ОНО - Стивен Кинг

— Ты его получишь, — отрезал Эдди, — но поедешь за ним сама.

О Господи, вот еще новости…

— Я не могу. Я… никогда…

— Так надо, — прервал он Миру. Теперь Эдди отбирал ботинки. — Черт! Здесь нет ни одной подходящей пары.

— Мне тоже малы мои платья! Они слишком жмут в груди!

— Долорес перешьет, — безапелляционно заявил он. Отобрав две пары, он помедлил, затем бросил их назад, нашел пустую коробку, засунул в нее добротные черные ботинки, бывшие в употреблении, но выглядевшие вполне сносными. Когда зарабатываешь на жизнь извозом, мало того — в Нью-Йорке, мало того — известных богачей, внешний вид должен быть соответствующим… Ботинки, конечно, долго не протянут, но… на поездку их хватит. А уж по приезде он займет… Скажем, у Ричи Тозье.

Вдруг нахлынула звенящая тьма, и ему стало трудно дышать. Эдди с ужасом подумал, что уже упаковал эту чертову аптечку, совершенно забыв о самом важном — аспираторе, лежащем в кабинете наверху.

Чемодан лязгнул застежкой. Эдди оглянулся на Миру, стоявшую посреди холла с прижатыми как у астматика к груди руками. Шея жены напоминала короткую толстую колонну. Мира потерянно взирала на Эдди, и этот взгляд мог бы в другое время вызвать у него жалость, но теперь его сердце сдавливалось беспокойством за самого себя.

— Что происходит, Эдди? Кто звонил? У тебя неприятности? Ты можешь мне ответить? Какие неприятности?

Эдди медленно поплелся в ее направлении с сумкой на молнии в одной руке и чемоданом в другой. Траектория его движения была более или менее прямой благодаря немалому весу. Мира двинулась было ему навстречу, перекрывая путь к лестнице, и он подумал, что она не даст ему пройти. Но как только его лицо в полной мере ощутило объем ее грудной клетки и массу воздуха, пропускаемого через легкие, жена испуганно шагнула в сторону. Эдди прошел мимо не остановившись, и Мира залилась слезами.

— Я не смогу добраться до Аль Пачино! Я врежусь в светофор или во что-нибудь еще, но не доеду! Эдди, не пуга-а-а-ай меня!

Он взглянул на настольные часы. 9.20. Голос клерка из «Дельты» объяснил ему, что на последний рейс в Мэн он опоздал: самолет поднялся из Ла-Гаурдия в 8.25. Тогда Эдди позвонил в «Амтрэк» и узнал, что последний поезд на Бостон отходит с Пенн-Стейшен в 11.30. На нем можно доехать до Саунт-Стейшен, а оттуда на тачке до диспетчерской «Кейп-Код Лимузин» на Арлингтон-стрит. «Кейп-Код» и «Ройял Крест» — компании, где работал Эдди, — работали на принципах добрососедства долгие годы. Краткий звонок Батчу Каррингтону в Бостон, и — проблема с транспортом на север решена: Батч обещал заправить «кадиллак». Он прокатится с шиком, без всяких клиентов «с-болью-в-пояснице» на заднем сиденье, отравляющих атмосферу идиотскими сигарами и задающих идиотские вопросы типа «Сколько стоит кока-кола?»

«С шиком — это хорошо, — думал Эдди. — Единственный способ прокатиться действительно с шиком — когда тебя повезет катафалк. Не стоит беспокоиться: это, скорее всего, и будет твоя обратная дорога. Если, конечно, будет что везти».

— Эдди?

9.20. Масса времени — рассказать ей, побыть напоследок добрым. Вот было бы здорово, если бы этой ночью она играла в вист. Как легко было бы уйти, оставив записку на холодильнике (его записки на дверце холодильника Мира, как правило, замечала быстрее). Впрочем, это походило бы на дезертирство, но теперь — много хуже. Теперь, может статься, он уходит навсегда, а это тяжело…

«Говорят, что твой дом там, где подсказывает твое сердце, — текли мысли Эдди. — Наверное, так. А старина Бобби Фрост любил говорить, что дом — там, куда тебя тянет и где тебе рады. Не совсем так: это еще и место, где ты был однажды и где не хотят, чтобы ты уходил».

Он застыл на верхней ступеньке, сбившись с темпа, обеспокоенный собственным прерывистым, с всхрипами дыханием, и бросил взгляд на плачущую жену.

— Поднимайся, я расскажу тебе что смогу, — произнес он, ставя сумки — одну с одеждой, другую с аптечкой — перед входной дверью. Кое-что он вспомнил… вернее, призрак его матери, давно умершей, с которым, однако, он вел время от времени мысленные беседы, напомнил ему…

«Помни, что если промочишь ноги — получишь простуду, Эдди. Не гляди на других, у тебя слабое здоровье, поэтому будь осторожнее. Надевай резиновую обувь, когда идет дождь…»

В Дерри дожди были частым явлением.

Эдди раскрыл чулан, снял с крючка пластиковый пакет с галошами и запихнул его в дорожную сумку. «Ты правильно поступаешь, Эдди».

В гостиной был включен телевизор; какая-то группа доводила своими децибелами фанатов до исступления. Эдди покрутил ручку громкости; экран телевизора был так велик, что Фримен Макнил из воскресной полуденной передачи «Бробдингнэг» казался чуть ли не гостем Каспбраков.

Эдди вызвал по телефону такси. Диспетчер заверил, что машина будет в течение пятнадцати минут. Эдди поблагодарил и повесил трубку. Его аспиратор лежал на крышке дорогостоящей аудиосистемы «Сони». «Я истратил пятнадцать сотен баков на эту систему только для того, чтобы Мира не пропустила ни единой золотой ноты на пластах Барри Мэнилоу и своих «сборников хитов», — подумал он, вдруг ощутив свою вину. Он чертовски хорошо понимал, что это запрещенный прием. Мира получала одинаковое удовольствие и от своих старых заигранных пластинок, и от новых лазерных «сорокапяток»; более того, она была бы счастлива сохранить спокойную жизнь в их уютном четырехкомнатном домике в Куинсе до старости (а судя по редевшей шевелюре Эдди, до этого было не так уж далеко). Он купил эту дорогую игрушку по той же причине, что ранее — дом на Лонг-Айленде, при обсуждении покупки которого между супругами было столько же шумихи, сколько между двумя горошинами в банке: он гордился от сознания своей способности и все время вел мысленные препирательства с призраком своей матери, беседовавшим с Эдди голосом мягким, немного испуганным, часто недоумевающим и почти всегда безапелляционным. Когда дело было сделано, Эдди хотелось сказать ей: «Я сделал это, ма! Посмотри! Я же сделал это! А теперь ради Христа оставь меня в покое!»

Эдди вставил в рот аспиратор и с мимикой самоубийцы нажал на клапан. Облачко с божественным вкусом лакрицы заволокло грудь, и удовлетворенный Эдди сделал глубокий вдох. Благотворное влияние аспиратора уже ощущалось: тяжесть в груди уменьшилась. Эдди прикрыл глаза; тут же о себе напомнили голоса призраков.