх, но хвостатая светло-каурая упрямица, не обращая никакого внимания на это обстоятельство (как и на отчаянные крики-вопли незадачливого возницы), всё скакала и скакала, не жалея сил. Скакала и скакала…

Нервная кобылка остановилась, судорожно поводя худыми боками, только на вершине пологого холма, полностью свободной от лесных зарослей.

– И на этом, родная, спасибо, – вежливо поблагодарил Алекс. – Все колёса, слава Богу, на месте, тележка не развалилась. И то, как говорится, хлеб.…Итак, где же мы с тобой, собственно, оказались? Пока ясно только одно – на отличной смотровой площадке. Чем и следует, по моему мнению, незамедлительно воспользоваться…

Он, не слезая с облучка повозки, встал на ноги и с интересом огляделся по сторонам.

Пейзаж, открывшийся взору, откровенно впечатлял и внушал уважение. Слева (судя по ощущениям, на западе), возвышались – длинной бескрайней полосой – далёкие серо-голубоватые горы, полные неизъяснимой печали. Справа – не так уж и далеко – простиралось ярко-голубое безбрежное море. Ну, и морское побережье, понятное дело, украшенное в одном месте россыпью разноцветных строений неизвестного населённого пункта. А впереди (впрочем, как и позади), наблюдались сплошные зелёные-зелёные леса. На вершине холма дорога раздваивалась: один из её «рукавов» вёл к задумчивым голубым горам, а другой, наоборот, к легкомысленному (но тоже голубому), морю.

– Тропические вечнозелёные леса, – пристально всматриваясь вперёд, на всякий случай уточнил Алекс, после чего, почувствовав тягу к живому общению, обратился к лошадке: – Как, быстроногая, себя чувствуешь? Притомилась? Ну, отдыхай, отдыхай.… А что, кстати, думаешь – относительно местных природных красот? Отдуваясь, молчишь? Ну-ну… Ладно, тогда я поделюсь своими умозаключениями. Значится так… На западе – высокая и длинная-длинная горная гряда. Вернее, серьёзная-серьёзная горная страна. И угольно-чёрные высоченные пики – местами – присутствуют, и широкие седловины, оснащённые пышными шапками вечных и белоснежных снегов. На востоке же расположились ласковые-ласковые, лазурные-лазурные морские воды. Непростые, ей-ей, лазурные воды, а с ярко-зелёными – и тут, и там – островными архипелагами. А между синими горами и тёплым морем разместилась узкая (но, вместе с тем, визуально-бескрайняя), полоска тропических вечнозелёных лесов. Вот, такая запутанная картинка… Ощущения? Догадки? Ассоциации? Имеется одна дельная – типа – ассоциация.…Например, литературные произведения великого и непревзойдённого О`Генри. Жил на этом свете один мечтательный старик с таким именем – смуглолицый и морщинистый, а его тёмно-коричневые пальцы всегда пахли настоящими кубинскими сигарами и нечаянно-пролитым виски.…О чём это я? Ах, да… Странная, цветная и очень беспокойная страна, зажатая между величественными Кордильерами и безалаберно-весёлым Карибским морем. Многое сходится. В том плане, что очень – по визуальным ощущениям – многое-многое-многое…

Рядом обнаружилось светлое оконце – два метра на два, из которого вытекал, чарующе журча и устремляясь вниз по склону, крохотный, но на удивление бодрый ручей.

«Родничок бьёт прямо из желтовато-серой скалы», – отметил Алекс. – «Родники, они верные и многократно-проверенные друзья. Причём, не только человечьи, но и Божьи. Многое могут и рассказать, и подсказать. Многое-многое-многое. Если, понятное дело, захотят…».

Соскочив с повозки, он подошёл к роднику и, предварительно трижды сплюнув – на всякий пожарный случай – через левое плечо, заглянул в туманно-зеркальное «оконце».