Похищение чудовищ. Античность на Руси - Ольга Александровна Кузнецова

Соломон и Китоврас. Клеймо Васильевских врат Троицкого собора в Александрове. XIV в.

Поединок Полкана с Бовой. Муравленый изразец, XVII в.

Сам черт связал веревочкой

Сатир и кентавр не только попадают в одни и те же книги в качестве чудес мира, достойных изумления, но и участвуют в сюжетах вместе. Cредневековые сочинения об устройстве мира описывали таинственные экзотические народы гуртом: по соседству оказывались мантикоры и мохнатые сатиры, телороги (кентавроиды с оленьими рогами) и ипподесы с потомиями, сочетающие конские и человеческие части. Диковинные названия постоянно искажались, а монстры за счет этого преумножались, потому что очередной редактор, собирая сведения для своего нового сборника, заимствовал одного и того же персонажа дважды, встречая его в разных книгах под разными названиями. К XVII в. все чаще кентавр становится в пару с сатиром, один из них словно ведет за собой другого. Например, Симеон Полоцкий в 1667 г. создает геральдико-эмблематическую поэму «Орел Российский», в которой обыгрывает знаки зодиака. Дойдя до описания стрельца, которого на Руси в зодиакальном круге обычно изображали кентавром (по греческой традиции), поэт вспоминает и о сатире. Сатира на звездном небосводе нет (при том что споры о «правильном» количестве ног у звездных стрельцов все-таки велись [57: 84]), но Симеон в духе эмблематической астрологии пишет, что небесный стрелец будет мирным символом, добрым слугой, тогда как на земле ему подобало бы охотиться на зверей, подобно Диане и сатирам.

Иногда кентавры с сатирами подменяют друг друга. В XVII в. А. А. Виниус переводит на русский язык басню «О кентавре и жене» [73: 361]. Сюжет довольно незамысловатый: кентавр пристает к купающимся девицам и даже хватает одну, но она предпочитает умереть, нежели достаться ему. Но на гравюре к изданию басен Виниуса (1712) изображен «классический» сатир: с рожками и на двух ногах с копытами. Источник этой картинки — западноевропейская гравюра, и сама история подходит скорее сатиру, то есть персонаж мог смениться во время странствия сюжета. Но надо понимать, что «неправильная» картинка не всегда обозначает замену персонажа. Зодиакальные стрельцы в образе сатиров фигурировали в искусстве Возрождения. На русских миниатюрах XVIII в. неоднократно изображалась встреча святого Антония с сатиром, где рогатый козлоподобный сатир твердо стоял на четырех ногах, все еще оставаясь собой.

Иллюстрация к басне Виниуса «О кентавре и жене», XVIII в.

Сатир и кентавр открывают раздел о чудовищах в «Книге естествословной», хотя сведения об этой парочке автор почерпнул из разных источников. Основное описание кентавра взято из печатной книги о Троянской войне, а описание сатира — из сборников с рассказами о диких народах. Тем не менее автор их соотносит. В финале второй главы говорится, что оба «человекоподобных дива» есть в житии Павла Фивейского. Действительно, Иероним Стридонский (IV в.) писал о том, как Антоний Великий в поисках Павла Фивейского набрел на диких зверей, проявивших перед ним разум и кротость; среди них было два совсем странных существа — кентавр и сатир. Кентавр хоть и человекоподобен, а все-таки оказался диковат: он не мог членораздельно говорить, но указал путь рукой. А сатир по-человечески объяснил, что он — простой смертный, которому в древности язычники поклонялись как богу, и затем попросил у святого молитв за свой народ. Этот удивительный рассказ не только не был отвергнут в Древней Руси, но даже оказался на церковной фреске Спасо-Преображенской церкви Евфросиньева монастыря в Полоцке (XII в.) [55] и попал в знаменитое собрание житий святых — Великие Минеи-Четьи (XVI в.).

Антоний и сатир. Сборник. XVIII в.

И се узре человека, коню подобна, его же славатворцем «иппокентаврон» пронарече, к нему же дерзостне рече Антоние, никако же ужасився, в коем месте раб Божий живет. Зверь же преклонився о словеси и не могий гласом рещи, рукою место показоваше и на поле течаше.

Узре ина зверя, человеча естества мним, козлия ноги имея и роги на главе; сего же зрению удивлься Антоние, верою несуменною вооруже сый, бе<з> страха вопрашаше являемое: «Кто еси и откуду?». «От же мертвец быти, — глаголаше, — и един от живущих в пустыни, их же наставлением «сатиро» именуемом, служити изволися; мольбу же к тебе приношаю от стада моего, да о нас к общему Владыце помолишися: несь бо место нам оставлено, ибо Христу Воцарившю, во вся земля изыйде вещание его…»

Встреча Антония Великого с Павлом Фивейским стала сюжетом русской гравюры (1626), на которой сатир и кентавр тоже изображены. У иппокентавра нет рук, но гораздо более странно, что перед нами женская ипостась, никак не оправданная текстом. В Физиологе Дамаскина Студита (XVIII в.) в качестве иллюстрации к рассказу об онокентаврах тоже изображена женщина-кентавр — правда, с руками. Такие несостыковки ученые объясняют заимствованием (перерисовкой) изображений из других текстов, иногда не совсем подходящих по смыслу, за неимением более точной иллюстрации. Но важно, что иллюстратор соотносит изображаемых чудовищ, и в ряде случаев именно кентавр женского пола выступает главным представителем вида, хотя тексты этого не оправдывают.

Святой Антоний встречает кентавра, сатира. Гравюра, XVII в.

На старинных русских изображениях позы персонажей — положение рук, ног, пастей — говорят гораздо больше, чем выражения лиц. Перед Антонием Великим сатир стоит в классической «позе внимания» [87: 68]. Одна рука согнута и прижата к груди, другая протянута к говорящему в этот момент святому (указующий перст Антония означает наставление, говорение). Иппокентавресса за неимением рук не может принять соответствующую позу, но в знак внимания и уважения она преклоняет колено. «Табунок» сатиров, стоящих за спиной собеседника святого Антония, напоминает миниатюры из древнерусских космографий и хронографов (сочинений об устройстве мира). Жесты не совсем совпадают, но сходство в расположении диких сатиров и житийных «сатыренят» (как они подписаны на гравюре) говорит о том, что художник мог